Но времени предаваться философским размышлениям на тему баллона у нас нет. Нужно продолжать проверку — у нас еще две комнаты впереди.

Продвигаемся в глубь квартиры, по ходу осматривая помещение. Все-таки насколько разная у нас с ними культура. Видно, что дом богатый и у хозяев есть деньги, но из мебели в квартире — одни ковры. Нет ни столов, ни стульев. По арабским меркам в этом нет ничего из ряда вон выходящего — в обыденной жизни все сидят на полу. И едят так же, да еще и руками. Это не шутка: вилками и ложками арабы не пользуются. Компьютер стоит в нише стены, стула перед ним, конечно же, нет — расстелен коврик. Картин нет. Аллах запрещает изображать живые существа и тем самым уподобляться богу, и поэтому максимум живописи — это вышитый настенный коврик с изображением Мекки.

Самое интересное и непривычное для белого человека — это отсутствие унитаза. У них есть канализация и вода, и технологию мы от них тоже не скрываем. Но природа берет свое. Арабский туалет представляет собой дырку в полу, обрамленную мрамором, а вместо туалетной бумаги и слива присутствует затейливый кувшинчик с водой. Что характерно, кран для набирания воды в кувшинчик находится тоже в туалете. Такова экзотика восточного мира. Несмотря на это, примерно в пяти процентах домов есть нормальный туалет, и эти дома пользуются у нас особым успехом, если операция длительная и нужно занять дом для ночлега. Ведь одно дело — сидеть, раскорячившись, падая и хватаясь за стены, а потом еще использовать ценную туалетную бумагу из неприкосновенного запаса, которую мы с таким трудом несем в заплечных сумках (не кувшином же пользоваться, в самом деле!), и совсем другое дело — рассесться по-хозяйски, как дома, предварительно сняв бронежилет и каску, и мечтательно сидеть с полчаса, размышляя о красоте окружающего мира. Так воздадим же хвалу прогрессу и культурному обмену между цивилизациями, которые даже солдату дают иногда возможность почувствовать себя человеком. Ну, впрочем, романтику мы оставим на потом.

Не спеша (нам торопиться некуда) мы проверяем комнату за комнатой, этаж за этажом. И вдруг на третьем этаже меня настиг серьезный соблазн. В одной из комнат я увидел лежащие на столе четки. Голубовато-белые, они переливались на свету и притягивали взгляд.

Здесь нужно пояснить. За всю свою службу я очень хотел найти себе подходящий сувенир, который будет мне напоминать о проведенном в армии времени. В принципе, у меня дома и так хранилось много разного добра, которое я не выкинул и после службы, а оставил как сувениры. Коллекция была серьезная, судите сами: множество патронов разных калибров, пепельница из минометного снаряда, берет палестинской службы безопасности, снятый с еще не остывшего трупа, «куфия» — головной платок, который носят арабы-мужчины, нож «коммандо», который мне подарил мой командир после того, как мы закончили учебку. В общем, вещей много. Но я очень хотел найти четки. Одни четки у меня уже были, но в порыве душевной щедрости я подарил их одной девушке… Одной замечательной девушке. Да где сейчас я и где она?

Так вот, эти четки на столе были еще красивее, чем прежние. И все то время, что мы были в квартире, я боролся с собой. У меня нет проблем взять то, что принадлежало убитому врагу. Тут все просто — он мой враг, я его убил, его вещи — мои трофеи. Так было испокон веков. Но взять чужую вещь из дома, где живут мирные люди — это кража. И неважно, насколько они тебя ненавидят. Только что я стрелял в их шкаф и испортил им половину вещей, которые стоят гораздо дороже. Но это боевая необходимость. Мы делали это не из мести и не для того, чтобы нагадить им; мы делали это, чтобы найти террориста и обезопасить себя. А вот украсть у них я не мог.

— Шимер, здесь чисто! — кричу командиру и иду к выходу из комнаты.

— Продвигаемся дальше! — кричит Шимер с лестницы, и мы поднимаемся.

Выходя из квартиры, я в последний раз бросаю взгляд на четки и ухожу. Да ну их в жопу! Ничего, обойдусь и без них.

Вот последний этаж. Последняя квартира. «Рабочее» звено во главе с Шимри входит, мое звено теперь на лестничной клетке. Готово помочь, если что.

«Да, наверное, пехотинцы что-то перепутали. Или дом не тот, или он успел под шумок сбежать», — думаю про себя.

«Рабочее» звено входит внутрь, я с лестницы заглядываю в квартиру. Парни немного проходят внутрь и начинают простреливать подозрительные места. Вдруг с антресолей наверху раздаются ответные выстрелы. Каждый укрывается, за чем может, и начинает стрелять. Я вскидываю винтовку и, стоя за дверным косяком, открываю огонь. Шимри стоит в проходе прямо под антресолями, он прошел чуть дальше остальных, поднимает винтовку вверх и стреляет вслепую по потолку. Три секунды ураганного огня и Шимри орет:

— Прекратите стрелять!

Мы прекращаем, я стою, целясь вверх, и держу палец на курке, готовый продолжить стрельбу на малейшее шевеление.

Слышен крик изнутри. Он кричит на арабском, и я нечего не понимаю.

— Не стреляйте! Он хочет сдаться! — кричит Сайф, наш переводчик, у меня за спиной.

Хорошо, что он оказался рядом. Повезло арабчику.

— Скажи ему, чтобы сначала он выбросил оружие, а потом медленно вылезал, и руки вперед.

Шимри объясняет, Сайф переводит, и из полураскрытой дверцы вываливается автомат и с лязгом ударяется об пол.

— Мое звено! Закончить проверку квартиры! Алон! Взять антресоли на мушку! Если он хоть что-то попробует сделать, — стреляйте на поражение, — Шимри выкрикивает команды, и мы выполняем.

Через полминуты, когда последняя комната проверена до конца, из открытых антресолей показываются две руки. Я прикрываю, а Шимри с Роненом открывают дверцы и достают его. Проверяют на наличие взрывчатки, но он чист. Вроде бы наш клиент. Полной уверенности нет, потому что он весь в кровоточащих ранах от осколков и пуль. Боевик чуть живой, но бетонные стены его все же спасли. Он лежит на полу и Лазарь тут же склоняется над ним, чтобы перевязать. Мы забираем трофейный автомат, проверяем, что больше наверху ничего нет, и Шимер связывается со Службой безопасности.

Через две минуты споров и криков по армейскому телефону он поворачивается к нам и говорит:

— Ребята, простите, но весь район поднялся, везде бои. Безопасники не могут приехать, нам нужно самим доставить его для опознания. Военный амбуланс уже по дороге, но нам нужно вынести его наружу.

— Да что за бред! Он в нас стрелял, нам же его и таскать?

— Добьем его — и дело с концом!

— Да пусть эти уроды сами его несут!

Все протестуют и понятно из-за чего — тащить тяжеленное тело, а террорист-то довольно упитанный, с четвертого этажа не так уж и интересно.

— Да он же нам все носилки засрет! — наш парамедик негодует больше всех. Всего месяц назад он выбил дополнительно нам на подразделение новые носилки, и ему очень не хочется в первый раз раскладывать их для раненого араба.

— Парни, я все понимаю, но вы сами знаете, что безопасники просто так нас просить не будут.

Тут он прав. Служба безопасности просто так ничего не просит. Если бы они могли приехать, то приехали бы. Делать нечего. Лазарь раскрывает носилки и привязывает к ним «джонни».

— Четверо несут, остальные прикрывают, — говорит Шимри и, заканчивая препирания, первым берется за носилки, подавая пример.

Я берусь с другой стороны, Саги и Ронен берутся сзади. «Рабочее» звено идет впереди, прикрывая, мы поднимаем носилки и начинаем спускаться по лестнице. Довольно тяжело, и, несмотря на перевязки, наш красавец истекает кровью. Я матерюсь про себя и несу дальше, разворачивая носилки в лестничном пролете. Внизу, перед выходом кто-то меняет Шимри, он все-таки офицер и должен командовать отрядом. Связываемся с внешним окружением, чтобы они не начали стрелять, увидев нас, и выходим наружу. Военный бронированный амбуланс уже ждет нас, припаркованный задом к выходу из дома и с распахнутыми наружу дверями. Военный доктор суетится внутри, он показывает нам, куда класть «джонни», и сразу же начинает им заниматься. К нему в машину подсаживаются Лазарь и Сруль — помочь оказывать первую помощь, да и присмотреть за пленником.