— Ричард де Люси никогда этого не допустит!

Он покачал головой.

— Сейчас все на стороне закона, а значит, во власти юстициария. От ваших денег почти ничего не зависит. Если он решит, что вы слишком упрямы, отказываясь от моего предложения, то в следующий раз он не будет склонен проявлять к вам сочувствие. Он может увеличить налоги и на все закрыть глаза.

Посмотрев на свои руки, стараясь ими не двигать, чтобы скрыть свое волнение, так как он постоянно глядел па нее, Линнет внимательно изучала стены комнаты, ставшей сейчас для нее ловушкой, и пыталась найти выход. У этой клетки были двери, но, приглядевшись, она поняла, что они всего лишь ведут в другие клетки, поменьше и похуже, откуда она уже никогда не сможет вырваться.

Незаметно вдова покосилась на Джослина. Он всегда был очень ласковым с Робертом, как ей казалось, и ему дважды за последнее время пришлось столкнуться с Джайлсом, сдерживая свой гнев и вынося его выходки, но это ни в коей мере не делало его святым. Подобно Джайлсу, он был своеволен и самоуверен. У нее, правда, не имелось веских причин жаловаться на его несносный характер. А с другой стороны, есть ли у нее выбор? Мысль о таком человеке, как Убер де Бомон, наполнила ее страхом, и она почувствовала, как кровь холодеет в жилах.

— Как бы вы поступили, если бы я не подслушала ваш разговор там, внизу? — с любопытством спросила Линнет.

— Я бы зашел к вам утром, — ответил Джослин, и усталая улыбка скользнула по его лицу, удивив ее. — Может быть, сидя в саду, после мессы, и слушая, как за стеной играет Стивен на своей лютне, я стал бы перед вами на колени.

Ей пришлось улыбнуться, но улыбка получилась неискренней.

— Тогда бы я вам точно отказала.

— А сейчас?

Линнет осмотрелась, как бы припоминая, где она находится, и стала оглядывать все ту же погруженную в полумрак спальню: на стене прыгали какие-то странные тени от горящей свечи, за шторой их разговор подслушивала тетка, поодаль стояла кровать с сатиновым покрывалом, блестящим, как на солнце. Именно эта кровать вызывала в ней самое сильное отвращение, как символ предательства и боли. Как она все это ненавидела.

Женщина глубоко вдохнула.

— Я не отказываю вам, — сдалась она.

В его глазах вспыхнули искорки радости.

— Вы действительно этого хотите?

— Я даю вам свое согласие, — ответила она, что было не одно и то же. — Но я хотела бы, как и полагается, три месяца носить траур по Джайлсу. Я должна сделать для него хотя бы это. — Последнее предложение Линнет произнесла очень тихо, как бы опасаясь кого-то.

Она видела, как Джослин на секунду замер, обдумывая ее ответ. Затем, поглядев на постель, он спокойно сказал:

— Сомневаюсь, что вы вообще ему что-то должны. — Он посмотрел на нее и пожал плечами. — Во всяком случае, вы обязаны ему пока тем же, чем обязаны и мне. Любое вознаграждение нужно заслужить. — Боясь коснуться ее, он встал. — Вы готовы завтра, до того как мы отправимся в путь, подтвердить все сказанное здесь перед свидетелями?

Линнет заколебалась. Она уже позволила связать себя своим согласием. Теперь ее снова ждала несвобода. Безмолвно она утвердительно кивнула.

— Вам не придется сожалеть об этом шаге, я клянусь, — твердо заверил он.

Она вспомнила, как Раймонд де Монсоррель однажды сказал эти же самые слова — нежно, шепотом. Он обманул, о боже, как он обманул, порушив все ее планы.

Джослин остановился, но, так как она, отвернувшись ничего не ответила, глубоко вздохнул и направился к двери. На пороге повернулся и, щелкнув пальцами, глянул на нее.

— Да чуть было не забыл: ранее вы хотели мне что-то предложить, касающееся этого сундука.

Линнет неуверенно поднялась. Она беззвучно молилась, чтобы он ушел, но, наверное, молитва была не столь сильной. Было бы проще отправить его, сказав, что это предложение не существенно, просто женская глупость, которая может подождать до утра. Она знала, что он не станет допытываться особенно судя по появившимся у него теням под глазами, а ведь ему еще предстояло нести дежурство возле гроба погибшего солдата. Но к утру у нее возникает слишком много других дел. Да и само предложение не было таким уж глупым. Наоборот, оно очень полезно.

Она рассказала Джослину о своем плане и была за это вознаграждена взглядом, полным восхищения.

— Я займусь этим прямо сейчас, — пообещал он и вышел из комнаты бодрой походкой, увидев в этом добрый знак для себя, а самое главное, как ему показалось, скрытое желание Линнет быть с ним всегда вместе.

ГЛАВА 11

Теплым летним днем Джослин подъезжал к Рашклиффу по древней Фосс-роуд, волнообразно тянувшейся по пустошам восточнее реки Трент и города Ноттингема и выходившей затем на проторенную обозами тропу, соединяющую Рашклифф с Саутвеллом и Ньюарком.

Прислонившись к нему и укрывшись его плащом, сидел Роберт де Монсоррель. Джослин усадил ребенка к себе в седло, чтобы дать Линнет и ее служанке немного отдохнуть, а кроме того, у него теперь был отцовский долг перед мальчиком. Джослин чувствовал себя не так одиноко благодаря находящемуся рядом с ним мальчику.

Он улыбнулся, глядя на сонного светловолосого ребенка и представив себе реакцию Железного Сердца, если бы тот стал свидетелем этой сцены. Отец упрекнул бы его в излишней мягкости к этому милому созданию и счел бы опасным для воина выставлять напоказ свою нежную любовь к детям, так как люди могут перестать его уважать. Место ребенка — возле своей матери, а ее место — возле очага — так должны считать все здравомыслящие мужчины. Джослин помрачнел. О нем пока еще не говорили, что он слишком сентиментален, когда дело касалось женщин и детей.

Сделав очередной поворот по закругляющейся пыльной дороге, он наконец увидел замок Рашклифф, который предстал перед ним во всем своем великолепии, и у него перехватило дыхание. Главная башня, выбеленная известью, чтобы защитить камень от непогоды, высоко поднималась к небу. Эта громадина внушала гордость за нормандских лордов рода Монсоррелей. Глядя на замок, он почувствовал себя его обладателем, и это чувство вначале приятно поразило, но, испугавшись себя самого, он попытался его заглушить. Рашклиффом он мог пользоваться только до тех пор, пока не повзрослеет ребенок. Было неразумно, попав после долгих лет скитаний и бедности на богатый пир, с жадностью бросаться на еду. Ради себя самого же ему придется быть бережливым.

Когда они подъехали ближе, взорам предстал небольшой город, выросший под сенью этой огромной башни. Проезжая вдоль узкой главной улицы и пробираясь через рыночную площадь, они стали замечать выходивших из глиняных жилищ людей, с любопытством глазевших на отряд воинов и на похоронную процессию. Под ногами вертелись собаки, куры и дети. Огромная пятнистая свинья, лежавшая на дороге в луже, кормя свой выводок, загородила им путь, и пришлось остановиться, чтобы убрать ее оттуда.