— Если только в Башне никто не поселился, она, несомненно, самое верное место, куда можно укрыть нашу машину. В такое смутное время было бы крайне неосторожно оставить нашу птицу на сохранение у той или другой из воюющих сторон. Помните, буры конфисковали у нас слона, объявив, что он привезен нами «для военных целей»!

— Только этого и недоставало — чтобы англичане отняли у нас механическую птицу, сказав, что она тоже служит «для военных целей»! — воскликнул Жерар. — Если нужно, мы спрячем ее под землею, день и ночь, вооруженные, будем стеречь ее, лишь бы не случилось подобной катастрофы.

— Башня находится в стороне от места военных действий, — сказал Вебер, — и можно надеяться, что «Эпиорнис» будет в ее стенах в совершенной безопасности. Во всяком другом месте легко могли бы завладеть этим полезным изобретением!

— В самом деле, — задумчиво сказал Анри, — было бы более чем непростительно, если бы какой-нибудь генерал завладел нашей машиной: ведь с такого аэроплана можно, находясь в полнейшей безопасности, изучить положение неприятельских войск, послать важную телеграмму; от этого может зависеть тысяча жизней, честь нации, военная слава!

— Пусть-ка попробует! — сказал Ле Ген, сжимая кулаки. — Пусть мне поручат охранять этот самый «Пиорнис», тогда англичане увидят, так ли легко им завладеть!

Было три часа ночи, когда гигантская птица достигла Трансвааля, держась все еще на высоте, чтобы скрыться от глаз любопытных и от пули какого-нибудь охотника. Аэронавты приближались все ближе и ближе к Родезии, где они некогда жили так мирно, счастливо, деятельно, и откуда их изгнала всемирная разрушительница война. Они жадно всматривались, стараясь распознать группу деревьев, знакомый холм, окружавшие их прежнее жилище.

— Вот он, вот Масседорн! — вскричал первый Ле Ген. — Жалкая груда развалин! Только река такая же, как была. Сердце тоскливо сжимается. А мы-то трудились, пахали, пололи, поливали и все для чего? Куда девались розы мамзель Лины? Какие чудные букеты роз срезала она каждый день, чтобы украсить обеденный стол! Право, больно взглянуть!

И матрос смахнул рукавом навернувшуюся было слезу. Остальные молчали, тоже печальные и взволнованные. Сколько труда и усилий, сколько богатств, красоты погребено под этой кучей обгорелых бревен и кирпича! В этом благословенном, но когда-то диком уголке земли, где климат благоприятствует растительности, благодаря трудолюбию и уму одной семьи был создан земной рай; заходившие сюда и встречавшие всегда самый радушный прием странники всегда дивились его красоте и благоустройству. Прошла богиня с кровавым взором и пылающим факелом и в один миг превратила цветущий уголок в пустыню, которая снова сделалась обиталищем диких зверей. Но вот уже исчезли из виду лес магнолий, бывший сад Масседорна, река, и вдали показалась крепкая Башня.

Живут ли в ней? Никакого признака человеческого жилья. В это время дня крестьянин уже в поле, хозяйка успела накормить его горячей похлебкой; но не видно ни плуга, ни телеги, ни тонкой струйки дыма над деревьями; ничто не изобличает жилья и его обитателей. Должно быть, здесь никто не живет.

— Прекрасно! — сказал Жерар, осмотрев в подзорную трубу окрестности Башни. — На пять миль кругом не видно ни души. Не видно даже длинноухого зайца или газели, а между тем, помнишь, Ле Ген, сколько мы их стреляли, охотясь в этих лесах?

— Должно быть, когда подлец Бенони опустошил эту местность, он ничего не оставил, даже дичи! — отозвался Ле Ген.

— Я уверен, что место здесь необитаемое, — продолжал Жерар, откладывая в сторону трубу. — Можно смело спуститься прямо во двор.

— Для большей уверенности, — предложил Анри, — спустимся сначала на полянке, в полукилометре от Башни. Двое из нас могут затем отправиться на разведку. Если в Башне живут, мы полетим дальше, если нет, мы оставим аэроплан на дворе.

— Отлично! — согласился Жерар. — А мы с Ле Геном пойдем на разведку.

— Очень рад, — откликнулся Ле Ген, — а то у меня мурашки пошли по ногам. Хороша ваша коробочка, мосье Вебер, да немного тесна.

Лишь только занимавший наблюдательный пост Жерар наметил место, где «Эпиорнис» мог безопасно опускаться, и подал сигнал, машинист нажал рукоятку, и аэроплан начал опускаться, замедляя скорость, вопреки всяким законам о падении тела, благодаря искусно придуманному механизму. Птица опускается все медленнее и медленнее, вот она уже касается земли, опустившись мягко и эластично, так что сидящие в каюте не ощущают ни малейшего толчка.

— Ура! — вскричал Жерар. Товарищи подхватили его возглас, — Анри, ты настоящий виртуоз. Ты делаешь положительно чудеса! А теперь в дорогу! Скорее, Ле Ген. В один миг мы будем у Башни, пока вы тут стережете наш ковчег.

— Однако, — сказал Ле Ген, когда они тронулись в путь, — все-таки приятно чувствовать под собою землю. У нас на корабле ее в насмешку называют «коровьим полом»! Но, шутки в сторону, на земле все-таки чувствуешь себя лучше, чем где бы то ни было.

— Ты ли это говоришь, старый морской волк? — возмутился Жерар. — Значит, ты вовсе не оценил прелести нашего чудного воздушного полета? По-твоему, лучше было бы совершить поездку на простом пакетботе, а то, пожалуй, еще лучше, в почтовой карете!

— Как сказать, — сконфуженно проговорил Ле Ген, — оно, действительно, в почтовой карете как будто и не так опасно, как на этой махинище-птице, которая возьмет да и поднимет тебя раньше, чем успел опомниться, на пятьсот метров вышины. Право, чувствуешь себя как-то не того…

— Что ж, тем больше чести для тебя, если ты согласился пуститься в такое путешествие! — сказал Жерар.

— Удивительно! — заметил Ле Ген несколько минут спустя. — Кажется, после нашего отъезда никто не заглядывал сюда. Я не вижу ни следов копыт, ни колеи от колес. Должно быть, люди не решились коснуться владений наших господ.

— Не следует заблуждаться на этот счет, — отвечал Жерар, покачав отрицательно головою. — Очень естественно, что Масседорн остался необитаем: во-первых, он находится в стороне от места военных действий, во-вторых, вспомни, какой погром произвел здесь Бенони со своей шайкой. Разломали все, и стены, и мебель, не оставили ни бутылки вина, ни припасов. Если отряд голодных солдат и заходил сюда, они не нашли здесь ничего. Это-то и дает мне надежду, что точно так же необитаема и Башня.

Ожидания Жерара оправдались. Глубокое молчание царило в древней крепости. Единственными обитателями ее, с тех пор, как из ее стен выехал длинный караван, состоявший из членов семьи Массе, их гостей и слуг, были разве только пауки да крысы. Не теряя времени, разведчики возвратились с добрым известием к ожидавшим их товарищам, и снова все разместились на «Эпиорнисе».

Аппарат снова поднялся в воздух, как стрела, пролетел небольшое расстояние, взвился над двором и легко опустился на землю. Было четыре часа дня.

— Нечего терять время! — сказал Анри, выходя из каюты. — Надо поскорее разыскать лошадей и проводника и ехать в Моддерфонтэн. Дорогой Вебер, вы тут поберегите «Эпиорнис», ваше детище, создание ваших рук. Ты же, Ле Ген, позаботишься о мосье Вебере. Вот все, что я хотел сказать вам. А теперь прощайте, я должен действовать, я ухожу.

— До свидания, дети мои, — взволнованно сказал старик. — Спешите. О нас не беспокойтесь. Мы с Ле Геном будем верными сторожами и хозяйничать тоже сумеем. Всего хорошего! Да возвращайтесь поскорее вместе с милой пленницей!

Молодые люди быстро удалились. Местность хорошо им знакома. Сколько раз они охотились здесь! Но теперь они не вспоминают даже своих былых удач на охоте; им нужно выбраться в населенные места, запастись всем необходимым для дальнейшего путешествия. Два года тому назад в десяти километрах от дороги был поселок. В настоящее время это уже целое местечко, где, наверно, можно будет купить лошадей. Зная местные языки и обычаи, братья легко нашли то, что им было нужно. Через четверть часа они уже ехали на приобретенных ими малорослых африканских лошадках, за которых заплатили вдвое дороже, чем они стоили. В восторге от такой выгодной сделки, барышник предложил им в проводники своего сынишку. По его расчетам, Моддерфонтэн находился не более как в сорока милях отсюда, и они, конечно, прибудут туда к вечеру — Сакколо важный ходок.