Мы допивали первый батл «Яблочного», под отзвуки «Дэнсэн Квин» — АББА и медляка МАШИНЫ ВРЕМЕНИ «Солнечный остроф», здесь мы не выдержали характера и поломились на угар, рискуя быть запаленными лагерной ад­министрацией.

Отодрали доски от забора и двинули на дискотеку, там было всё уже в полном разгаре. Нас поджидали РАЗГНЕВАН­НЫЕ ДОЛЬЩИКИ МММ!

— Вы, чё ОФИГЕЛИ! ВЫ где были?! ВАС за СМЕРТЬЮ посылать! Где мои сигареты? — вощем всё в таком духе, мас­са проклятий и претензий!

—  Парни! Не надо пороть фигни! На нас напали деревен­ские! 20 РЫЛ! Был дикий махач!

—  Дервенские?!

—  Вас отпиздили?

—  20 рыл?

—  С этого момента по подробней!!!

Батл ЯБЛОЧНОГО вина и КОСМОС пошёл по кругу. Я в самых диких подробностях, и в самых ЖИРНЫХ и СМАЧ­НЫХ красках рассказывал ДРАМАТИЧЕСКИЙ ход трилле­ра. А «КОСой» и «Каратист» подтверждали это всё в деталях подсечек, заламований, ударах в ебало и в потдых. Чуваки с открытыми ртами как завороженные слушали наш рассказ, 2 батла и пачка сигарет ушатались в миг. Так ещё пролетело полчаса, уже темнело...

Мы двинулись МОСКАЛЬСКОЙ оравой навстречу при­ключениям, музыки и танцам. Мы солидно курили КОС­МОС, и у каждого в руках был батл МОДНОГО БАЙКАЛА!

На дискотеке плясал не только СОЛНЕЧНЫЙ и БОЛЬ­ШЕВИК, но и РАКЕТА и ОРЛЁНОК имени Клары Цеткин, на­роду была тьма...

Мы сразу стали королями танцпола, девицы табунами зырили на нас:

—  Смотрите! Это очень крутые парни! У них есть БАЙ­КАЛ и ТАРХУН!

Мы неистово отплясывали под «НОВЫЙ ПОВОРОТ» и под «Сани бонсавчу-Ай ловью», но кода врубили БЕЛЫЙ та­нец под медляк ТЕЧИН «Эври ТАЙМ», я стал выискивать в толпе КАТЮ. Но её нигде не было. Вначале я периодиче­ски мониторил тусу, но вскоре мне передалось необъяснимое волнение, в пылу ЯБЛОЧНОГО НЕКТАРА я стал её маньякально искать везде. Во время танцев, я передвигался через всю тусовку, ходил кругами, но КАТИ нигде не было. И толь­ко на 13 круг, я увидел частично вдалеке на веранде группу парней и двух девушек — там была КАТЯ!!! Во мне всё буд­то вскипело, я как маньяк ломанулся вперед, но когда подбе­жал, то отступил в изумлении. Посреди веранды на скамейке стояла КАТЯ и держала перед собой кепку; вокруг неё тол­пились пятеро урелкоф из старших отрядов, в том числе два вожатых студента из РАКЕТЫ и БОЛЬШЕВИКА. Они ста­рались запустить руки в кепку, а она поднимала ее кверху и сильно встряхивала ею. Увидев меня, она вскрикнула:

—  Постойте, постойте! Новый гость, надо и ему дать би­лет, — и, легко соскочив со скамейки, взяла меня за окровав­ленную майку «СПАРТАК».

—  Пойдем,— сказала она, — что ты стоишь?

—  Ааа???

—   Итак, давайте я вас буду знакомить: это Сергей Тро­ицкий, он мне сегодня показал череп и крыс. А это, — при­бавила она, обращаясь ко мне и указывая поочередно на чу­ваков — Антон, Вадим, Сергей, Даша и вожатые — МИТЯ и Янис.

Я частично сконфузился, мне эта ситуация, была дико не комфортна, что даже не с кем не поздоровался.

—   Товарищ вожатый! — продолжала КАТЯ, — напиши­те Сергею билет.

—  Это несправедливо, — возразил с легким прибалтий­ским акцентом Янис, красивый и по фирме прикинутый брю­нет, с выразительными карими глазами, узким белым но­сиком и тонкими усиками над крошечным ртом. — Он же с нами не играл!

—  Катя! Что за подстава! Он тут не причём!

—   Пишите билет, говорят вам, — повторила КАТЯ. — Это что за бунт? Сергей с нами только сейчас, и поэтому для него закон не писан. Нечего ворчать, пишите, я так хочу.

Янис пожал плечами, но наклонил покорно голову, взял карандаш в руку, оторвал клочок бумаги и стал писать на нем.

—    По крайней мере, надо объяснить Серёже, в чем дело, — начала насмешливым голосом вожатая Даша, — а то он совсем растерялся. Видите ли, товарищ комсомолец, мы играли в фанты; КАТЯ подверглась штрафу, и тот, кому вы­нется счастливый билет, будет иметь право поцеловать её в губы. Понятно, что я вам сказала?

Я только взглянул на неё и продолжал стоять как оту­маненный, а Катя снова вскочила на стул и снова принялась встряхивать кепкой. Все к ней потянулись, и я за другими.

—  Антон, — обратилась Катя к высокому парню с худо­щавым лицом, маленькими слепыми глазками и чрезвычайно длинными черными волосами, — Вы, как поэт, должны быть великодушны и уступить ваш билет Сергею, так, чтобы у него было два шанса вместо одного.

Но Антон отрицательно покачал головой и взмахнул во­лосами. Я после всех опустил руку в шляпу, взял и развернул билет... Господи! что сталось со мною, когда я увидел на нем слово: ПОЦЕЛУЙ!

—  Поцелуй! — вскрикнул я невольно.

—  Круто! Он выиграл, — подхватила Катя. — Как я рада!

Она сошла со стула и так ясно и сладко заглянула мне в глаза, что у меня сердце покатилось. Она спросила:

—  А вы рады?

—  Я?.. — пролепетал я.

—  Продайте мне свой билет, — брякнул вдруг над самым моим ухом еврей Вадим. — Я тебе десять рублей дам.

Я отвечал жидку таким негодующим взором, что Катя за­хлопала в ладоши, а Янис воскликнул: молодец!

Катя стала передо мной, наклонила немного голову на­бок, как бы для того, чтобы лучше рассмотреть меня, и с важ­ностью протянула мне губы. У меня помутилось в глазах; я хо­тел было её сразу поцеловать, но так неловко прикоснулся к её губами, что слегка оцарапал себе губу об её острые зубки!

—  УАУ! — закричала тусовка и игра в фанты продолжа­лась...

Я сел рядом с Катей. Каких тока она ни придумывала она штрафов! Ей пришлось, между прочим, представлять «ста­тую» и она в пьедестал себя выбрала безобразного Вадима, велела ему лечь ничком, да еще уткнуть лицо в грудь. Хохот не умолкал ни на мгновение. Мне, уединенно и трезво вос­питанному парню, выросшему в профессорском доме, весь этот шум и гам, эта бесцеремонная, почти буйная веселость, эти небывалые сношения с незнакомыми людьми так и бро­сились в голову. Я просто опьянел, круче чем от Яблочного вина. Я стал хохотать и болтать громче других. Я чувствовал себя до такой степени счастливым, что, как говорится, в ус не дул и в грош не ставил ничьих насмешек и ничьих косых взглядов. Катя продолжала оказывать мне предпочтение и не отпускала меня от себя. В одном штрафе мне довелось сидеть с ней рядом, накрывшись одним и тем же шелковым плат­ком: я должен был сказать ей свой секрет. Помню я, как наши обе головы вдруг очутились в душной, полупрозрачной, па­хучей мгле, как в этой мгле близко и мягко светились ее глаза и горячо дышали раскрытые губы, и зубы виднелись, и кон­цы ее волос меня щекотали и жгли. Я молчал. Она улыбалась таинственно и лукаво, и наконец, шепнула мне: «Ну что же?», а я только краснел, смеялся, отворачивался, и едва перево­дил дух.

Фанты наскучили нам, мы стали играть в веревочку. Боже мой! какой я почувствовал восторг, когда, зазевавшись, получил от ней резкий удар по пальцам, и как потом я нароч­но старался показывать вид, что зазевываюсь, а она дразни­ла меня и не трогала подставляемых рук! Я вошёл в полный РАЖ и сказал, что у меня в нычке БУТЫЛКА Пива, Яблочно­го и сигареты МАЛББРО!

—  ПИВО?!

—  МАЛББРО!

—  Да! Это всё у меня есть! Пожалуйста, угощайтесь!

—  Вот этот Серёжа — крутой парень!

— Я верила в тебя Сержик!

—   Кода мы шли к нычки, она незаметно для всех меня поцеловала в щёку, я был на седьмом небе....

Мы выпили вина и покурили сигарет, да и, что мы еще не проделывали в течение этого вечера! Мы и на пианино лобали, и пели, и танцевали, и представляли цыганский табор. Всем было дико весело, особенно мне. Конечно, я вёл себя слишком дебильно и открыто, но я абсолютно не замечал ни­кого кроме КАТИ. Всё шоу, делалось лишь для неё одной. Один раз, когда я пошёл во тьму в дабл, я увидел лицо — сту­дента МИТИ. Он все больше держался в углу, нахмуренный и сердитый. Иногда глаза его наливались кровью, он весь крас­нел, и казалось, что вот-вот он сейчас ринется на всех нас и расшвыряет, как щепки, во все стороны. Катя переодически грозила ему пальцем и он снова забивался в свой угол.