Она, как бабочка, порхала с одной темы на другую, небрежно рассуждая о новой выставке модернистов на Крымском валу в Москве, о теории этногенеза, о кризисе концепции наследственности и преимуществах Альберта Камю над Марселем Прустом. Не знаю, как с глубиной знаний, но с их широтой у нее все было в порядке. Она нашла достойного собеседника, готового трепаться на любую тему, поглотившего за свою жизнь тонны газет и книг, отличавшегося предельным дилетантизмом во всем, кроме работы.

Аля, так звали мою спутницу, относилась к жизнерадостным девчонкам, экзальтированным, верящим во всякую чепуху, как то: призраки в английских замках, НЛО и путешествия во времени. Таких девчонок и мальчишек в пору моего двадцатилетия было неизмеримо больше, чем сейчас. Теперь они уступают место подозрительным, угрюмым, склонным к насилию субъектам, весь полет мысли которых направлен, подобно управляемому ракетному снаряду, на одну цель – где достать «зеленые» и «деревянные».

– Где-то я вас все-таки видела, – через полчаса нашей беседы вставила Аля.

– Не в Люксембурге?

– В Люксембурге? Нет.

– Правильно, я не был в Люксембурге.

– А я не была дальше Питера. – Она это уже говорила. – Виктор, а вы живете в нашем городе?

– Живу. Но недавно. Где-то с год.

– С год?.. Дыра жуткая, правда? Хоть и почти полмиллиона населения.

– Черная дыра.

– А где вы работаете, Виктор? Наверное, деньги делаете?

– Человек делает деньги, а деньги – человека.

– Ну, правда, скажите, вы, наверное, крутой бизнесмен? У вас солидный вид.

– Да не сказал бы… – Я замялся, мне не особенно хотелось распространяться на эту тему. – По образованию я юрист.

– Юрист? Адвокат, да? Ну скажите, адвокат?

– О нет, милое дитя. Хотя что-то похожее…

– Все, вспомнила… Где-то я вас видела…

– А я когда-то это уже слышал.

– Видела я вас два месяца назад по телевизору. Вы Виктор… Виктор Аргунов.

– Точно, – кисло улыбнувшись, согласился я, внутренне напрягаясь. Я не любил, когда меня узнают люди, которых я вижу в первый раз. От этого попахивает подвохом… Брось, успокоил я себя, не безумствуй. Это совершенно не тот случай.

– Как интересно, – хлопнула в ладоши Аля. – Мой сосед – сам Виктор Аргунов!

– Тише, Аля, умоляю вас. Кроме того, моя фамилия не из самых известных в России, и вряд ли есть причины особо гордиться подобным знакомством.

– А мне интересно. Не каждый день… Виктор, что с вами, на вас лица нет?

– Уф, подождите… – с трудом выдавил я, вжимаясь в спинку кресла.

На миг мне стало очень плохо, будто вся Вселенная схлопнулась вокруг меня и дала по ушам… Господи, этого уже не было восемь лет, я думал, что навсегда избавился от этих приступов. Уже забыл о них. Мне не хотелось снова испытывать подобные мучения. Особенно сильно мучили меня приступы в детстве, в возрасте от семи до десяти лет. Ощущение было такое, будто мою душу пропускали между шестернями гигантского механизма, стремящегося раздавить меня, стереть в порошок. В такие страшные мгновения на меня наваливалась тяжесть, какие-то смутные картины пытались пробиться сквозь барьер, и это меня пугало больше всего. Они означали возвращение куда-то, куда я давно забыл дорогу и где не было ничего, кроме ужаса и боли. Я не хотел туда вновь. В те времена родители несколько раз обращались к врачам, таскали меня к известным профессорам, на обследования. Заключение было одним и тем же – практически здоров. И физически, и психически… Черт, все возвращалось!

– Виктор, ну что с вами? – Аля озабоченно похлопала меня по плечу.

– Все в норме, – выдохнул я. – Со мной все отлично… Ух ты, посмотрите в окно!

