Если бы в эту минуту начальник уездного отделения взглянул в лицо Левандовского, он заметил бы, что поручик совершенно растерян.

— Но ведь у него же нет… — начал поручик, но тут же замолчал, словно испугавшись, что и так сказал слишком много.

— Что вы хотите сказать? — спросил майор.

— Ничего, просто я думаю, что он, то есть «человек со шрамом», не может все-таки знать, о чем говорят между собой офицеры милиции.

— Признаюсь, — майор склонен был и себя винить в том, что дело дошло до покушения. — Я об этом говорил не с нашими офицерами. В кафе «Ягеллонка» меня спросил управляющий банка, скоро ли мы арестуем неуловимого преступника, и я поделился с ним своими соображениями. Но кто знает, не передал ли управляющий кому-нибудь мои слова. Впрочем, ничего о самом следствии или тех догадках, к которым мы пришли, я не говорил.

Старший сержант Хшановский был слишком ревностным служакой, чтобы нарушить приказ, данный майором, и тайком навестить семью в Домброве Закостельной. Раз уж начальник уездного отделения велел ему не покидать столицы, Хшановский оставался здесь даже на воскресенье.

Занятия, которые, впрочем, оказались весьма интересными, проходили в утренние часы. Послеобеденное время и все вечера были свободны. Он обосновался в удобной милицейской гостинице на улице Солнечной и прежде всего как следует отоспался. По сравнению с работой на участке и ежедневными поездками в Цеханов учение казалось настоящим отдыхом. Однако даже страшно утомленный человек не может отдыхать до бесконечности.

У Хшановского в Варшаве не было ни родных, ни близких знакомых. Поручик Левандовский или приезжал утром из Цеханова, или ночевал в Варшаве у старшего брата. Сержант виделся с ним только на занятиях. Оставались свободные вечера, которые можно было заполнить кино, книгами или визитами в казино для работников милиции на Раковецкой улице. Ну и, конечно, прогулками по столице и посещениями кафе.

Не раз старший сержант ловил себя на том, что до неприличия пристально вглядывается в каждого встречного высокого блондина, отыскивая шрам над левым глазом. Если «человек со шрамом» не живет в самом Цеханове, то свои бандитские вылазки он может делать только из Варшавы. Хшановский в глубине души надеялся на счастливый случай. Как это было бы здорово — встретить тут и задержать преступника! «Да у тебя,— урезонивал он сам себя, — стало навязчивой идеей отыскивать на лицах людей особые приметы…»

Как-то на Маршалковской среди разнообразных реклам, которыми были оклеены заборы, отделяющие стройку Восточной стены от тротуара, он заметил большую афишу Народного театра, красными буквами на ней было написано:

Ниже шел список актеров, занятых в спектакле, фамилии режиссера и директора театра (ничего, впрочем, Хшановскому не говорившие), объявления о начале спектакля и месте продажи билетов.

Сержант несколько раз перечитал текст афиши и свернул в Ерозолимские аллеи. Ему повезло, и он купил билет на спектакль в кассе Товарищества польских актеров. Кто-то заказавший на этот день билет не явился, и сержанту досталось прекрасное место во втором ряду партера. Он с таким нетерпением ждал этот спектакль, что пришел за час до начала, в душе подсмеиваясь над самим собой. Даже в молодые годы ни на одно свидание он не спешил с таким волнением.

В театре Хшановский купил программу. В ней он почерпнул немало любопытных сведений о самой комедии, об авторе, имя которого сержант слышал в средней школе, а также о разных постановках этой комедии, идущей на сцене не один десяток лет. О шрамах, однако, в программе не было сказано ни слова.

Наконец занавес поднялся. Сперва Хшановский очень внимательно следил за ходом пьесы. Но тут на сцене появился один из героев — капитан Барский. Над левым глазом храброго офицера виднелся шрам — багровый, в форме угла, точь-в-точь как на лбу цехановского бандита. Старший сержант лихорадочно пробежал глазами программу. Роль офицера исполнял известный актер Генрик Летинский. Он весьма походил на «человека со шрамом» —^: блондин, хотя и с редкими волосами, только ростом (судя по свидетельским показаниям) бандит был немного повыше.

Минуту спустя сержанту пришлось пережить новое потрясение: на подмостки вышел другой герой пьесы с таким же шрамом на лбу, на этот раз над правым глазом, но такой же треугольной формы и багрового цвета.

С этого момента сержант не мог следить за пьесой. Как зачарованный, он глядел только на этих двух актеров. Второй был еще больше похож на того, кто занимал мысли сержанта, — он был светловолосый и довольно высокого роста. Если бы шрам был слева, а не справа, кто знает, хватило ли бы у сержанта терпения дождаться конца спектакля и не ринулся ли бы он немедленно за кулисы, если не арестовать, то, по крайней мере, взять показания у актера. К счастью, до этого дело не дошло и спектакль не был сорван.

Хшановский очень редко бывал в театре. Какие театры в Домброве Закостельной? Даже если какой-нибудь театральный коллектив приезжал на гастроли в Цеханов, и то выбраться на такое представление из деревни, отдаленной от города более чем на пятнадцать километров, было делом нелегким. И в кино попасть не легче. Сержант, правда, не раз видел исторические картины, богато костюмированные, но ему никогда не приходилось бывать на спектакле, где так много зависело от грима.

Старший сержант, конечно, понимал, что невозможно найти двух актеров с настоящими шрамами — у одного над левым, у второго над правым глазом. И ему не терпелось узнать, как это делается и как выглядят актерские лица без грима.

Во время первого антракта Хшановский подошел к билетеру.

— Мне очень нужно увидеться с паном Летинским, — сказал он.

— По делам службы? — улыбнулся контролер, разглядывая его мундир.

— Да нет! По личному делу. Мы когда-то были знакомы, но не виделись много лет, — фантазировал старший сержант. — Он очень симпатичный человек. А какой весельчак!

— Это правда, — подтвердил контролер. — Но сейчас вам Летинского не удастся увидеть. Во время спектакля никому не разрешается проходить за кулисы. А после спектакля уставшие актеры торопятся домой. Если хотите повидаться с нашим паном Генриком, приходите завтра утром. Завтра репетиция, все актеры будут в театре.

— В восемь?

— Нет, репетиция начинается в десять. Раньше двенадцати приходить не стоит, потому что актеры будут заняты по меньшей мере до полудня. Подойдите к подъезду на Вежбовой улице, и я проведу вас в уборную Летинского или же вызову его.

Освободившись под каким-то предлогом от занятий в Институте криминалистики, старший сержант еще до полудня был у дверей театра. Билетер, с которым он вчера познакомился, встретил его с грустной миной.

— Не повезло вам, сержант.

— Что случилось?

— Летинского нет в театре.

— Вы же мне сказали, что он придет около десяти на репетицию.

— Летинский пришел, но репетиции отменили, потому что заболели две актрисы.

— Грипп? — догадался Хшановский.

— Он самый. Кто еще на ногах — ждет своей очереди. Директор наш даже просил актеров, занятых вечером, сообщать с утра, здоровы ли они. И Гавликовский звонил уже, что чувствует себя плохо, но, если хуже не будет, вечером придет в театр.

— Что же мне делать? — расстроился старший сержант.

— Я передал пану Летинскому, что вы должны прийти, но он не захотел ждать.

— Досадно. Для меня эта встреча очень важна.

— А вы попытайтесь, — билетеру стало жаль милиционера с таким расстроенным лицом, — поискать его в кафе «Театральное». Летинский частенько туда заглядывает. Я видел, как актеры, выйдя из театра, двинулись туда.

— А где это кафе?

— В двух шагах: пересечете площадь, а потом свернете на Белянскую. С левой стороны застекленный павильон, издалека видно.