Начальник сыскной полиции умолк и посмотрел на слушателей.

— Связь безусловно есть! — воскликнул пылко Нат Пинкертон.

Холмс тоже молча кивнул головой.

— Последнее слово я скажу о приметах моторной лодки, — проговорил начальник.

— Я только что сам хотел задать этот вопрос, — сказал Шерлок Холмс.

— Длина лодки около двух с половиной сажен, окрашена в светло-серый цвет. Двигатель — электрический. Передняя часть лодки защищена от ветра полуконусом из толстого стекла, так что носовая часть имеет форму гранаты. Корма тоже имеет полуколпак из чего-то блестящего, но не прозрачного.

— Странный тип! — пробормотал Нат Пинкертон.

— Да, очень странный! — повторил за ним начальник полиции. И, подняв голову, он добавил:

— Итак, господа, я сказал все, что знаю. Остальное зависит от вас. Помните, что князь обещал уплатить за дочь двадцать тысяч, которые распределяются следующим образом: мистеру Холмсу и мистеру Пинкертону, независимо от того, кто из них останется победителем, — по две тысячи рублей; затем тому, кто будет главным виновником открытия преступников и освобождения княжны — четыре тысячи, а остальные двенадцать тысяч делятся между всеми поровну, исключая мистера Холмса и мистера Пинкертона. В случае неудачи — мы не получим, конечно, ничего.

Сказав это, начальник сыскной полиции встал, давая понять, что дело кончено.

Тогда между агентами началось подразделение.

— Кто с мистером Холмсом — тот сюда направо! — кричали одни.

— За мистера Пинкертона налево! — кричали другие.

Вскоре все агенты разделились на две группы. В группе Холмса получилось девять человек, в группе Пинкертона — семь.

Поэтому силы были уравнены и от Холмса один агент перешел к Пинкертону.

Пожелав всего хорошего начальнику сыскной полиции и мистеру Нату Пинкертону, мы вышли вместе с Холмсом и его партией агентов.

На стол был подан самовар, а на другом сервирована закуска и водка.

Шерлок Холмс нарочно велел подать то и другое, лишь только мы вошли в его квартиру.

— Сегодня начинается трудная работа и не мешает, если наши желудки слегка запасутся пищей, — говорил он, вводя всех своих агентов в свою квартиру.

Мы не заставили себя упрашивать, тем более, что все были порядочно голодны.

Закусывая сам, Шерлок Холмс распределял в то же время роли, отдавал приказания, задавал вопросы и по временам посматривал в карту Петербурга, разложенную на подоконнике.

— Вы, Федоров, станете на углу Николаевской набережной и 13-й линии, — распоряжался он. — Вы, Пеньков, — на углу той же набережной и 14-й линии. Таким образом, дом князя будет между вами. Синявин будет наблюдать непосредственно за домом. Каразин будет занимать пост на Дворцовом мосту. Семенов — у Летнего сада и Фонтанки, остальные будут находиться при мне. Ну-ка, господа, выпьем по стаканчику красного вина! Мне удалось достать здесь порядочное…

Холмс налил вина и все мы выпили.

Затем каждому агенту Холмс объяснил особенно его обязанности, не пропуская ни одной мелочи и, когда окончил все инструкции, заявил, что пора отправиться по местам.

Когда Федоров, Пеньков, Синявин, Каразин и Семенов ушли, Холмс обратился ко мне.

— Вас, дорогой Ватсон, я оставляю пока в покое. Отдыхайте, гуляйте и проводите время, как вам угодно. Берегите, впрочем, ваши силы, ибо они скоро понадобятся.

Затем, обернувшись к Вишнякову и Мясницкому, он добавил:

— А вы пока будьте у меня на квартире. Каждый час я буду давать вам знать по телефону, где я буду находиться, а вы будете принимать здесь и передавать мне донесения агентов.

Холмс зашел в другую комнату, служившую нам спальней и, когда вышел через полчаса оттуда, мы не узнали его. Это был самый обыкновенный мастеровой, в рваном картузе, из-под которого выбивались беспорядочно рыжеватые волосы.

Порыжевшие сапоги и грязный фартук, надетый на засаленный пиджачный костюм, дополняли его наряд.

