Есть известие, что Авеля водили и к самому генерал-прокурору графу Самойлову. Когда тот прочел, что Авель через год предсказывает скоропостижную смерть царствовавшей Екатерине II, ударил его за это по лицу и сказал: «Как ты, злая глава, смел писать такие слова на земного бога». «Отец же Авель стояше пред ним весь в благости, и весь в божественных действах. И отвещавая к нему тихим гласом и смиренным взором, рече: меня научил писать эту книгу Тот, Кто сотворил небо и землю, и вся яже в них». Генерал подумал, что перед ним просто юродивый, и посадил его в тюрьму, но все-таки доложил о нем государыне.
Услышав год и день своей смерти, Екатерина II была в истерике. В результате 17 марта 1796 года вышел указ: «Поелику в Тайной экспедиции по следствию оказалось, что крестьянин Василий Васильев неистовую книгу сочинял от самолюбия и мнимой похвалы от простых людей, что в непросвещенных могло бы произвести колеблемость и самое неустройство, а паче что осмелился он вместить тут дерзновеннейшие и самые оскорбительные слова, касающиеся до пресветлейшей особы Ея Императорского Величества и высочайшего Ея Величества дома, в чем и учинил собственноручное признание, а за сие дерзновение и буйственность, яко богохульник и оскорбитель высочайшей власти, по государственным законам, заслуживает смертную казнь; но Ея Императорское Величество, облегчая строгость законных предписаний, указать соизволила оного Василия Васильева вместо заслуженного ему наказания посадить в Шлиссельбургскую крепость с приказанием содержать его под крепчайшим караулом так, чтоб он ни с кем не сообщался, ни разговоров никаких не имел; на пищу же производить ему по десяти копеек в каждый день, а вышесказанные, писанные им бумаги запечатать печатью генерал-прокурора, хранить в Тайной экспедиции».
Доклад об Авеле, по которому составлено было высочайшее повеление, состоялся 17 марта 1796 года, а сам он ранее, 8 марта, уже был отправлен в Шлиссельбургскую крепость, где и помещен 9 марта в казарме номер 22. Комендант дал ему самому распечатать конверт от генерал-прокурора, в котором написано было увещание, чтобы он во всем чистосердечно признался. Авель, выслушав сие увещание два раза, отвечал: «Я более того, что в книге написано, сказать ничего не имею, что и утверждаю клятвою».
И был заключен Авель в крепость по именному повелению государыни Екатерины. И пробыл он там десять месяцев и десять дней. Послушание ему было в той крепости: «Молиться и поститься, плакать и рыдать и к Богу слезы проливать, сетовать и воздыхать и горько рыдать; Бога и глубину Его постигать». И проводил так время отец Авель до смерти государыни Екатерины. И после того еще содержался в крепости месяц и пять дней.
ОТ ИОАННА VI ДО ПАВЛА I
Чтобы лучше представить обстановку, на фоне которой случатся события, которые предрек Авель, посмотрим, что происходило в России накануне.
Пожалуй, никогда в русской истории не было замыслено и осуществлено столько заговоров, как в XVIII столетии. Это был век дворцовых переворотов и кровавых убийств. Обстоятельства некоторых из них до сих пор не вполне ясны
Долго зрел и вынашивался в начале века заговор и измена царевича Алексея, сына Петра I. Когда провели жесточайший розыск, царевича пытали, после чего были открыты его сообщники, самого Алексея «за все вины и преступления против государя и отца своего, яко сын и подданный его величества» приговорили к смерти.
Следующий акт исторической драмы о заговорах и дворцовых переворотах при русском дворе разыгрался двенадцать лет спустя. В августе 1740 года императрица Анна Иоанновна стала бабушкой. У ее племянницы Анны Леопольдовны родился сын, которого нарекли Иоанном в честь деда, царя Иоанна Алексеевича, старшего брата Петра I.
Видимо, предчувствуя свой скорый конец, Анна Иоанновна воспылала нежной любовью к внуку, преемнику престола. Она усыновила его, велела колыбель с младенцем перенести в свою спальню. Не обошла императрица лаской и вниманием и мать новорожденного, а также ее мужа, герцога Антона Ульриха Брауншвейгского.
Два месяца спустя Анна Иоанновна скончалась, как тогда говорили, от каменной болезни, и двухмесячный ребенок, согласно ее завещанию, был провозглашен императором. На подушке, прикрытой порфирой, его выносили при торжественных случаях, и вельможи лобызали его ножку. Малютку-императора показывали в окно народу и войску, которое приветствовало его раскатистым «ура». В честь царственного младенца устраивались нескончаемые придворные балы, фейерверки и иллюминации. Поэты славили его в своих одах, прочили великое царствование, жизнь долгую и спокойную. Увы, ни одно из этих предсказаний не оправдалось.
Не прошло и трех недель со дня провозглашения малолетнего наследника императором Иоанном VI, как случился переворот. Скоро и неожиданно пресеклось недолгое регентство ненавистного всем Бирона. Началось правление Анны Леопольдовны — матери младенца-императора. Длилось оно всего год и кончилось в осеннюю ненастную ночь столь же неожиданно, как и началось.
В ночь на 25 ноября 1741 года на Красной улице в доме цесаревны Елизаветы собрались те, кто вознамерился возвести на русский престол дочь Петра I. Среди заговорщиков находился и лейб-хирург Иоганн Герман Лесток, служивший еще при ее батюшке. Он-то и являлся одним из вдохновителей и организаторов будущего переворота.
Потомок знатного французского рода, родившийся в эмиграции на ганноверской земле, подвизавшийся здесь в качестве не то лекаря, не то цирюльника, однажды решил попытать счастья в России, где требовались знающие свое дело медики. В 1713 году авантюрист и искатель приключений прибыл в Петербург.
Знание языков, приятная внешность, а главное, веселый и обходительный нрав пришлись по душе царю. И только что прибывшего чужеземца определяют хирургом к высочайшему двору. Назначение это было тем более удивительным, что одновременно с Лестоком в Россию приехали шесть хирургов из Лондона, но ни один из них не удостоился такой чести. Считают все же, что, если бы Лесток не был хорошим специалистом, если бы он являлся шарлатаном, ловко прикинувшимся знающим медиком, его непременно бы разоблачили. Сам Петр I обладал немалыми познаниями в медицине, особенно в хирургии, бывало, лично делал операции, собственноручно пускал кровь и выдирал зубы.
Карьера Лестока в России сложилась более чем удачно при жизни Петра I. Но и после смерти царя, благоволившего к своему лейб-хирургу, ловкий ганноверец сумел удержаться на поверхности и в бурные дни правления Меншикова, и при верховниках. Остался он при дворе и с началом царствования Анны Иоанновны, исполняя должность лейб-хирурга при цесаревне Елизавете Петровне. Подле нее он задумал и выносил свой план: дочь Петра должна «восприять отеческий престол». В случае успеха пятидесятилетний Лесток лелеял себя надеждой получить новые должности и титулы, не говоря о золотом дожде, который польется на него. Ради личного преуспеяния и трудился неутомимый лейб-хирург над осуществлением плана переворота.
Время выбрано было благоприятное. Новая правительница, восприняв любовь своей покойной тетки Анны Иоанновны к увеселениям, беззаботно наслаждалась маскарадами, балами и балетами. И на все предостережения о том, что ей и ее сыну грозит опасность, не обращала внимания, так как не могла и не хотела поверить, что ее двоюродная тетка и кума станет что-либо против нее замышлять. Беспечность дорого обошлась ей и ее сыну.
Была полночь, когда лейб-хирург вошел в комнату Елизаветы и доложил, что все готово. Дочь Петра стояла на коленях перед иконой и молилась. Рядом с ней осеняли себя крестным знамением другие заговорщики. Лесток услышал, как тихим голосом цесаревна дала обет — упразднить смертную казнь, если Богу будет угодно способствовать осуществлению ее замысла.
Елизавета поднялась и, почти не помня себя от волнения, вышла со всеми на крыльцо, где ждали двое саней. В первые села Елизавета, Лесток и другие главные зачинщики. Сани тронулись в сторону преображенского съезжего двора.