Поиск
Б.А. КРЖЕВСКОМУ
Чем усладить печальный наш досуг?
Преданьями отеческого крова:
Ведь осеняла нас одна дуброва
Пред очагом науки, милый друг.
Там волшебство магического слова
Всемирного цвело, как рай, вокруг
И душу всю овеивало вдруг
Цветением бессмертного былого.
Недаром и теперь, в годину бед
Истосковавшееся сердце наше
Найдет ли пристань, старой книги краше?
Да сладостней ведь ничего и нет,
Как пить столетние живые строки –
Одной извечной красоты уроки.
МОНАСТЫРКА
В.И. Дьяконовой
Как в Смольном цветнике своем,
И в свете сердцу будь послушной.
Боратынский
На милой бледной желтизне
Страниц старинного романа
Сухая роза дышит мне
Весной, как ты благоуханна.
И в мирном Смольном цветнике,
И в простодушной сени сельской
Тебя рисует Погорельский –
В усладу нашей злой тоске.
САМОВАР
Самовар, тихо песню тяни
И спевайся с родною ночною,
Так любезною мне тишиною,
Что живет и поет надо мною,
За ночами лелеет и дни, —
Самовар, песню тихо тяни.
Замолчал? И один я опять
Во вращенье ночном беспредельном
О недужном, унылом, скудельном,
Нищем духе, – но вечном, но цельном
Силюсь песню живую поднять:
Замолчал ты, – один я опять.
Не завиден мне, другу, твой дар;
Но к нему ли душа безучастна?
Если ночь над душой полновластна,
Если песня плывет, тихогласна, –
С ней и дух, с ней и мир, тих и стар,
Как и я, как и ты, самовар.
ИЗ АЛЬБОМА
М.А. Кржевской
1. Ревность.
Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея
Пушкин
Ярой менадой Зарница скиталась над тусклой Землею.
Вихрь, увидев ее, трепетный, к ней полетел.
Плод, понесенный менадой, прекрасная дочь, – молчалива,
Пасмурна, в тайной тени медленных туч возросла;
Странницей хмурой, зловещей, подобная матери злобной,
Дева являлась порой между богинь и богов.
К людям спустилась с таинственным громом грозы зачинавшей,
С веяньем тихим. У них Ревность зовется она.
2. Уклончивость
На робкие мои моленья
Склонясь, богиня песнопенья
Покоит, милая, меня –
И голубей ли воркованье
В моем лирическом взыванье
Иль старой скуки воркотня –
Порой резва, порою сонна,
Равно богиня благосклонна.
Но и уклончива равно:
Меж трезвых дум и пылких бредней
И мне за ней дорогой средней
Идти послушно суждено.
3. Догадка
Какой нежданною тоской —
И обольстительно и жутко —
Мой хмурый прогнала покой
Твоя загадочная шутка!
Но для чего настроил я
Свою чувствительную лиру,
Когда в элегии — сатиру
Узнала явно мысль моя?
Иль так обманываться сладко
Бывалой нежною тоской —
И эта милая догадка
Водила милою рукой?
4. Сонет
Три месяца под вашею звездою
Между волнами правлю я ладью
И, глядя на небо, один пою
И песней душу томную покою.
Лелеемый утехою такою,
Весь предаюсь живому забытью, —
Быть может, хоть подобный соловью
Не вешнею — осеннею тоскою.
А то верней — по Гейне — как дитя,
Пою, чтоб страшно не было потемок
И голосок дрожащий мой не громок;
И тешит сердце звездочка, светя
Над лодочкою, как над колыбелью,
И улыбаясь тихому веселью.
5. Годовщины
Мерно плывут годовщины,
Плещутся в бездне времен –
Стоны бездольной кручины,
Грезы лазоревой сон.
С мерным и медленным плеском,
С грохотом, быстры и злы,
Радужным светятся блеском,
Тучами тмятся валы.
В светлом эфирном пределе
Тихой лазурной страны
Как фимиам возлетели
Все несказанные сны, –
Веки веков источая
Благоуханнейший мед,
Нежно, как тайна – святая,
Вечная роза цветет.
IV
ДЕТИ АДАМОВЫ
Есть образы высокого раздумья.
Так древний грамотник не знал, о чем
В письме затеять мирную беседу:
Размыслился, раздумался; далеко
Мечтою жизненною залетел –
И вот она ему живописала,
Всё дальше увлекая, в глубине
Веков за образом живущий образ.
И восходя к извечному началу,
Из настоящего смотря в былое,
В мечту живущую, он видел жизнь,
О жизни и писал он, прост и важен.
Старинное письмо от брата к брату
Феофилактовичу – сбереглось
Столетьями и, ветхое, гласит
О ветхом нашем праотце Адаме, –
Оно зовется: Разговор о детях
Адамовых, как жили , но о нем
Самом гласит, а ежели о детях
Его, то это прямо и о нас –
Не ветхое, а новое всегда,
Всегда живое. Ныне же особо
Сочувственно его читаю я:
Брат милый мой, благополучно здравствуй.
Ты на своем походе задал мне
Прошенье некое о написанье
К тебе чего-нибудь. О том я помню;
Что – думаю – писать? На мысль пришло
Мне жизнь Адама вкратце помянуть,
Людского прадеда, какою жил он,
Из рая изгнанный за преступленье.
Диковина немалая подумать,
Как он завод свой заводил – строенье
Хоромное, и пахоту ржаную,
И ловлю рыбную, и сенокосы,
И прочее. Стал строить он избу,
Где бревна смечены — не сечены. Чем сечь?
Ну, топором? Ахти, топор не кован
И топорища нету. – Вот беда!
Вперед избы ведь надо кузню строить,
А из земли не выкопать железа,
Да и копать его не знамо чем;
Не жжены уголья; как жечь, не знает.
Еще и лес весь на корню; что раньше, –
Железные заводы завести.
Иль сечь ему леса? Копать ли пашню,
Иль делать сохи – бороны? Еще
Ни плотники на свет не рождены,
Ни кузнецы не зачаты; другие
Все мастера на землю не поспели
И хитрецы не вышли. Ах, любезный
Наш праотец! Какие слезы лил
Ты о своем несчастии! Какими
Плачевнейшими воплями наполнил
Ты воздух в горестном таком житье!
Вот пищи просит чрево, – пищи нет:
Не сеяна. Уж, повеленьем Божьим
Явившись, рожь растет, – не жата рожь:
Иль с корнем рвать ее, – не знает бедный.
Рвет колос да другой; вот молотить
Их надобно, – не слыхивал он, как;
Обмолотивши, надобно молоть,
А как молоть? Где жернова? Огонь?
Квашня? Мутовка? Печь? И печи нет,
Не складена. Вот тут-то надо жить,
Да не тужить. Дождь с небушка пошел –
Укрыться надо; стужа стала – нужно
Одеться; а кафтан не шит, а шуба
Не кроена. Где ножницы? Игла?
Того и не бывало. Бесконечно
О всем об этом слово, да пора
Окончить: видно, нам без власти Божьей
Не сделать ничего. А Бог в семь дней
Всё сотворил для нас. Письму конец.
Но бесконечны образы раздумья –
И тянутся, и вьются, близки, близки,
Живые, полные житейской силы
И правды горькой, горестной – о людях,
О сыновьях Адамовых, о нас,
О нищенской недоле – доле нашей.
О, мой народ родной, мечтатель жизни,
Не за грехи ли, Божьим попущеньем, –
Ты, как Адам, и ниш, и наг стоишь,
Бессильно руки опустил, чело
Понурил низко хмурое, не знаешь,
Куда ступить тебе и что начать.
Дождешься ли, чтоб изволеньем Божьим
Тобой не сеянный поднялся колос,
Пойдешь ли новью, вскрытой бороздой
Опять — впервые? Только веруй в Бога:
Ведь Он в семь дней всё сотворил для нас.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: