— Заренушка моя, кому, как не тебе, знать, что быт, как топь, засасывает. Не до большой политики будет этому министру.

— Ох, свежо предание, да верится с трудом, — вздохнула Зарена. — Выборы скоро. Что — то они покажут? Народ — он непознаваем, и все службы общего мнения не лучше былых гадалок на кофейной гуще. Как бы не отыгрался этот Борец. Интересно, кто его направляет, кто ему советует.

К богатому особняку в пригороде делового города одна за другой подъезжали роскошные автомашины, последнее слово техники и комфорта. Приехавшие, изысканно одетые, элегантные, сытые спортивного склада джентльмены, скрывались за калиткой ворот с причудливой чугунной вязью и окружающими парк стенами. Все они направлялись в густой кустарник около роскошного дома и выходили оттуда все одинаково одетые в балахоны с капюшонами. Они ныряли в маленькую дверь под парадной лестницей, спускаясь в подвальное помещение.

Подземный зал, красиво отделанный старинными символами, наполнился людьми в балахонах, прибывшими на тайное собрание Братства, которое в древности создано было для защиты строителей, но с тех пор переродилось в тайное политическое общество, не признающее государственных границ, используемое уже не для защиты людей труда, а совсем в других целях.

Сохранились лишь вековые традиции, выглядевшие архаичными, но по решению братьев высших ступеней свято сохраненные. Они удобны для проведения во всем мире нужных действий, подчиненных «тайному компасу» в руках руководителей Братства.

В наполненный фигурами в балахонах зал вкатили кресло — каталку с человеком в замшевом запоне и оранжевом капюшоне, и он открыл собрание.

Гроссмейстер Братской Ложи предложил одному из братьев выйти к его креслу — каталке и объявил:

— Сейчас мы заслушаем о делах на востоке, откуда прибыл для доклада наш доверенный брат.

И тот сообщил, что усилиями Братских Лож на старом континенте удалось провести в президенты двух видных стран своих людей, которые будут проводить рекомендованную им Братством политику.

Всеобщее одобрение прокатилось по серым капюшонам.

— А теперь, — продолжал гроссмейстер, — брат, выполнявший в особо неблагоприятном месте важное задание, сообщит результаты своей деятельности, направленной против «империи зла», подрывающей отрицанием собственности основы западной цивилизации.

К креслу — каталке подошел рослый брат, как и все, в балахоне. Он заговорил приглушенным капюшоном голосом умелого оратора:

— В основу моей деятельности лег план, разработанный старшими братьями, стоящими на страже цивилизации. Мне, профессору экономики Эльского университета, пришлось стать тренером тяжелоатлетов, чтобы продвинуть периферийного руководителя, любителя «железных игр», на более высокий пост. Он преуспел под моим руководством и в спорте, и в политике, став и чемпионом в тяжелом весе, и президентом отделившейся части страны. Тренерские советы и его реформы ослабили ее и открыли огромный рынок сбыта наших товаров. А главное, провозгласили частную собственность в былой «империи зла»! — Удовлетворенный, он сел на место.

— Хочет ли кто — либо из братьев отозваться на сообщение нашего брата? — спросил гроссмейстер.

К креслу вышел очень высокий брат, скрытый балахоном и капюшоном, отличаясь более высоким ростом, чем даже профессор Эльского университета, псевдотренера тяжелоатлетов.

Он заговорил на всем понятном языке, но в крайне неожиданной ритмической форме:

— Вступая в Братство, я хотел служить добру и благу. Так почему теперь ликуем, содеяв на Востоке Зло? Промышленность остановилась, преграды нет для роста цен, необеспеченна валюта, народ тем брошен в нищету. Возможно ли, чтобы рабочий не получал у нас зарплаты, без пенсий гибли старики? У них же так! Поверить трудно! И обессилена там власть, почувствовал простор разбой. Из тьмы возникли богачи. Наука и культура чахнут. Грозит народу вырожденье: младенцев меньше, чем смертей! А мы, узнав о том, ликуем! И станем от того богаче. Не вижу я Добру служенья и с горьким чувством ухожу… И дерзкий брат направился на свое место.

