На третий год, опять в марте, обнаружили труп семнадцатилетней девушки. Те же самые обстоятельства гибели, тот же способ убийства, то же равнодушие на лице. И опять развеять тьму, в которой маячил неуловимый образ монстра, не удалось. Впрочем, в тот год на нас навалились заботы похуже. Стали пропадать дети, их обгоревшие трупы находили в лесополосах около города. Мы с ног сбились в поисках Лесника (так называли неизвестного в оперативных материалах). Впрочем, с Лесником оказалось легче. Разгуляться на полную катушку мы ему не дали. Нам удалось довольно быстро вычислить этого тихого, вежливого, отлично характеризующегося по работе зоотехника совхоза «Первомайский» Виктора Козлова. Он признался во всех убийствах детей. Было искушение слить воедино дела по Вампиру и Леснику, но после тщательной проверки стало ясно: зоотехник к убийствам женщин никакого отношения не имел. Не тот профиль… А чему удивляться? Маньяков в последнее время на просторах российских развелось невиданное количество.
В этом году Вампир решил устроить перерыв. Минули март, апрель, потом май – чудовище все не выныривало из пучины. Возникла надежда, что маньяк убрался из города или сдох… Но он и не думал исчезать. Он нанес очередной удар.
Я прекрасно помнил бусы из редких оранжевых ракушек на шее последней жертвы. Разорванное ожерелье, рассыпавшиеся по траве ракушки, чем-то похожие на капельки крови. И настоящая бурая кровь, пропитавшая землю… По всему получалось, что Вампир лежит сейчас в реанимационном отделении медицинского центра…
Вернувшись вечером домой, я набрал номер Алиного телефона.
– Алю можно?
– Нетути Али, – прокаркал уже знакомый мне старушечий голос, в котором мне почудились торжествующие нотки.
– А когда будет?
– Откуда я знаю? Звонють и звонють всякие…
– Всего доброго.
– Звонють и звонють – покоя от них нетути.
Мне очень хотелось увидеть или на крайний случай услышать Алю. А тут; «нетути», «звонють тут всякие»? Интересно, кто эти «всякие»? Я ощутил легкий укол ревности, но тут же одернул себя. Неужели ты имеешь право на претензии к человеку, которого знаешь всего несколько дней? Да и вообще, ревность – один из худших атавизмов. Современный человек не имеет на нее права… Легко сказать…
Я улегся на свой любимый диван, привычно положив ноги на спинку, и включил телевизор. Показывали репортаж из Чечни, сообщали о курсе доллара, затем какой-то тип рассказал, как в Ростовской области «поймали банду, совершавшую разбойные нападения с целью грабежа», тем самым он смешал три взаимоисключающих состава преступления. Для юриста это звучало примерно как «черная зелень белого цвета»… Ну вот, добрались и до наших краев.
– Это пятое по счету убийство представителя культа за текущий год, – вещал журналист. – Большинство из них так и остались нераскрытыми. Милиция и прокуратура заявили, что у них есть претендент на роль убийцы в последнем случае. Между тем должностные лица УВД отказались дать какие-либо комментарии. Начальник же уголовного розыска майор Аргунов с грубостью, которая, к сожалению, становится нормой у некоторых работников наших правоохранительных органов, вообще отказался говорить с нашим корреспондентом. Похоже, дела у следствия не настолько радужны, как оно хочет представить. Отмалчивание, грубость, шапкозакидательство взамен кропотливой работы – это не лучший стиль. Так увидим ли мы убийцу монаха Иоанна, или вновь общественность будут вводить в заблуждение бездоказательными версиями?
– Увидишь ты своего убийцу, сукин кот, – сказал я, подумав, не подать ли на этого трепача в суд за «грубияна» и за бездоказательные нападки… Конечно, ни в какой суд я не подам, потому что «грубиян» – это не подсудное ругательство. Да и назови он меня хоть «сволочью» или «поганой ментовской рожей» – никакой суд это не волнует, потому что у нас свобода слова, свобода ругательств, свобода поливать грязью начальника уголовного розыска Аргунова, у которого нет времени на пустопорожние беседы с пустобрехами и пустозвонами… Эка загнул, подумал я, самому приятно.
