Действительно… Видеоизображение на экране начало смещаться… Теперь уже была видна вся фигура солдата, вытянувшаяся на высокой каталке. Не только голова, но и шея, плечи, руки и грудь были обмотаны белыми повязками, сквозь которые темнели редкие пятна крови.

— Дима! — послышалось из телевизора. Саклаков! Дима! Ты меня слышишь?

Не отрываясь от камеры прапорщик настойчиво звал раненого, но тот никак не отзывался на своё имя и фамилию. Создавалось такое впечатление, что на длинной железной тележке находится бесчувственный манекен, зачем-то перевязанный белыми повязками и запачканный красной краской…

А армянский прапорщик был человеком упрямым и продолжал обращаться к бойцу всё громче и громче:

— Дима! Саклаков! Ты меня слышишь? Дима!.. Саклаков!.. Ты меня слышишь? Дима! Если меня слышишь — поморгай ресницами…

Кто-то из телезрителей не выдержал:

— Ну ты и докопался до раненого. Ему же покой нужен.

Но сидевший рядом с говорившим прапорщик-армянин был очень невозмутим и ещё более красноречив:

— Да он в сознании был, только говорить не мог. Видите, трубка изо рта торчит? А сейчас он поморгает… Вот… Смотрите! уже моргает.

Действительно, на экране раненый буквально на секунду приподнял веки и тут же их опустил. Было видно, что эти небольшие движения дались ему с большим трудом. Поэтому среди нас послышалось несколько вздохов.

Однако… На телевизионной картинке оператор сразу воодушевился от такого контакта:

— Дима! У тебя всё нормально? Если всё нормально поморгай мне два раза. Слышишь, Дима?!

От услышанного Пуданов даже фыркнул:

— Ну, ты и нашёл что спросить у раненого!

— Надо же его чем-то подбодрить, — Всё также невозмутимо сказал прапорщик Мурадян, но затем тяжело вздохнул. — Всё!.. больше он моргать мне не будет. Съёмка окончена.

Сидевший в первых рядах широкоплечий и краснолицый капитан перекрестил застывшее видеоизображение с очертаниями белой фигуры тяжелораненого и громко вздохнул… Остальные командиры и прапорщики стали молча покидать палатку минеров.

Мы с Пудановым возратились в нашу роту, где он стал заниматься своими делами, а я отправился в ружпарк сверять по номерам оружие, средства связи и наблюдения. Вчера мы имели на руках один список с номерами оружия, а сегодня ротный выдал мне более точную информацию, которая также нуждалась в дополнительном уточнении. При помощи Бычкова эта процедура прошла быстро и успешно. Все номера автоматов, снайперских винтовок, двух пулемётов и гранатометов совпадали. Не было путаницы и с радиостанциями, прицелами и биноклями.

Во второй половине дня я пошёл на склад РАВ,[5] чтобы сдать автомат покойного Олега Кириченко и получить свой родной Винторез, с которым я начинал эту кампанию в январе месяце. Как мне сказали, после моего убытия в отпуск в апреле этой непривычно-пятнистой снайперской винтовкой никто не пользовался, что меня сейчас очень даже радовало.

— Винтовку, машину, жену — не отдам никому, — пошутил я, когда начальник службы РАВ открывал свой склад.

— Ну-ну, — в тон ответил мне он, отлично зная, что с женой я развёлся, а машину уже продал. — Вон она стоит.

Да я и сам уже видел свою снайперку среди выстроившихся в ряд нескольких Винторезов и прочих стволов. Ведь мою красавицу невозможно было не узнать по жёлто-зелёным пятнам, которые камуфляжными разводами покрывали тёмно-коричневый приклад, чёрный ствол и частично ствольную коробку. Взяв винтовку в руки, я не удержался: передёрнул затвор, вскинул снайперку в направлении широкого дверного проёма, поймал на мушку цель и плавно нажал на курок. Щелчок получился чёткий, а ход курка был по-прежнему плавный…

— Класс! — удовлетворенно хмыкнул я. — Тут где-то ещё мой ящик был с магазинами.

— Да вон там он стоит, — буркнул хозяин склада. — Его один раз вскрывали… для проверки. Давай расписывайся в ведомости, а то мне пора уже.

Я расписался в ведомости за получении своей винтовки, сдал автомат покойного Олега и на этом мой визит на склад РАВ можно было считать оконченным. Сопровождавший меня дневальный подхватил деревянный ящик и потащил его в роту.

Уже в канцелярии я проверил содержимое своего деревянного ящика и негромко выругался. Машинка Ракова для быстрого заряжания пулемётных лент была в наличии. Сохранились и автоматные магазины под патроны калибра 5,45 мм и 7,62 мм. Но среди трофейных АКМовских магазинов я не нашёл самого ценного.

— Вот суки! Спи…дили единственный магазин от РПК… на сорок патронов!

Этот отличный трофей раздобыл капитан Батолин в феврале месяце во время нашего второй «командировки» в Грозный. Ещё летом этот удлинённый и более вместимый магазин был в моём заколоченном ящике, а вот теперь его в нём не оказалось.

— На сорок пять может, — хотел поправить меня ротный.

Но я отрицательно замотал головой и сразу же возразил:

— Да нет! Ведь это калибр семь шестьдесят два. Тут только сорок патронов влезает. Жалко такой… Надо будет поискать его среди бойцов и даже у начальников.

Майор Пуданов откинулся на стуле и, потягиваясь, развел руками сначала вверх, а затем широко в стороны.

— Тут летом была команда… сдать на склад все «улитки»… Наши и трофейные — без разницы. Мол, они очень капризные… И патроны в них заедают часто. А это опасно в бою…

— Это в мозгах у начальников что-то заедает, — почти по-доброму выругался я. — Им дай волю, так они нас вообще с одними шомполами и штык-ножами оставят…

«Улитками» мы называли округлые магазины от 7,62 мм ручных пулеметов Калашникова, в которые патроны укладывались по закрученной спирали. Всего в неё влезало семьдесят два патрона, а при определённом старании и все семьдесят три. Что делало такой магазин очень полезным в первые минуты боя, когда требовалось моментально открыть огонь, быстро оценить обстановку, без промедления сменить позицию… В такие моменты жизненно важно стрелять из автомата без задержек на замену пустого магазина.

— А если не чистить и смазывать оружие, то даже шашка будет в ножнах застревать!

Мой сарказм был вполне адекватен такому идиотскому приказу тыловых начальничков. Ведь в январе 95-го, когда «наведение конституционного порядка в отдельном субъекте Федерации» приобрело очень уж ожесточённый и кровопролитный характер, военное командование само приступило к опросу младших офицеров, чтобы те указали средства связи, снаряжение, амуницию и обмундирование, столь необходимое нашим войскам для успешного «Возвращения Чечни в российское законодательное пространство». И командиры подразделений, имеющие боевой афганский опыт, непременно заказывали в числе первых именно такие магазины.

— Если с улиткой обращаться бережно и аккуратно, то лучше неё ничего нет. У нас в Афгане на одну улитку меняли часы «Сейко Пандж» с автоподзаводом и хрустальным стеклом.

— Да что ты говоришь? — рассмеялся Пуданов.

Я понял его намёк и чисто механически посмотрел на свои «куранты»:

— Вот только не надо иронизировать. Я свои купил прошлым летом. Не снял с какого-то чеха — жмурика, а именно купил… на Ростовском рынке «Гулливер».

— Да знаю, знаю я этот рынок, — отмахнулся ротный. — Мы с женой месяц назад там кожаное пальто покупали.

— Для кого? Для жены? — рассмеялся я, заранее предугадывая ответ.

— А для кого же ещё! — ответил ротный. — Для неё, для неё!.. А сейчас что ты делаешь?

— Буду делать себе супер магазин, — ответил я, проверяя ход пружины в магазине. — Аж на сто пятьдесят патронов.

— Ну-ну…

Не обращая внимания на иронические ухмылки «присутствующих», я продолжал заниматься делом. Причём, очень важным и жизненно необходимым. Перепроверив работоспособность пружин, я уже отобрал из своего ящика пять почти новых АКСовских магазинов и теперь мне следовало поочередно скрепить их между собой липкой изолентой черного цвета. Сперва я примотал друг к другу два первых магазина, затем к уже имеющейся парочке присоединился третий, потом четвёртый и наконец-то пятый. Напоследок надо было намотать несколько дополнительных слоёв скотча, прилагая максимум усилий для придания пятёрке магазинов дополнительной крепости. И вот через пять минут напряжённого труда я закончил работу и показал ротному своё творение.