— Подожди, забывчивый брат, — сердито остановил его гроссмейстер. — Скажи, какого званья в нашем Братстве ты достиг?

— Конечно, здесь я только «мастер», хоть за плечами целый век.

— Так вспомните, прошу, «вчерашний подмастерье», — презрительно начал гроссмейстер, — что выше вас тридцать одна ступень братской лестницы, ведущей к Зодчему Вселенной, и клятву вы под угрозой шпаг карающих давали беспрекословно выполнять указанья братьев высших степеней. Вы лишь мастер, а беретесь судить о планах рыцарей звездного неба!

Зал шумел. Первый шок от разоблачений брата прошел и сменился негодованием.

Братья один за другим брали слово, чтобы защитить цивилизацию от фанатизма, представитель которого проник в их среду и пытается вырвать мирную победу над «империей зла», достигнутую без ядерной войны и потерь с нашей стороны. «Их сырье нам принадлежит по праву победителей, к тому ж мы платим за него своей продукцией, кормя их и одевая».

Отважный мастер в спор вступать не стал и вместе со всеми вышел через маленькую дверь у парадной лестницы особняка.

В кустарнике все разоблачились, становясь блестящими джентльменами. Они закуривали сигары и договаривались о деловых сделках, встречах и общих развлечениях.

Высокий старец с длинной бородой освободился от балахона в стороне.

Лицо его было печально. Он понимал, что не может мудрость иного мира сдержать безумие цивилизованной дикости, под знаменем ханжества и выгоды катящейся в пропасть.

Не оборачиваясь, он ощутил человека со шпагой за спиной, готового «казнить клятвопреступника». Не имел понятия брат со шпагой ни о параллельных мирах, ни о других измерениях. Когда он сделал выпад, то проткнул воздух. Старец для него исчез, перейдя в свой параллельный мир…

А спустя некоторое время великолепный лимузин одного из первых богачей Запада привычно остановился на душной улице Делового Города у заштатной парикмахерской. Ее хозяин, приволакивая ногу, подобострастно открыл дверь перед важным клиентом, и тот, отразившись в зеркалах заведения символом благополучия и процветания, уселся в кресле с откидной спинкой, оказавшись сразу в лежачем положении.

Хозяин сам обслуживал, намылил его холеное лицо, готовясь сделать кожу идеально гладкой. Из — за перегородки вбежал помощник.

— Эти варвары, — захлебываясь произнес подмастерье, — расстреливают свой парламент! Наша компания ведет прямую передачу с крыши противоположного дома. Крайне интересно! Уверяю вас!

Миллиардер вскочил с кресла и так с намыленными щеками побежал за перегородку. Хозяин заведения ковылял за ним следом.

На экране виднелся величественный беломраморный дворец с бесчисленными окнами, возвышаясь над мостом с въехавшими на него танками.

Все было, как в кино, но происходило на самом деле. Из орудия сверкало пламя: и тотчас из одного из окон дворца вырывался клуб дыма, и все беломраморные плиты над ним покрывались черной копотью.

— Это не болванками бьют, — в волнении объяснял подмастерье. — Это боевыми снарядами стреляют по живым людям внутри!

— Иди, встречай клиентов, — приказал ему хозяин заведения.

Миллиардер, оставшись с ним наедине, сказал:

— Так в неомире еще никогда не бывало! Я не могу себе представить, чтобы у нас в столице по приказу президента появились бы танки, расстреливая парламент, разбивая его купол, убивая сенаторов и депутатов.

— Они так понимают демократию, — угрюмо произнес парикмахер.

— Я считал, что он не решится на орудийный залп по дворцу, где заседают избранники народа. На это не пошел в прошлом веке даже гениальный узурпатор, не стеснявшийся расстреливать тысячами людей. Он ограничился барабанным боем перед загородным дворцом, куда загнал парламент.

— Здесь стрельба происходит в центре столицы, — напомнил хромой.

Танк на экране чуть вздрагивал при очередном выстреле.