Оттого ли, что профессор вернулся к любимому делу, оттого ли, что перестал сомневаться в Поле, но теперь он уже не сидел с затравленным видом и даже улыбался.

– Прочту с удовольствием, – сказал Поль. – А пока не могли бы вы в нескольких словах очертить основное направление ваших исследований?

– Главная наша тема – это генетическая стабильность, – ответил профессор, чертя по воздуху сигаретой. – Мы хотим понять, почему некоторые живые организмы сопротивляются изменениям, а другие подвергаются частым мутациям на генетическом уровне. Это фундаментальная проблема, от решения которой зависят многие вопросы медицины: появление раковых клеток, сопротивляемость бактерий антибиотикам, изменение областей воздействия вирусов.

– Какой живой материал вы используете?

– Мы не занимаемся вирусами. Для этого потребовались бы специальные устройства обеззараживания и многое другое…

Поль изобразил на лице удовлетворение и сделал пометку в блокноте.

– Мы проводим исследования на двух типах живых организмов. Быстро делящиеся клетки – вроде базовых цепочек костного мозга – мы получаем от разных животных: кошек, мышей, крыс, обезьян.

– Таким образом, сбежавшие животные были донорами клеток. Они не носители каких-либо патогенных веществ. Они не подвергались и генетическим модификациям?

– Нет. Именно поэтому я говорю, что нет повода для беспокойства.

– А второй тип организмов?

– Это бактерии.

– Какие?

– У нас классические методики: все та же вечная колибацилла. Мы также запустили программу на базе холерного вибриона.

Поль резко поднял голову.

– Вы занимаетесь холерой?

– Вы конечно же знаете, что холерная бактерия чрезвычайно устойчива. Во время гигантских пандемий микроб воспроизводил себя бессчетное количество раз, а между тем со времен Средних веков он практически не изменился. Именно эта устойчивость нас и интересует.

– А другие патогенные микробы?

– Да, золотые стафилококки, как раз из-за их способности быстро мутировать. Некоторые штаммы возбудителя дизентерии… Ничего особенно зловредного, поверьте.

– Холера, стафилококк, дизентерия. Вы не считаете их зловредными? Ну ладно. Но это все? Вы уверены?

– С точки зрения потенциально патогенных микробов, да.

– Вы говорили об этом с полицией?

– Меня никто не спрашивал.

– Откуда вы получаете штаммы холеры?

– Самым обычным образом: из больницы в Кракове. Время от времени они имеют дело со случаями заражения среди мигрантов. По моей просьбе они передали сюда образец.

– Где он хранится?

– Он был в холодильном шкафу вместе со многими другими образцами.

Поль ждал, подняв ручку. Рогульский все так же спокойно сказал, пристально посмотрев на него:

– Он попал в число уничтоженных материалов.

Поль оторвал взгляд от блокнота и чрезвычайно серьезно спросил:

– Вы хотите сказать, что они хранились в зале, который мы посетили?

– К несчастью.

– В простом шкафу?

– Да, в холодильном шкафу. Им хватило одного удара, чтобы все уничтожить. Мы нашли у шкафа настоящую кашу из стекла и живой массы.

– Преступники в нее наступали?

– Конечно.

– Тогда они ведь могли вынести вещества наружу или заразиться сами?

Рогульский опять встревожился. Глаза снова забегали во все стороны. Казалось, что он напряженно размышляет, слушая слова Поля о возможных тяжелейших последствиях распространения инфекции. Наконец он поднялся и уставился в окно, повернувшись к Полю спиной.

– Какой раздел биологии вы изучали? – спросил Рогульский.

– Нейрохимию.

– Понятно.

Рогульский обернулся. С его лица исчезла улыбка и всякая тень радушия. Глаза едва не вылезали из орбит.

– Это не освобождает вас от обязанности знать, что стафилококк и возбудители дизентерии повсеместно распространены в природе. Мы топчем их каждый день, хотим того или нет.

Поль слишком поздно понял, что затронул предмет, в котором совершенно ничего не смыслил.

