— Да-да, я и сам думаю об этом, — сказал Ингмар.

Тогда Ингмар-сильный начал развивать придуманный им план. Ингмар должен убедить Тимса Хальвора построить на водопаде лесопильню и тогда сдать ее в аренду Ингмару. Уже много лет старик обдумывал, как бы помочь сыну Ингмара-старшего вернуть себе богатство.

Ингмар долго смотрел в ущелье.

— Ну, хватит, пойдем опять танцевать, — сказал Ингмар-сильный.

Но Ингмар не трогался с места, и старик терпеливо ждал его. «Если он сын своего отца, то он не ответит ни сегодня ни завтра; таким людям, как он, нужно время, чтобы все обдумать».

Пока они так стояли, неподалеку раздался громкий, яростный лай собаки.

— Ты слышишь что-нибудь, Ингмар? — спросил старик.

— Да, собака гонит дичь по лесу, — отвечал Ингмар.

Лай приближался, казалось, что охота должна промчаться мимо избушки. Старик схватил Ингмара за руку:

— Пойдем скорей!

— Да, что случилось? — спросил Ингмар.

— Молчи и иди скорее в дом, — отвечал старик. Пробежав несколько шагов, они услышали резкий лай где-то совсем рядом.

— Да, что это за собака? — несколько раз спрашивал Ингмар.

— Скорее, скорее! — торопил его старик. Он втолкнул Ингмара в сени, а сам стал старательно запирать дверь. — Быстрее, входите все, кто еще остался на дворе! — громко кричал он.

Он держал дверь полуоткрытой, и молодежь протискивалась в нее со всех сторон.

— Скорее, скорее! — кричал он и в нетерпении топал ногами.

Всем собравшимся в избушке стало страшно, и они хотели знать, что же случилось. Наконец все вошли, и хозяин запер дверь на засов.

— Вы с ума сошли! Спокойно разгуливаете, когда слышите лай горной собаки! — сказал он.

В эту минуту лай раздался возле избушки, собака несколько раз обежала вокруг, не переставая злобно лаять.

— Разве это не простая собака? — спросил один из парней.

— Поди и помани ее, если осмелишься, Нильс Янсон.

Все молча прислушивались к лаю, который, не смолкая, слышался возле дома. Понемногу этот лай стал казаться им зловещим и ужасным; они испугались, и многие побледнели как смерть. Нет, это, очевидно, была не просто собака, а какое-то чудовище, вырвавшееся из преисподней.

Только старик-хозяин осмеливался двигаться; сначала он затворил ставни, потом начал тушить свечи.

— Нет-нет, — кричали женщины, — не туши свет!

— Дайте мне сделать то, что пойдет нам всем только на пользу, — сказал старик.

Кто-то ухватил его за полу.

— Разве эта собака может нам что-нибудь сделать?

— Она — нет, — отвечал старик, — опасно то, что следует за ней.

— А что следует за ней?

Старик остановился и прислушался.

— Мы должны теперь сидеть совершенно тихо, — сказал он.

В комнате воцарилась мертвая тишина, не слышно было даже дыхания. Лай собаки еще несколько раз раздался вокруг дома. Потом он начал стихать, слышно было, как собака промчалась через Лангфорсовское болото и скрылась на горе, по ту сторону долины. Все стихло.

Тогда один из парней не удержался и сказал:

— Собака убежала.

Ингмар-сильный, не говоря ни слова, протянул руку и зажал ему рот — снова наступила тишина.

Вдруг издали, с вершины Клакберга, раздался длинный, протяжный звук. Он напоминал не то завывание ветра, не то звук охотничьего рога. Звук этот повторился несколько раз, вслед за ним послышался шум, топот и фырканье лошадей. С горы, казалось, неслась бешеная охота. Слышно было, как она мчалась по склонам горы, через опушку леса, мимо их избушки. Казалось, что гром сотряс землю, что вся гора обрушилась вниз, в долину. Когда шум пронесся мимо избушки, все съежились и опустили головы. «Сейчас нас раздавят!» — думали они.

Их пугала не столько мысль о смерти, сколько то, что это мог быть сам князь тьмы, шествующий среди ночи со всем своим полчищем. Они с ужасом различали в общем шуме вопли и стоны, вой и рыдания, рев и хохот, свист и визг. И когда то, что издали казалось грозой, налетело на них, они различали бешеный вой, резкий звук рога, треск огня, завывание духов, насмешливый хохот чертей и хлопанье больших крыльев.

Казалось, что разверзлась вся преисподняя и выпустила на землю все свои ужасы.

Земля дрожала и избушка тряслась, готовая развалиться, как будто над ней мчался табун диких лошадей — копыта их грозно стучали о крышу; казалось, что во всех углах завывали духи, а совы и летучие мыши гулко бились о дымовую трубу.

Во время всего этого шума кто-то вдруг тихо обнял Гертруду и заставил ее опуститься на колени. Она услышала шепот Ингмара: «Станем на колени, Гертруда, и помолимся Богу».

Девушка думала, что умрет от охватившего ее ужаса.

«Я не боюсь смерти, — думала Гертруда, — но ужасно то, что злая сила овладеет нами».

Но, когда она почувствовала на плечах руку Ингмара, сердце ее забилось спокойнее, и тело немного расслабилось. Гертруда близко прижалась к Ингмару. Когда он был с ней, она больше ничего не боялась. Странно, ведь он тоже боялся, а вместе с тем девушка чувствовала себя с ним в безопасности. Наконец ужасный шум стих, слышно было, как он удалялся туда же, куда и собака, через Лангфорсовское болото и леса Олофхаттена. Но в избушке Ингмара-сильного, по-прежнему, все было тихо и мертво; никто не шевелился, не произносил ни слова; казалось, ни у кого не осталось для этого сил. Можно было подумать, что все умерли от ужаса, но мало-помалу то один, то другой начали дышать, и видно было, что кто-то еще остался в живых. Долгое время никто не двигался с места. Одни прислонились к стене, другие повалились на лавки, а большинство в ужасе пало на колени и молилось. Все оставались неподвижны, скованные ужасом.

Проходили часы за часами, в это время многие пришли в себя и решили начать новую жизнь, — жизнь, которая приблизила бы их к Богу и оградила от страшного врага. Каждый из присутствующих думал: «Разумеется, это случилось в наказание за мои грехи. Я ясно слышал, как злые духи окликали меня по имени, издевались надо мной и пугали меня».

А Гертруда думала только об одном: «Теперь я знаю, что не могу жить без Ингмара, я должна всегда быть с ним, чтобы чувствовать себя спокойно и в безопасности».

Начало рассветать, серый утренний свет проник в комнату и осветил бледные, измученные лица. Зачирикала одна птичка, потом другая, корова Ингмара-сильного замычала, прося корму, а кошка, никогда не ночевавшая в избе во время танцев, замяукала за дверью. Но никто не тронулся с места, пока из-за горы не поднялось солнце. Тогда все молча разошлись, не прощаясь. Выйдя из избы, они сразу увидели следы разрушения. Большая ель, росшая при входе в дом, была вырвана с корнями; всюду валялись ветки, сучья и колья от ограды, несколько летучих мышей и сов разбились о стены и лежали неподалеку.

На вершине Клакберга было сломано много деревьев; казалось, там вырубили просеку.

Никто не осмеливался смотреть по сторонам, все спешили скорее попасть домой. Кругом просыпалась жизнь. Было воскресенье и крестьяне поднимались позднее, но некоторые уже встали и задавали корм скоту. На пороге одного дома стоял старик и заботливо чистил выходную одежду. Из другого дома вышли отец, мать и дети, все одетые по-праздничному: они, вероятно, собрались в гости в соседнюю деревню. Большим утешением было видеть этих спокойных людей, которые и понятия не имели о том ужасе, какой им пришлось пережить ночью в лесу.

Наконец они подошли к реке, где стояли первые дома деревни. Как они обрадовались, увидев церковь и все знакомое кругом! Они с облегчением вздохнули, убедившись, что дома все благополучно. Вывеска на лавке сверкала по-прежнему, рог на почтовом дворе висел на своем обычном месте, а собака трактирщика, как всегда, спала перед дверью.

Отрадно было видеть, что куст черемухи расцвел за ночь, и в саду священника выставили зеленые скамейки.

Все это действовало успокаивающе, но все же никто не решался заговорить.

Взойдя на школьное крыльцо, Гертруда сказала Ингмару:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: