— Нам не язык единый нужен, а сухое, безопасное от наводнений место!

— Не будет ли там тесно? Вот о чем думаю я, — возразила толстяку дама.

— Не только тесно, мадам, но и голодно. Готовьтесь сохранить фигуру.

Илья воспринимал все эти разговоры с тоскливым чувством, укоряя себя в противостоянии отцу, мечтавшему уничтожить вредный слой углекислоты в атмосфере.

Никто из здесь сидящих не подозревал, что ждет их впереди. А на последней монорельсовой станции перед горами, к удивлению беглецов из Гавра, их ждало… море. Но не прорвавшейся сюда воды, а море голов таких же беженцев с побережий прекрасной Франции и из Нормандии, и с юга… Они скопились перед цепью швейцарских стрелков с направленными в их сторону стволами автоматов.

Земля гор была занята исконными ее жителями, не желавшими пускать к себе чужаков.

Но как бы ни плотна была масса полуобезумевших от страха и негодования людей, но им пришлось потесниться для прохода бронекатов, с грохотом рвущихся к границе.

— Франция предъявила ультиматум. Мы войдем в горную страну вслед за бронекатами! — радостно кричали в толпе.

Но против бронекатов Франции появились бронированные машины Швейцарии, которая не воевала тысячу лет. Всему приходит конец, даже традиционному нейтралитету. Объектом вожделения стала сухая швейцарская земля с уходящими в облака горами. Впрочем, не в облака, а в суровые низкие тучи, то и дело проливавшиеся дождем.

В толпе беглецов ползли слухи о начавшихся переговорах между ощерившимися военными силами двух стран.

А людям надо было жить. Ставили неведомо откуда появившиеся палатки. Складывались из тюков стены, натягивался брезент, и под ним спасались уже промокшие, трясущиеся в ознобе люди. С трудом разжигали костры, кашляя не то от дыма, не то от простуды.

Настали сумерки, а затем и осенняя прохлада, вскоре перешедшая в нестерпимый холод. Под дождем костры тлели, а не грели.

Замерзшие люди сидели на земле, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хоть как–нибудь согреться, забывая ссоры из–за места в палатке.

Доставали из тюков одеяла и кутались в них по двое, по трое, и даже не из одной семьи.

Ночь прошла в тщетном ожидании. Лишь Наза Вец с Ильей не рисковали ничем, прогуливаясь между противостоящими французскими и швейцарскими бронекатами и стволами артиллерийских орудий, готовых к бою.

Утром стало хоть светлее, но не теплее. Дождь лил по–прежнему, напоминая библейское сказание о сорока днях и сорока ночах проливных дождей перед великим потопом.

— Уж если нам тонуть, то пусть океан поднимется до снегов на горных вершинах. Погибать, так всем! — восклицал бывший нарядный франт, промокший костюм которого представлял жалкое зрелище.

Тогда–то и послышались первые выстрелы.

Началась война. В воздухе появились летательные машины, сбрасывая смертоносный груз, с грохотом взмывались с земли фонтаны огня и клубы дыма. Рушились здания, уничтожая, раня или оглушая людей…

Завязывались воздушные схватки. Юркие истребители, рев которых был слышен, когда они уже пролегали, схватывались с бомбардировщиками, напоминавшими исполинских летучих мышей с развернутыми треугольными крыльями.

Машины, оставляя в небе черный хвост, падали прямо на не знавших, куда убежать, людей, губя многих при ударе о землю, когда взвивались столбы огня.

Отовсюду слышались стоны и солдат, и мирных беженцев, спасавшихся от воды и попавших в огонь.

Семейство графини де Гранже расположилось в ее палатке, куда заглянул проходивший мимо офицер.

— Мой Бог! — воскликнул он. — Графиня де Гранже! Как вы попали в это месиво несчастных, владелица швейцарских гор и замка?

— Ах, милый лейтенант, — отозвалась превратившаяся в старуху графиня, — эти свиньи не пропустили даже меня, владелицу их земель, поскольку у меня французский паспорт и я не перестала быть французской аристократкой. А о семье сына и говорить нечего. Они — французы! И даже дети не имеют будто права войти в бабушкин дом, он отсюда виден на горном склоне.

— Ах, мадам, я в отчаянии! Но, верьте, мы водворим вас в ваш замок. Мы ждем приказа об атаке. Пока идут воздушные бои. Мы пробьем эту редкую цепь горе–вояк! Они узнают нас, потомков бонапартовских гренадеров!

— Вся надежда на вас, мой храбрый воин! Вот это мой сын Гастон. Он, я уверена, пойдет к вам в солдаты, как будет в том нужда.

— Надеюсь, что такой нужды не будет, — буркнул Гастон, кутаясь в детское одеяло, достав его из чемодана малышей.

— Я ухожу готовиться к атаке! — заявил лейтенант виконт де Желеньи и побежал вдоль цепи французских бронекатов, которым уступила место толпа несчастных беглецов.

Приказ о штурме Швейцарии был получен. И развернулся кровавый бой. Схватились бронемашины. Они не ограничились пальбой друг в друга, а шли на таран, боролись «врукопашную», если о машинах можно так сказать. Стреляли они не только снарядами, но и струями липкой жидкости, загоравшейся при ударе, превращая бронированную цель в пылающий факел. В воздухе пахло гарью, горелым мясом и едким дымом. Он стлался к земле и был удушлив, как отравляющий газ.

Илья почувствовал тошноту. Он понимал, что видит запись мнемонических кристаллов в архиве неомира, которую Наза Вец оживил сейчас в их общем видении, но сладить с собой не мог. Его трясло от негодования.

В густом слизистом тумане солдаты ринулись в бой, столкнувшись около пылающих машин, начав обычную рукопашную схватку, ударяя и руками, и ногами по всем правилам древневосточной борьбы.

Французы с их опытом веденья войн все же оказались сильнее защищавших свою горную землю вчерашних крестьян и проводников.

Цепь пограничных войск была прорвана.

Вслед за солдатами туда устремились мирные бедолаги, ради которых и началась война.

Но она только начиналась. Сражение возобновлялось на каждом взгорье, у каждой стоявшей на пути скалы, за которой засели защитники страны от нашествия переселявшихся сюда народов.

Старый рыцарский замок графини де Гранже был отбит.

Графиня и ее семейство, казалось, обретает счастье, но оно было мимолетным.

Многочисленная вышколенная прислуга с поклоном встретила вернувшуюся хозяйку и ее спутников. Но вслед за ними во двор ворвались посторонние люди, недавно мокнувшие у самодельных палаток. Они желали быть под крышей, кому бы она ни принадлежала.

Графиня едва не умерла от негодования. Она послала наиболее ловкого лакея отыскать в штурмующих войсках лейтенанта де Желеньи.

Ворота двора удалось закрыть от напиравших снаружи людей. И в этом помогали слугам графини те из беглецов, кто уже проник во двор и почитали себя «совладельцами» захваченного замка, не желая пускать в него еще кого–нибудь.

Слуга, отыскавший виконта Симона де Желеньи, увидев, что творится у ворот, повел офицера в лес и там, отвалив замшелый камень под могучим буком, открыл железную дверь потайного хода, ведущего в старинный замок. Отсюда в былые времена защитники замка делали вылазки против осаждающих. Теперь по темному сырому подземелью вслед за едва видевшимся в темноте слугой шел лейтенант французских войск, отвоевавших у швейцарцев часть их более высокой суши.

Графиню он застал в постели.

Около нее стоял растерянный Гастон.

— Что делать, лейтенант? Среди ворвавшихся в наш двор оказался врач, притом знаменитый. Он «утешил» нас, твердя о вирусах и начинавшейся, несомненно, эпидемии. Он говорит, что она распространится быстро и среди солдат, и местных жителей. Что делать?

— Солдатами займусь я сам. А вы уповайте на Господа. Быть может, среди ворвавшихся во двор найдется и священник. Графине, возможно, понадобится исповедник.

— Ну уж нет! Не для того вас привели сюда, виконт! Вы имеете дело с родом де Гранже!

— О да, мой граф! Ваша матушка обещала показать мне галерею ваших прославленных предков, пока была, разумеется, в сознании.

— Она просто простудилась. Я покажу вам портретную галерею, но лишь затем, чтоб вы привели сюда солдат и сняли осаду с замка, принадлежащего цвету французской знати, гонимой еще Наполеоном.