– Что вы имеете в виду?

– Когда твоя деятельность связана со смертью… Знаете, бывает всякое, да-с, уважаемый. Еще наши предки знали, что на кладбищах присутствует какая-то энергия из другого мира, недоступная нашим органам чувств. Но иногда она проникает в наш мир. Если верить оккультистам, это самая тяжелая энергия – энергия зла.

– Вы верите в это?

Еще один «запределыцик» на мою голову.

– Во что? В то, что отягощенные гирями дурных поступков, дурных мыслей, дурного нрава души умерших не могут оторваться от земли? Наверное, так оно и есть…, Я редко кому это рассказываю. Вы не представляете, что чувствуешь, когда ночью в центре этого помещения возникает этакий лиловый шар и, вспыхнув, растекается по всем предметам, которые на глазах начитают терять свою форму, но через некоторое время восстанавливают ее. А когда на ваших глазах холодильник раскалывается надвое, будто разрубленный ножом гильотины? Акогда ощущаешь на шее прикосновение невидимых пальцев и чье-то холодное дыхание? Чаще это происходит ночью, когда все отдано во власть луны – владычицы несусветных сил. И вы не можете представить, какое производит впечатление, когда в мертвое тело на время возвращается жизнь… Да мало ли на что пришлось насмотреться за тридцать лет общения со смертью. Патологоанатомы не слишком любят распространяться о подобных фактах, хотя многие были их свидетелями.

– Происки Шамбалы, – усмехнулся я.

– Несколько лет назад молодежь повально увлеклась тяжелым роком. Немало молодых людей делали прически, более приличествующие пациентам скорбных домов, обвешивались железом. Чуть ли не каждую неделю устраивались рок-концерты, весьма напоминающие игрища на Лысой горе. После этого находилось немало работы по восстановлению троллейбусных остановок, телефонов-автоматов, прибавлялось забот и врачам-травматологам. Я не ханжа, дело не в моих музыкальных пристрастиях, не в этих сумасшедших шаманских сборищах, а в том, что в ребятах пробуждалось что-то темное и дремучее… Так вот, эти так называемые фанаты облюбовали сквер около нашего морга. Уверяю, это не самое лучшее место в городе, но выбить их отсюда было просто невозможно. Они приходили тут в возбуждение, напивались, обкуривались наркотиками, нам надоело ежедневно вставлять разбитые стекла. Несколько раз их разгоняла милиция, но на следующий день все повторялось. Их тянуло сюда как мух на мед. Мы не могли понять, в чем дело. А однажды к нам пришел руководитель общества «Хакум – расширенное сознание». Он сказал, что их притягивает сюда черная тяжелая энергия, вытекающая из человека во время смерти, они подпитываются ею, разумеется, сами даже не предполагая такого. Естественно, никто из нас не воспринял всерьез его слова. Но главврач больницы смеха ради дал ему возможность прочесть около морга какие-то мантры и провести ритуал… После этого налеты прекратились. Как отрезало. Совпадение? Врядли.

– Какая-то ерунда! – воскликнул я. – Зачем вы мне все это говорите?

– Я почувствовал в том господине, который неудачно покушался на мою жизнь… Я почувствовал в нем ЗЛО.

Я тяжело вздохнул.

– Да-да, с этим человеком к нам ворвалось зло. То, что произошло, не было обычным слегка экстравагантным смертоубийством. Тут нечто более весомое… Старый дурак совсем заговаривается – так вы сейчас думаете?.. Что ж, мне по годам позволительно.

– До свиданья, – произнес я.

– Успеха вам в ваших ответственных и многотрудных делах… И все же, милейший, между миром живых и миром мертвых грань не такая непреодолимая, как кажется…

– О Боже, о чем мы говорим… Всего доброго.

Я прошел через секционную, стараясь не смотреть на ждущие вскрытия трупы. Длинный коридор с желтыми потрескавшимися стенами был освещен неоновой лампой, которая даже живому человеку придает мертвенный оттенок. Ненавижу неоновый свет… Ненавижу морги… Ненавижу дурацкие разговоры в неподходящей обстановке, да еще когда в виски будто гвозди вбили, мигрень накинулась со всей силой. От запаха формалина к горлу подкатывала тошнота. Зачем я сюда приперся? Володька вполне мог провести допрос и в одиночку.

Я прислонился к стене и нащупал в нагрудном кармане пачку «Явы». Осталась всего одна сигарета, да и ту я сломал, вытаскивая дрожащими пальцами. Скомкав пачку, я отбросил ее прочь. Она со стуком упала на алюминиевую поверхность медицинской тележки, стоящей у стены.

Неоновая лампа замерцала и неожиданно погасла. Я очутился в кромешной тьме. Тишина была мертвенная. Как в склепе. Или как в морге… Надо выбираться отсюда. Володька заждался на улице, а я тут предаюсь рефлексиям рядом со штабелями трупов.

Я ощутил слева от себя дуновение воздуха. И вместе с ним пришло чувство смертельной опасности. Уши начало закладывать, как при спуске на скоростном лифте. Секунда-другая – и по коридору начал расползаться тусклый малиновый фосфоресцирующий свет. Он растекался как какая-то полуживая слизь. Бр-рг ну и ассоциации… В сердце вонзилась ледяная игла, и меня будто начали опутывать ледяные цепи. При желании я мог бы их сбросить, но я даже не предпринял такой попытки. Мне было страшно. Потом я увидел, как в вязкой лиловой полутьме возник черный силуэт. Пистолет под мышкой, дотянуться – две секунды… Стоп, не будь кретином, еще не хватало со страху перестрелять работников больницы!

Лампа затрещала, мигнула, зажглась, потом снова погасла. Снова зажглась. В мигании света, будто на дискотеке, я рассмотрел, как кто-то, завернутый в белую простыню, неестественно передвигая ногами, прошаркал и исчез в темном проеме помещения, соседнего с секционным залом. Медленно, со скрипом затворилась дверь и щелкнула собачка английского замка. Послышался хлопок – это лопнула неоновая лампа.

– Ну, чудики! – вслух произнес я и на ощупь направился к выходу, с омерзением касаясь стен, будто боясь перепачкаться обо что-то. – Вашу мать! – для пущей убедительности выдохнул я, и родное ругательство вернуло меня на грешную землю.

Я со злостью толкнул дверь и едва не ударил ею медсестру, наверное, направлявшуюся в секционную.

– Лампочек не можете понавешать! – сказал я.

– А я при чем? Вам надо – вы и вешайте!

Поговорили… Дневной свет привел меня в себя. Черт возьми, что же я видел? Может, в словах психованного патологоанатома и была доля сермяжной правды? Ну да, рокеры-сатанисты, расколотый холодильник и руки Дракулы на шее припозднившегося врача. Бред собачий. Все, должно быть, проще. Может, меня разыграть решили? С них, трупорезов, станется, у них если половина шариков в голове есть – это уже полным комплектом считается. Ладно, плюнуть на все это, растереть и забыть… Если получится.

Володька стоял около моего бежевого служебного «жигуленка».

– Чего ты там застрял?

– С Сотником беседовал. Он вскоре для желтого дома созреет… Дай закурить, а?

Он вытащил из кармана пачку «Дымка», которую обычно таскал для допрашиваемых. Я прикурил и прислонился к багажнику. В кронах деревьев шелестел ветер, он был еще сильнее, чем вчера. Я завороженно уставился на смерч, крутивший невдалеке обрывок газеты.

– Что-то на тебе лица нет, – с непонятным осуждением произнес Пиль, выслушав мой доклад о продвижении дела по убиенному монаху.

– Плохо себя чувствую. Башка раскалывается.

– Насморк подхватил?

– Нет. Просто вымотался с этим тухлым делом.

– Да, это тебе не на озере Долгом на рыбалку холить. Хороший тебе подарок к выходу на работу.

– Лучше некуда.

– Чего ты нервничаешь? Все не так плохо. Убийство раскрыто. Ну взгреют меня министерские для порядка. Я, опять-таки для порядка, навешаю несколько выговоров за недостаточную работу по профилактике. И все… Бывало и хуже.

– Бывало.

– Что-то ты совсем кислый. Ночь не спал. Езжай-ка домой. Завтра ты мне нужен будешь свежий как огурец.

– Буду свежим как огурец.

– Рукопись посмотрел?

– Посмотрел.

– Ну и как?

– Любопытно. Жаль, не закончена.

– Как ты думаешь, это реальные дневники или какое-то литературное произведение?