– Что же до холеры, мой дорогой коллега, то это чудище можно сокрушить простым мытьем рук. У нас первокурсники знают, что заразиться можно только от испражнений живого больного, а не от бактерий в пробирке. Во всех лабораториях мира холерный вибрион хранится в обыкновенных шкафах.

Профессор остановил на своем госте холодный и презрительный взгляд. Потом он посмотрел на медные часы, висевшие над дверью, и поднял брови.

– Уже семь! Простите, но у меня встреча в городе. Если вам нужны другие бумаги, то обратитесь к моей секретарше. Я провожу вас.

Поль прошагал по улице не меньше километра, прежде чем пришел в себя. Он злился на себя за то, что так плохо подготовился к этой встрече. Он был слишком самоуверен и не дал себе труда разобраться в проблеме, положившись на туманные воспоминания о прослушанных курсах и забыв, что никогда особенно не интересовался инфекционными заболеваниями.

Оправившись от мучительного удара по самолюбию, Поль принялся размышлять об услышанном. Странно, что ни говори. С одной стороны, обычный вандализм защитников животных. Надо, конечно, проверить всю эту историю с холерой, но Рогульский был так уверен в себе, что Поль понимал – он прав. И все же что-то было не так. Профессора волновало не то, что Поль может найти, а то, кто он такой. Чьего же визита он так опасался?

Оказавшись в отеле, Поль позвонил в Провиденс и узнал, что сразу после его ухода Рогульский набрал номер, значившийся на карточке. Его, как могли, успокоили, но дело может на этом не кончиться. Достаточно связаться с Си-ди-си, чтобы узнать, что никакого Агентства безопасности исследовательского оборудования на свете не существует. Глупо дожидаться неприятностей с полицией, которую Рогульский, конечно, поставит об этом в известность. Разумнее всего здесь не задерживаться. «После Польши вам надо повидать наших английских друзей, – сказал ему Арчи перед отъездом. – Их мнение для нас очень ценно». Поль подтвердил бронь на завтрашний рейс Варшава – Лондон.

Майк Белл, почти двухметрового роста великан африканского происхождения, родился в Лидсе. Под твидовым пиджаком легко угадывалось атлетическое сложение бывшего чемпиона-баскетболиста. Майк представлял интересы Провиденса в Лондоне и встретил Поля в Хитроу. В руках он держал маленькую картонку с надписью: «Матисс». Поль представился, Майк дружелюбно приветствовал его, без липших слов подхватил багаж Поля и понес его, прижимая к животу обеими руками, словно хотел забросить в корзину.

– Я отвезу вас домой, – сказал он, подмигнув Полю.

Майк называл «домом» маленькую квартирку в Кенсингтоне, которой владело агентство. Напичканная системами против прослушки, она могла служить удобным местом для переговоров и дать надежное убежище агентам, не желавшим оставлять слишком много следов.

– В Варшаве все прошло нормально?

– Во Вроцлаве. Да, все в порядке.

Поль уселся в маленький синий «форд» и подивился, с какой ловкостью великан устроился за рулем.

Когда мы встречаемся с этим типом? – спросил Поль.

Тут все не так просто. Арчи пришлось не раз говорить с лордом Брентамом. Все как всегда: политики берут на себя обязательства, а за ними маячат спецслужбы. Никто не хочет подвергать риску своих агентов. Мы хоть и одним миром мазаны, _а все-таки иностранцы. Кому охота спалить прикрытие ради нашего удовольствия?

– Мне вовсе не обязательно встречаться с оперативным сотрудником.

– А вы думаете, только оперативники рискуют, разрабатывая этих помешанных защитников животных? Любой чиновник, собирающий о них информацию в тиши своего кабинета, может в один прекрасный день погибнуть, возвращаясь домой.

– Ну и как все устроилось?

– Через крышу, если так можно сказать. Человек, с которым у вас встреча, координирует всю борьбу с Фронтом освобождения животных на самом высоком уровне. Они считают это большой услугой. На самом деле его выбрали потому, что он уже засвечен. Сами увидите, что я имею в виду.