Руки и лицо его были слегка вымазаны чем-то похожим на грязь.

Кивнув нам весело головой, он вышел из квартиры.

Я не видал его в этот день до позднего вечера.

Лишь изредка мы получали от него извещения о месте, в котором он находится в данный момент.

Получаемые донесения от остальных агентов не отличались ничем интересным.

Когда поздним вечером Холмс возвратился домой, он казался скучным и утомленным.

Я его не расспрашивал.

Ясно было и без расспросов, что он потерпел полную неудачу, и мне не хотелось раздражать его излишним любопытством, которое, в таких случаях, бывает особенно неприятным.

На следующий день он встал рано и снова исчез на целый день.

Без него к нам заходил Нат Пинкертон.

Американец был зол и говорил, что в этом преступлении сам черт сломит ногу.

— Итак, совершенно ничего? — спросил я.

— Ах, господа! Кое-что есть, конечно, но… этих следов чересчур недостаточно, чтобы раскрыть преступление.

Он наскоро выпил чаю и ушел. В этот вечер Холмс снова вернулся ни с чем.

Из отрывочных фраз я понял, что этот день он провел в доме князя Ободолева и куда-то ездил, чтобы разыскать еще кого-то.

Говоря короче — прошло три дня.

Мы скучали, зевали и злились.

Но и у Ната Пинкертона дело шло не лучше.

Как сейчас помню, наступил четвертый вечер.

Я, Вишняков и Мясницкий сидели за чайным столом.

Вдруг дверь отворилась и в комнату быстрым шагом вошел Холмс.

— Ну-ка, Ватсон, накиньте пальто, да пойдемте со мною!

— проговорил он быстро.

— А мы? — спросили оба сыщика.

— Вы пока побудьте дома! В случае, если я вызову, то вы, Вишняков, тотчас же прискачете к нам, а вы, Мясницкий, не отходите от телефона.

Не разъясняя ничего больше, он добавил:

— Вы, Ватсон, наденьте что-нибудь старенькое.

Страшно заинтересованный, я быстро переоделся, и мы вышли на улицу.

Холмса ждал извозчик.

Лишь только мы вскочили в пролетку, Холмс крикнул:

— Назад, на Васильевский!

Я понял, что он уже был в доме князя и снова возвращается туда.

Извозчик полетел что есть духу.

На этот раз Холмс казался слегка взволнованным.

Таким бодрым он становился всегда, когда дело принимало серьезный оборот и я, зная его натуру, как свои пять пальцев, от души радовался за него.

— Я, кажется, могу вас поздравить? — сказал я, желая вызвать его на разговор.

— Да, дорогой Ватсон, — ответил он весело. — Вы можете поздравить меня с счастливым началом. Что будет потом — не знаю, но пока — дело пошло на лад.

— В чем именно?

— В том, что я, кажется, открыл тот путь, которым похищена княжна.

— Да?

— Вы знаете, меня страшно интересовал этот вопрос. Исчезновение девушки произошло необычайно странно!

— О, да!

— Ведь дом князя полон народу.

— А между тем никто ничего не видал…

— Вот именно! Как хотите, а это должно было навести меня на некоторые мысли.

— Что вы хотите этим сказать?

— Сейчас узнаете! Швейцар не видал ее ухода, в кухне не видели тоже. Если бы в кухне был всего один человек, у меня еще могло бы зародиться подозрение, что этот человек подкуплен, но их было там трое. По собранным сведениям, все они — люди вполне честные и никогда не замечались ни в каких провинностях. Кроме того, они сильно ссорятся между собою и непременно выдали бы один другого.

— Ну, а швейцар?

— Признаюсь, я заподозрил было его. Но вскоре я должен был отказаться от этого подозрения. Оказалось, что этот человек, во-первых, служит у них с детства, получает хорошее жалование, успел сколотить себе порядочные деньжонки и пять лет тому назад купил себе усадьбу с землей за восемь тысяч. Деньги эти добыты самым честным путем, из получаемого жалования и чаевых от многочисленных гостей князя. Во-вторых — голос и горе этого старика так искренни, словно он, в лице княжны, сам потерял свое собственное любимое детище.