Поиск
ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА
Un peu de morale aprts un реu de poetique, cela va si bien!
Diderot. Les deux amis de Bourbonne
Со мной о прекрасной погоде
Беседовал знатный старик.
Он кровный был граф по природе,
По службе ж он ленты достиг;
Величье его и томленье
Все нервы расстроили мне.
Но знать он хотел мое мненье,
Что думаю я о весне?
«Весна, – отвечал я, – малютка
Прелестных пятнадцати лет;
Ей нравится смелость и шутка,
Но верности вовсе в ней нет.
В ней чуешь – она развернется!
Она вам, как птичка, поет,
Поплачет, потом улыбнется,
И вдруг вас водой обольет.
Сбегать она любит по горкам,
Со всеми кокетка она,
Шныряет по разным задворкам,
Боса и немножко грязна…
Дочь плебса… И ей неизменным
Останется демократизм!
Но старым, седым и почтенным
Дарит она лишь ревматизм»…
Весьма не понравилось это
Сановнику. Шамкая ртом,
Вопрос он мне задал: «а лето?»
И косо взглянул он притом.
«За лето, – сказал я, – чиновных
Я сто бюрократов отдам!
Видали вы ясных и ровных,
Ленивых, хозяйственных дам?
Противна им всякая драма,
По вкусу спокойствие, смех,
И лето такая же дама
И даже получше их всех.
Она рождена буржуазкой:
Хозяйка, и мать, и жена,
Но знойной и томною лаской
Балует и нежит она.
Смеясь, она варит варенье,
Ребятам купаться велит,
Когда же в ней лопнет терпенье,
То громом матрона гремит.
Потоками слезы льет вволю,
Как скалкою, молнией бьет,
А лишь прояснится, на волю
Охотней стремится народ.
Но трудно ужиться с ней старым:
Их в пот она любит вогнать
И солнечным может ударом
Она подзатыльника дать!»
Такими своими речами
Весьма старика я сердил.
«А осень?» – сверкнувши глазами,
Меня он упрямо спросил.
«Ах, осень, – сказал я, – поэта
Еще молодая вдова.
Всегда она в траур одета,
Поникла ее голова…
В мечтах ее жизни отрада,
Печально ее бытие
И к интеллигенции надо
Причислить по праву ее.
Какою-то мыслью больная,
Она молчалива, нервна,
И вечером бродит, рыдая,
В старинных аллеях она…
Ах, ей не дано рассмеяться,
Ей грезится смерти покров.
Но следует дряхлым бояться
Коварных ее сквозняков!»
Остался такою особой
Старик недоволен весьма,
И он с нескрываемой злобой
Спросил меня: «ну, а зима?»
«О, я объясню вам и это!
Зима, стану я утверждать –
Графиня из высшего света,
Рожденная, чтобы блистать,
Алмазами хладно сверкая
И в снежно-пушистом боа,
Прекрасна она, ледяная,
Но вовсе уж не буржуа.
От плаз ее пристальных взоров
Всем нам суждено застывать,
И любит сплетенья узоров
На стеклах она рисовать.
Всегда равнодушна, жестока,
Она величаво-проста,
За холод и гордость глубоко
Не любит ее беднота,
Но мальчик веселый к ней ходит
И любит графини мороз,
А старцев за нос она водит,
И сильно краснеет их нос!»
«Молчите же! – вскрикнул советник. –
Моя это, значит, жена!
Вы, сударь, дурак или сплетник
Иль выпили много вина».
Мы чуть не подралися даже,
Но графа жена подошла,
Шепнула мне: «там же, тогда же»,
И мужа за нос отвела.
«Я гляжу на рисунок головки…»
Я гляжу на рисунок головки
На коробке моих папирос;
Но… я знаю взгляд этой плутовки,
Эти глазки и тонкие бровки,
Этот весело вздернутый нос!..
Помню встречи в ограде погостной…
Как она говорила, дразня:
«Ну, опять, целоваться, несносный!»
На коробке она папиросной,
А ведь в сердце была у меня…
УРОК
Посвящается А. Ф. К-ской
У меня за стеною учитель
С ученицей готовил урок;
И, науки знаток и любитель,
Не подслушать его я не мог.
Он в тужурке, лохматый, неловкий,
Первокурсник-студент, а она…
Маша с Грезовской чудной головкой,
Так по-детски еще сложена…
То она улыбалась немножко,
То серьезной казалась потом,
Но я видел сквозь щелку, как кошка
С милой ножкой играла тайком…
Он сказал ей: «Начнем. Расскажите
Исторически-верную суть
О Троянской войне. Не шалите.
Что вы вертитесь вечно, как ртуть?»
– «Ах, война! Ну, я знаю. То было…
Там был старец, седой-преседой…
Как его?.. Вот уже позабыла…
Он, наверно, как дядя, такой».
– «Ну, Гомер. Как не стыдно, Маруся,
Это имя святое не знать?»
«Ах, Иван Николаевич, дуся,
Я сама так хотела сказать.
Да… И был там Парис, сын… кого-то
Лучше всех, что на свете, он был.
Ну и яблоко дали за что-то…
Да, за то, что Елену любил».
– «Нет, Маруся. Парис – сын Приама.
Что ни слово у вас, то скачок.
Но Парис ни при чем тут; вся драма
Есть лишь фазис борьбы за восток»…
– «Поняла. Скрал Елену тот витязь;
Лелька-душка, шестнадцати лет»… –
– «Ой, Маруся, Маруся, стыдитесь,
И в учебнике этого нет!» –
– «Я учила»… – «Да как? Еле-еле!
Ей уж было полвека почти»…
– «Что? Полвека? Тогда неужели
Помоложе не мог он найти?» –
– «Отвечайте скорее. И кратко.
Похищенье – причина войны.
В этом факте, быть может, остатки
Эксогамного брака видны.
Менелай же, Елены муж, дабы
От Париса Елену отнять»… –
– «Как? Полвека… Пожалуй, тогда бы
Я не стала бы с ним воевать…
Ведь Елена была уж как тетя…
Вот смешно, если б это теперь
Из-за тети… И что дядя Котя
Стал бы делать? Рычал бы, как зверь!» –
Тут студент моментально надулся,
Наставление стал ей читать,
Да взглянул на нее, улыбнулся…
И вдруг сам как пошел хохотать.
А за дверью я смехом беспечно
Поддержать их хотел, видит Бог!
Но Маруся сказала: «Вы вечно
Не даете учить нам урок»…
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: