Но я не ушел. Я держал противника за стальную, несгибаемую руку с ножом. Но моя рука тоже была стальная. Нас несло вперед.

– Отпусти!!! – в отчаянии хрипел он, вырываясь.

Но постепенно я слабел. Он побеждал меня. Я не мог противиться ему. Еще немного, и он выбросит меня в привычный мне мир. Пусть мою безжизненную оболочку, но для меня это подарок. Я не останусь здесь. Но тогда он победит…

В порыве последних сил я кинулся с ним в самое пекло. Я повлек его к кошмару света.

– Не смей! Ты не знаешь, что это! – возопил он. В этом крике была взрывная волна необъятного ужаса.

Я знал, что хуже нашей цели, к которой мы неслись, не может быть ничего. Любая пытка меркнет перед тем, что ждет нас там. Но это был единственный шанс ЗАКРЫТЬ ДВЕРЬ – так подсказывало мне пришедшее в тот миг откуда-то со стороны, вспышкой озарившее мозг ЗНАНИЕ. Мы ворвались в океан света. В миг на меня обрушилась вся ненависть, вся боль, все страхи, когда-либо существовавшие в мире. И даже те, которые еще не существовали. Кратчайшее мгновение растянулось для меня на века. А потом нахлынула тьма.

Первое, что я увидел белый потолок. Скосив глаза, я ухватил взором капельницу надо мной, оранжевый шланг, иглу в вене. Кажется, живой.

Я медленно приходил в себя. Встал с постели через пять дней. История моей болезни пестрела такими словами, как «стресс», «психологическая травма» – и далее в том же духе. Тот самый детина – завреанимацией – сказал, что все это ничего не стоящая словесная муть. Если честно, он вообще не может поставить никакого диагноза. Ни видимых телесных повреждений, ни следов облучения, ни типичной симптоматики стресса – ничего, что могло бы уложить человека в больничную койку.

Нашли меня утром пацаны, игравшие в чеченскую войну около «бульника». Я лежал, впившись пальцами в руку моего врага, в которой был зажат окровавленный нож. Враг был мертв. У него остановилось сердце. Метрах в десяти от камня, тоже без сознания, лежал десятилетний Витя Сергеев. Доставили его в реанимацию примерно с тем же диагнозом, что и меня, плюс колото-резаная рана руки. За пару дней до описываемых событий Витя сбежал из дома от алкашей-родителей, забывшихся в крутом запое, и бесцельно слонялся по городу. Он вспомнил (хотя в его памяти были большие провалы), как встретил вечером старичка, тот отвел его к себе домой, напоил ароматным прекрасным чаем. Еще помнит его бездонные, безжалостные глаза – их взор завораживал, лишал воли. Очнулся мальчишка на «бульнике» от боли в плече и грохота выстрела, увидел над собой человека с ножом, сумел вывернуться, отбежал на некоторое расстояние, после чего потерял сознание.

На следующий день после происшествия неожиданно открыл глаза и заговорил бродяга. Он клялся, что никого не убивал. Год назад он случайно стал свидетелем убийства девушки, подобрал несколько слетевших с ее шеи ракушек и нож. Через некоторое время, встретив на улице убийцу, он поднял шум, желая его задержать. Но когда их доставили в милицию, вдруг понял, что ему никто не поверит, и ничего не сказал. Он стал следить за убийцей и оказался свидетелем убийства инока. По его словам – инок сам, как сомнамбула, шел к камню и лег на него. Бродяга пытался спасти несчастного, но убийца непонятным образом лишил его сознания и сунул в руку нож…

Звучал этот рассказ не слишком убедительно, в нем зияли многочисленные дыры. До конца у следствия не было уверенности, что убийцей является именно доцент, а не бродяга. Но при обыске в доме доцента нашли старинную малахитовую шкатулку с целым набором вещественных доказательств – пуговицу от куртки первой убитой женщины, серьгу из уха второй, кольцо третьей. Зачем-то, может, на память о жертвах (кто этих маньяков поймет), он брал от каждой какой-то предмет. Кроме того, экспертизами, проверкой алиби все же было установлено, что бродяга – вовсе не «Вампир».

Жизнь возвращалась к бродяге. Теперь над ним реально висела угроза статьи о «недонесении о совершенном преступлении». Под стражу его, естественно, никто брать не собирался, так что он набирался сил в больничной палате.

На седьмой день пребывания в медцентре я поднялся и, в больничной пижаме, еле передвигая ноги, выбрался на улицу. Погода стояла сносная. Пригревало летнее солнышко. Я сидел под старой липой и курил «ЛМ» – сигареты, прозванные в народе «Любовь мента» – их почему-то курит большинство сотрудников.

– Я ошибся, воин. Ты не умер. Ты оказался сильнее… – послышался сзади негромкий голос.

Бродяга стоял сзади, опираясь на палку. Он уселся радом со мной и уставился куда-то вдаль.

Не знаю, как относиться к последовавшему его рассказу. Да и какой это рассказ? Двусмысленные фразы, прозрачные намеки, темный лес недоговоренностей. Но кое-какую картину составить все же удалось.

Ощущение, что в городе присутствует зло – было вовсе не плодом моего расстроенного воображения. Установленный неизвестно кем и когда камень, прозванный «Булником», обозначал вход в иную, несусветную реальность. Нечто подобное я как-то читал у американского писателя Лавткрафта, но одно дело выдуманный рассказ, и совсем другое – реальность. Что за этим входом – духи стихий, таинственные энергии, существа, силы? Чем наделе было притаившееся там НЕЧТО? Создано ли оно людьми исчезнувших цивилизаций, существовало ли само по себе, было хозяином или слугой? Не знаю.

Еще я понял – идет борьба. Кто-то испокон веков стремится открыть входы в ту реальность (»бульник» – не единственный из них), овладеть этой СИЛОЙ, привнести ее в наш мир и с ее помощью приобрести власть над людьми, вещами и событиями. Кто-то всячески препятствует подобным планам.

Кто эти НЕКТО – какие-то организации, древние секты, Союзы Просвещенных, затерянные в толщах гималайских гор или океанских глубинах? А может, инопланетяне или иновремяне? Не знаю. Для нас они вполне прозаические люди с прозаическими паспортами, записями в ЗАГСах и трудовых книжках. Что скрывается за этой мишурой?

Борьба ведется по непонятным, невероятно сложным правилам. Орудия этой борьбы – движения духа, перемещения светил, линии судьбы, заклятия, скрытые знания, и еще леший знает что.

Чтобы открыть дверь, требовалось сломать три печати. Первая ломалась убийством трех женщин в определенные дни. Вторая – орошением камня кровью инока. Третья – кровью ребенка. Бродяга пытался предотвратить эти события, но не смог отвести руку убийцы. Помощью со стороны он воспользоваться не мог – только они двое вели борьбу. Помощь со стороны ломает линии судьбы и ведет к проигрышу. У каждой битвы в этой бесчисленной череде битв, уходящих в глубину тысячелетий, свои герои. Но в этой было еще и третье действующее лицо, третий герой, которому судьбой начертан путь воина. Это был я.

– Однажды прозвучит трубный глас, и твоя рука снова должна будет взять оружие.

Это были последние слова, которые я слышал от бродяги. На следующий день он исчез.

Володька нервничал. Сбежал главный свидетель, а в будущем, может быть, и обвиняемый. Мои слова, что все к лучшему, Володьку возмутили и удивили.

– Все равно найду! – горячился он.

Я лишь усмехнулся в ответ.

Все закончилось хорошо. «Вампир» больше не побеспокоит город. Его преступления попали в разряд раскрытых. Но когда-нибудь кто-то решит, что настало время снова попытаться снять печать.

Естественно, я не распространялся по этому поводу. Я сочинил довольно стройную легенду, как на основе логики и оперативной интуиции пришел к выводу, что преступник должен вновь в полнолуние появиться на месте преступления… Поверили. Умные головы удумали какое-то материалистическое объяснение насчет того, каким образом «Вампиру» удавалось парализовать волю своих жертв. Мотивы убийств были сведены к психическому и сексуальному расстройству.

Теперь документы на мое представление к ордену «За мужество» ходят в высоких министерских и президентских инстанциях. На год раньше я получил подполковника. Но это меня не слишком волнует. А волнует по большому счету только одно. Я жду своего часа. Мне до боли не хочется, чтобы он пришел, и вместе с тем я с нетерпением ожидаю его прихода. Я жду, когда прозвучит трубный глас.