Долиш кашлянул.

– Вам лучше отдохнуть, миледи, – грубовато сказал он. – Можете быть уверены, что инспектор Грегсон и я сделаем все по закону.

Впервые она взглянула на нас, и в неверном мерцании свечей мне на мгновение показалось, что в ее прекрасных глазах промелькнула и исчезла скорее насмешка, чем печаль.

– Стивен не с вами? – спросила она не к месту. – Ну да, конечно, он должен быть в библиотеке. Верный Стивен!

– Я боюсь, что смерть его светлости…

Она резко встала, ее грудь вздымалась, а рука судорожно мяла край кружевного платья.

– Его адской светлости! – прошипела она и, в отчаянии всплеснув руками, повернулась и медленно удалилась.

Когда дверь закрылась, Шерлок Холмс опустился на колено возле гильотины и, приподняв край пропитанного кровью покрывала, взглянул на тот кошмар, который скрывался под ним.

– Да уж, – произнес он спокойно, – от удара такой силы его голова должна была прокатиться через всю комнату.

– Я не нашел ее. Не было никакой головы.

Некоторое время Холмс так и оставался стоять на колене, молча уставившись на говорившего.

– Мне кажется, что вы слишком многое воспринимаете как само собой разумеющееся, – сказал он наконец, поднимаясь на ноги. – Позвольте мне выслушать все, что вы думаете по поводу этого странного преступления.

– Все достаточно ясно. Вчера вечером два человека поссорились, и дело, очевидно, дошло до драки. Молодой человек поборол своего пожилого противника, а затем убил его с помощью этого вот инструмента. Капитану Лоудьяну пришлось связать лорда Коупа, следовательно, тот был еще жив, когда его положили на гильотину. Преступление было обнаружено сегодня утром дворецким Стивеном, а конюх привел меня из деревни, после чего я предпринял все необходимые меры, то есть произвел опознание его светлости и описал все предметы, находившиеся при нем. Если вы хотите знать, как сбежал убийца, я могу вам это сказать: на лошади, которая исчезла из конюшни.

– Очень поучительно, – заметил Холмс. – Насколько я понимаю, из того, что вы говорите, следует, что два человека затеяли ужасную драку и при этом умудрились не прикоснуться к мебели и не разбить ни одной стеклянной витрины, которыми заставлена комната. Затем, избавившись от своего противника, убийца ускакал на лошади в ночь с чемоданом в руке и с головой своей жертвы под мышкой. Воистину замечательная картина.

Лицо Долиша покраснело от злости.

– Очень просто камня на камне не оставить от чужих рассуждений, мистер Шерлок Холмс, – презрительно фыркнул он. – Может быть, вы преподнесете нам свою теорию?

– У меня нет никакой теории. Я ищу доказательства. Кстати, когда здесь в последний раз шел снег?

– Вчера днем.

– Тогда еще есть надежда. Но давайте посмотрим, может ли эта комната дать нам какую-нибудь еще информацию.

Минут десять мы стояли и наблюдали за ним – Грегсон и я – с интересом, Долиш – с выражением плохо скрываемого презрения на обветренном лице: как он медленно ползал по комнате на четвереньках, что-то бормоча себе под нос, словно огромное серовато-коричневое насекомое. Из кармана плаща Холмс вытащил увеличительное стекло, и я заметил, что предметом самого тщательного изучения стал не только пол, но и содержимое каждого столика.

Потом, поднявшись на ноги, он замер, погруженный в свои мысли, и его вытянутая тень лежала поперек тускло-красной гильотины.

– Нет, это все не то, – вдруг сказал он. – Это было преднамеренное убийство.

– Откуда вы знаете?

– Шестерни гильотины недавно смазаны, а жертва была без сознания. Одно-единственное движение освободило бы ему руки.

– Тогда зачем они были связаны?

– Не знаю. Однако нет никакого сомнения, что этого человека принесли сюда без сознания, с уже связанными руками.

– Вот тут вы ошибаетесь, – громко вмешался Долиш. – Веревка совершенно такая же, как шнуры оконных портьер.

Холмс покачал головой.

– Шнуры на оконных портьерах выгорели от солнца, а этот – нет. Можно почти не сомневаться, что это шнур от дверной портьеры, каковой в этой комнате нет. Ну что ж, больше мы, пожалуй, здесь ничего не узнаем.

Два полицейских что-то обсудили между собой, потом Грегсон обернулся к Холмсу.

– Так как уже за полночь, – сказал он, – нам лучше вернуться в гостиницу в деревню, а завтра продолжить наши поиски врозь. Я не могу не согласиться с инспектором Долишем, что, пока мы здесь теоретизируем, преступник спокойно доберется до побережья.

– Я хотел бы прояснить один вопрос, Грегсон. Я официально нанят полицией?

– Но это невозможно, мистер Холмс!

– Хорошо. Тогда я могу себе позволить иметь свое собственное суждение. Но мне нужно еще минут пять побыть во дворе, а затем доктор Уотсон и я присоединимся к вам.

Меня охватило жестоким холодом, когда я двинулся вслед за отблеском лампы Холмса вдоль окруженной сугробами дорожки, которая вела через двор к главному входу.

– Кретины! – воскликнул Холмс, наклоняясь над запорошенной снегом дорожкой. – Посмотрите, Уотсон, целый полк навредил бы меньше! Колеса коляски в трех местах! А вот сапожищи Долиша и пара сапожных гвоздей, по всей вероятности – на сапогах конюха. Вот следы женщины – бежавшей. Конечно, это леди Коуп: она пробежала здесь, когда поднялась суматоха. Да, конечно, это она. А что здесь делал Стивен? Нет ни малейшего сомнения, что это его ботинки с квадратными носами. Вы, разумеется, обратили на них внимание, Уотсон, когда он открыл нам двери? Но позвольте, а это что такое?

Лампа замерла, а затем медленно двинулась дальше.

– Туфли, туфли! – возбужденно воскликнул Холмс. – Идут от главного входа. Смотрите, вот опять! Судя по размеру ноги – высокий человек, и нес он что-то тяжелое. Шаг укорочен, и носки отпечатались яснее, чем пятки. У нагруженного человека центр тяжести всегда смещен вперед. Он возвращается! Ага, так-так! Ну, теперь, я думаю, мы имеем право на заслуженный отдых.

Всю дорогу до деревни мой друг хранил молчание. Но когда мы расставались с инспектором Долишем у дверей гостиницы, Холмс положил ему руку на плечо.

– Человек, совершивший это убийство, высок и худощав. Ему около пятидесяти лет, левая ступня слегка вывернута внутрь, он заядлый курильщик и курит турецкие сигареты через мундштук.

– Капитан Лоудьян! – проворчал Долиш. – Я ничего не знаю ни о каких мундштуках, но во всем остальном ваше описание в точности совпадает. Но кто вам рассказал, как выглядит Лоудьян?

– Я отвечу вам вопросом на вопрос. Коупы – католическая семья?

Местный полицейский выразительно посмотрел на Грегсона и постучал пальцем по лбу.

– Католики?.. Ну, сейчас, когда вы спросили, я вспоминаю, что вроде когда-то давно они были католиками. Но какое отношение…

– Я рекомендую вам обратиться к вашему путеводителю. Спокойной ночи.

На следующее утро, высадив моего друга и меня у ворот замка, двое полицейских отправились на дальнейшие розыски. Холмс проводил их лукавым взглядом.

– Боюсь, что все эти годы я был несправедлив к вам, Уотсон, – заметил он таинственно, когда мы возвращались к дому.

Дверь нам открыл пожилой слуга, и, следуя за ним в парадный зал, мы с грустью отметили, что честный старик все еще глубоко потрясен смертью хозяина.

– Вам здесь нечего делать, – громко и раздраженно сказал он. – Господи! Ну неужели вы никогда не оставите нас в покое?

Я уже отмечал ранее необыкновенный дар Холмса успокаивающе действовать на окружающих, и старик тоже постепенно пришел в себя.

– Я полагаю, что это и есть знаменитый азенкурский витраж? – спросил Холмс, рассматривая небольшой оконный переплет с искусно расписанными стеклами, через которые зимнее солнце разбрасывало по каменному полу сверкающие краски.

– Да, сэр. Таких только два во всей Англии.

– Вы, конечно же, давно служите в этой семье?

– Давно ли служу? Да! Я и моя семья служим уже почти два века. Наш прах лежит на их могильных камнях.

– Думаю, что у этой семьи интересная история.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: