Ингмар очень обрадовался, услышав, что Хелльгум еще был в округе. Прошлым летом он часто заходил на лесопильню потолковать с Ингмаром, и они стали большими приятелями. Ингмар относился к Хелльгуму с большим уважением и считал его выдающимся человеком. Никогда он не встречал людей таких мужественных, красноречивых и так уверенных в себе.

Порой, когда у Ингмара было много работы, Хелльгум снимал сюртук и принимался ему помогать. В такие минуты Ингмар с молчаливым благоговением смотрел на него.

Теперь же Хелльгум уехал на несколько дней, но скоро должен был вернуться.

— Да, когда ты поговоришь с Хелльгумом, ты перестанешь колебаться, — сказала Карин.

Ингмар тоже так думал, хотя его несколько смущала мысль, что отец не одобрил бы его решения.

— Но ведь отец всегда учил нас, что мы должны идти по Божьему пути, — сказала Карин.

Да, все было хорошо и отрадно; Ингмар даже не думал, что будет так приятно снова пожить среди людей. Одно только удивляло его: никто не говорил о дочери учителя Гертруде. Это огорчало его, потому что он не видел Гертруды целый год. В прошлом году не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не упомянул о Стормах.

Разумеется, это молчание было чисто случайным. Все-таки очень неприятно, когда сам не решаешься спросить, а никто из окружающих не заводит разговора о том, что, собственно, и хотелось бы услышать.

А вот Ингмар-сильный чувствовал себя далеко не таким счастливым и довольным. Старик хмурился и ворчал, и никто не мог угодить ему.

— Ты, мне кажется, скучаешь по лесу, — сказал ему Ингмар однажды вечером, когда они сидели на досках и ужинали.

— Видит Бог, это правда, — ответил старик. — Я желал бы вовсе не возвращаться назад.

— А что тебе здесь не так? — спросил Ингмар.

— И ты еще спрашиваешь? — возмутился Ингмар-сильный. — Я думал, ты тоже слышал, сколько бед натворил здесь Хелльгум.

Ингмар ответил, что он, напротив, слышал, что Хелльгум стал знаменитым человеком.

— Да, он знаменит тем, что перевернул вверх дном весь приход.

Ингмару показалось удивительным, что Ингмар-сильный не питает никакой любви к собственным родным, всю свою заботу и преданность перенеся на Ингмарсгорд и Ингмарсонов, поэтому счел своей обязанностью вступиться за Хелльгума.

— Я думаю, он учит очень хорошим вещам, — сказал Ингмар.

— Ты так считаешь? — переспросил старик, сердито глядя на него. — И ты думаешь, что Ингмар-старший согласился бы с тобой?

Ингмар ответил, что отец, наверное, согласился бы с тем, что люди должны вести праведную жизнь.

— Так ты думаешь, что Ингмар-старший тоже стал бы считать антихристом любого, кто не принадлежит к этой секте, и порвал бы со своими старыми друзьями только за то, что они остались при своей прежней вере?

— Я не могу поверить, чтобы такие люди, как Хелльгум, Хальвор и Карин стали так поступать, — сказал Ингмар.

— Попробуй сказать им что-нибудь поперек, и тогда увидишь, чего ты стоишь в их глазах.

Ингмар отрезал огромный ломоть хлеба с маслом и стал молча набивать им рот. Его раздражали мрачные предсказания Ингмара-сильного.

— Да, вот такие дела, — продолжал старик, помолчав немного. — Вот ты сидишь здесь, сын Ингмара-старшего, и никто не обращает на тебя внимания, а моя дочь Анна-Лиза с мужем бывают у самых важных людей. Деревенские богатеи встречают их поклонами и не знают уж, чем угостить, и они все время ездят по гостям.

Ингмар продолжал спокойно есть, он не считал нужным отвечать на это. Ингмар-сильный продолжал:

— Да, конечно, это прекрасное учение, полдеревни примкнуло к Хелльгуму. Еще никто не пользовался у нас такой властью, даже Ингмар-старший. Он разлучает детей с родителями, проповедуя, что его последователи не должны жить среди грешников. Хелльгуму стоит только моргнуть, и брат отворачивается от брата; друзья враждуют между собой, и разлучаются женихи и невесты. Он довел до того, что прошлой зимой в каждом доме царили ссоры и раздоры. Да, Ингмар-старший, конечно, радовался бы, глядя на это! Он стоял бы заодно с Хелльгумом, да-да, разумеется!

Ингмар смотрел по сторонам, ему страшно хотелось убежать. Он прекрасно понимал, что Ингмар-сильный преувеличивает, но все-таки это портило его хорошее настроение.

— Нет, — продолжал старик, — я не отрицаю, — Хелльгум сделал очень многое; он заставил людей крепко держаться друг за друга и примирил многих врагов. Он берет у богатых и оделяет бедных, он научил людей заботиться друг о друге! Я хочу только сказать, что нехорошо называть всех остальных людей детьми сатаны и отталкивать их от себя. Ты, конечно, думаешь иначе?

Ингмар сердился на старика за его дурные слова о Хелльгуме.

— А как мирно жили мы здесь прежде! — говорил Ингмар-сильный. — Теперь всему конец. Во времена Ингмара-старшего здесь царило такое единодушие, что наш приход считался самым миролюбивым во всей Далекарлии. А теперь все разделились на ангелов и дьяволов, овец и козлищ.

«Запустить бы лесопильню, — подумал Ингмар, — чтобы не слушать эту болтовню».

— Скоро и нашей с тобой дружбе придет конец, — продолжал Ингмар-сильный. — Если ты примкнешь к ним, тебе не позволят знаться со мной!

У Ингмара вырвалось проклятие, он вскочил с места.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, то в этом не будет ничего удивительного, — сказал он. — Тебе не стоит настраивать меня против моих родных и Хелльгума, которого я считаю самым замечательным человеком.

Этими словами Ингмар заставил старика замолчать. Поработав еще немного, Ингмар-сильный ушел, сказав, что хочет пойти в деревню потолковать со своим другом, капралом Фельтом, так как давно не беседовал с разумными людьми. Ингмар был рад, что старик ушел. «Так всегда бывает, — думал он, — после долгого отсутствия не хочется слышать ничего неприятного, а, наоборот, хочется, чтобы вокруг все было весело, светло и радостно».

На следующее утро Ингмар пришел на лесопильню в пять часов утра. Ингмар-сильный был уже там.

— Сегодня можешь повидаться с Хелльгумом, — сказал старик, — он и Анна-Лиза вернулись вчера вечером. Похоже, они торопятся поскорее приняться за тебя.

— Ты опять начинаешь? — спросил Ингмар.

Слова старика всю ночь не давали ему покоя. Он никак не мог понять, кто же прав, и не хотел больше слушать ничего дурного о своих родных.

Ингмар-сильный помолчав некоторое время, вдруг начал смеяться.

— Что ты смеешься? — спросил Ингмар.

Он только что собирался открыть шлюз, чтобы пустить в ход лесопильню.

— Да, ничего, я вспомнил учительскую Гертруду.

— А что с ней случилось?

— В деревне говорят, что Хелльгум слушает только ее одну.

— Какие у Гертруды могут быть дела с Хелльгумом?

Ингмар не открывал шлюза: когда лесопильня будет пущена в ход, разговаривать будет нельзя. Старик пытливо взглянул на него.

— Ты же не хочешь, чтобы я говорил об этом, — сказал он.

Ингмар усмехнулся.

— Ты умеешь настоять на своем, — сказал он.

— Все дело в этой полоумной Гунхильде, дочери бургомистра Ларса Клементсона.

— Она совсем не полоумная, — перебил его Ингмар.

— Называй, как хочешь; когда основали эту секту, она как раз была в Ингмарсгорде. Вернувшись домой, она сказала родителям, что обрела истинную веру и теперь должна бросить свой дом и переселиться в Ингмарсгорд. Родители, конечно, спросили ее, почему она должна уйти от них, и она отвечала, что хочет вести праведную жизнь. Они сказали, что она может вести ее и дома. Нет, она может вести праведную жизнь, только живя с единоверцами. «В таком случае все должны переехать в Ингмарсгорд?» — спросил бургомистр. — «Нет, только я, потому что у других все в семье истинные христиане».

Ты знаешь, бургомистр человек благоразумный, поэтому они с женой старались по-хорошему убедить Гунхильду, но та стояла на своем, и бургомистр, наконец, рассердился, запер Гунхильду в ее комнатке и сказал, что она будет там сидеть, пока не выкинет из головы свои глупости.