Никогда я не видел ничего подобного. Покрасневшее солнце уже коснулось горизонта и готово было оставить землю, передав свои права ущербной серебряной луне. Лучи уже не резали глаза. Солнце кидало слабеющие блики на гладь озера и на синие полоски лесов, окаймляющих обширные поля. И все было бы ничего, все подходило для того, чтобы наслаждаться красотами закатного пейзажа и предаваться возвышенным мыслям и чувствам. Вот только солнечный диск подернулся темной каймой, будто какой-то эллинский титан пытался заковать его в железный обруч. А потом солнце пошло черными полосами, как экран барахлящего телевизора. Пассажиры удивленно загалдели.

– Отпад, – восторженно затараторила Аля, притиснувшись ко мне вплотную, чтобы быть поближе к окну. – Здорово! У меня друзья есть из городского уфологического клуба. Сережка Воинов и компания. Они говорят, у нас в окрестностях всегда много чего происходило. Вспомнить хотя бы Глуховский «колпак». Не слышали об этом, Виктор? Как так, все слышали, а вы не слышали? Даже центральные газеты писали. Над деревней Глухово, недалеко отсюда, три года назад на целый час будто колпак опустили. Среди бела дня. Ни солнца, ни неба не было видно.

– Бред, – с трудом произнес я, пытаясь восстановить сбившееся дыхание.

– Это тоже бред? – Она кивнула на окно. – А взять дорогу через «Зазеркалье». Муж и жена возвращались поздно вечером домой на машине и вдруг въехали в какой-то городок со странными, похожими на немецкие или итальянские, зданиями, с непонятными людьми, молчаливыми, – в темных одеждах. И все там было как-то не так. Фальшиво. Не говоря уж о том, что никакого города там вообще быть не должно. Супруги были рады унести оттуда ноги. Утром они поехали туда снова. Естественно, никакого города там и в помине не было. Мираж. Иллюзии. Не верите?

– Нет, – прошептал я.

Солнце на миг раскололось на несколько частей и вспыхнуло фиолетовым светом, что никак не отразилось на цветовой гамме пейзажа.

– Зря не верите. У нас тут аномальная зона. Чертовщина творится – это уже тыщу лет всем известно. Ученые из Москвы приезжали, их Сережка от своего клуба приглашал. Мерили что-то приборами, проводили биолокационные исследования.

Голос Али становился глуше и глуше, терялся где-то вдали, его будто уносило в иные миры. Точнее, уносило меня, я терял контакт с действительностью. Мне становилось совсем худо. Из последних сил я выдавил:

– Аля, осторожно!

– Что?

– Вожмись в кресло!

Она, удивленно расширив глаза, откинулась на спинке кресла и впилась пальцами в подлокотники. В этот миг и она поняла: сейчас что-то случится.

Время, будто увязнув в клейкой массе, замедлило свой ход. Я слышал, как шофер заорал: «Вот черт!»

Медленно-медленно автобус начал забирать вправо, будто у него лопнули шины. Шофер матерился на чем свет стоит, не в силах выровнять тяжелую машину с двадцатью пятью пассажирами. Еще медленнее «икарус» стал клониться в бок, его правые колеса оторвались от земли. Небо и земля неторопливо поплыли за окнами, меняясь местами. Вязкую материю, в которую превратился окружающий эфир, вспарывал резкий, пронзительный звук. Когда он оборвался, я понял, что это был женский крик…

Время не сразу опять вошло в свою колею. Не знаю, сколько я провалялся без движения в лежащем на боку «икарусе», ощущая боком какие-то углы. Как я потом понял: это были подлокотники и детали кресел. Видимо, прошли секунды. Или минуты… Нет, скорее, секунды.

Каким-то чудом я остался практически невредимым, если не считать ушибленного плеча да расцарапанной левой руки, из которой сочилась кровь. Потом я вытаскивал из автобуса людей, потерявших сознание, истерзанных стеклами с неестественно вывернутыми конечностями. Некоторые пострадали незначительно, но находились в состоянии шока, и пользы от них не было никакой. Другие мне помогали. Я накладывал жгуты, делал искусственное дыхание. При этом какая-то часть моего существа взирала на все со стороны, холодно фиксируя детали. Эмоции мои были приглушены, и это было к лучшему.

Моя спутница Аля пострадала не очень сильно. У нее было несколько глубоких порезов и обильное кровотечение, но мне удалось его остановить. Она держалась молодцом и даже попыталась помогать мне, но от ее услуг пришлось отказаться, поскольку все-таки состояние ее было далеко от идеального…