Я нажал кнопку дистанционного пульта (хорошее изобретение, можно часами не вставать с дивана), переключил на другую программу. Там крутили фильм ужасов, свирепый вампир усердно грыз горло полуголой блондинке. По третьей программе смазливый атлет-американец, одетый в пятнистый комбез, с неизменным голливудским «ты, задница» разрядил кольт в какого-то неприятного субъекта в непонятной военной форме с красными звездами на погонах, тянувшегося к автомату «Калашникова». По кабельному каналу показывали кувыркающиеся полицейские машины, преследовавшие фургон с бритоголовыми гангстерами. Последняя программа порадовала меня видом унылого, с жиденькими волосами и выпученными глазами человека, подвывающе декламирующего: «Мы дети страшных лет России… Наши деды прошли через горнило двух страшных войн, через ужасы сталинских лагерей. И кому, как не нам…»
Тут я без всякой жалости выключил телевизор, так и не узнав, что «как не им…»
Аля появилась в полдесятого. На ней был новый фиолетовый костюм с подбитыми ватой плечиками и (ничего себе!) роскошная, в стиле двадцатых годов, шляпка.
– Ты выглядишь восхитительно. Обожаю женщин в таких картузах. – Я поцеловал Алю в щеку.
– В картузах!… Поручик, вы набрались светских манер в конюшнях!
– Я солдат, мадам, – развел я руками. – Проходи в комнату, не стесняйся.
– Замерзла. Погода портится. Это разве лето?
– Два дня назад было лето.
– Хочу кофе с чесноком.
– Ночью спать не будешь.
– И не надо.
Я отправился на кухню готовить кофе, оставив Алю осматривать мою библиотеку. Вскоре божественный напиток был готов к употреблению.
– Ну-с, как живете, как здоровье? – осведомился я, разливая в тонкие фарфоровые чашки кофе.
– Здоровье нормальное, – ответила Аля, захлопывая толстый фолиант «Война 1812 года». – Вышла сегодня на работу.
Я уже знал, что Аля после окончания в прошлом году архитектурного института работает в фирме, занимающейся реставрацией старых зданий и приспособлением их под офисы. Заказы они получают по большей части из других городов – на нашей деревне шибко не разбогатеешь.
– Даме больничный не дали, капиталисты проклятые. И как тебе, болезной, работается?
– Прекрасно. – Аля вздохнула, потупив глаза, она в этот момент очень походила на Аленушку с картины Васнецова – такая же грустная и озабоченная.
– Не вижу в тебе особой радости жизни. Что случилось?
– Да ничего. Скажешь, что я опять взялась за свое.
– Может, и скажу. Но ты все равно рассказывай.
– Считай меня полной идиоткой, но… – Она замолчала.
– Понятно, локомотив с того света.
– Неужели ты не чувствуешь его приближения?
– Как же! Еще как чувствую. Гром стоит, земля трясется.
– Будет тебе и гром… Ты должен чувствовать, Виктор. В тебе есть что-то… Ты должен это чувствовать.
– Ну да, твоя бабушка была деревенской ведьмой, а мой прадедушка, может быть, подрабатывал якутским шаманом.
– Ты не похож на якута.
– Значит, индейским шаманом.
– Человек живет обычной, размеренной жизнью, несется по раз и навсегда выверенной колее и не мыслит себе ничего иного. И вдруг с ним начинают происходить события, на первый взгляд совершенно случайные. Он случайно знакомится с людьми, случайно получает какую-то информацию, случайно оказывается в неких ситуациях. И однажды он понимает, что все эти случайности взаимосвязаны, они толкают его куда-то, выводят на новые просторы, в новую колею.
– Ну да, бывает, – нехотя согласился я.
– Человек случайно попадает в катастрофу, случайно получает рукопись, случайно встречается с людьми, которые случайно хором поют ему о присутствии рядом таинственного, невероятного НЕЧТО, – гнула свое Аля.
– А он, этот самый человек, по случаю считает все это полнейшей ерундой и случайно принимает все эти события за обыкновенную случайность.
Сегодня у меня какая-то страсть к словесным выкрутасам. Во как закрутил!