Собеседник не замедлил с ответом:
— Я тоже признаю Мельхиседека святым мужем и пророком. То, что он был одним из избранников Господних, доказывает уже его желание быть погребенным в могильном склепе под Голгофой на том самом месте, где покоится череп Адама. Ты никогда не задумывался над великим смыслом того, что первый грешник и первосвященник погребены в одном месте?
— Я слышал, что ты придаешь этому очень большое значение, — отвечала святая скала, — но я знаю нечто, имеющее еще большую важность. Город на горе рос и ширился. Окрестные долины и холмы заселялись и получали имена. И скоро уже только восточная часть горы, где лежит Камень Основания, сохранила за собой название Мориа. Южная возвышенность стала называться Сионом, западная — Гаривом, а северная — Везефой.
— Однако расположенный на горе город продолжал оставаться незначительным, — возразил голос Святого Гроба. — В нем жили только пастухи и священники. Люди не имели никакого желания селиться в этой бесплодной каменистой пустыне.
Миссис Гордон содрогнулась, услышав в ответ громкий победоносный голос:
— Я видел царя Давида! Я видел царя в багряных одеждах и блестящих доспехах; он стоял здесь и созерцал город, прежде чем избрал его своей царской обителью. Почему не выбрал он веселый, радостный Вифлеем или Иерихон, лежащий в плодородной долине? Почему не сделал он Гилгал или Хеврон столицей Израиля? Говорю тебе, он избрал это место ради Святой горы. Он избрал его, чтобы цари Израильские жили на горе, которая целые тысячелетия осенялась моей святостью.
И голос снова заговорил нараспев:
— Я вижу великий город с его стенами и башнями. Я вижу на юге Сиона царский дворец с тысячей строений. Я вижу лавки купцов и мастерские ремесленников, укрепленные стены, высокие ворота и башни. Я вижу людные улицы, всю красоту и весь блеск града Давидова!
— И вспоминая все это, я могу поистине воскликнуть: «Велико твое могущество, о Святая скала! Все это вызвано к жизни благодаря тебе. С гордостью можешь ты поднять свое чело! Ничто не может сравниться с тобой в славе и святости!» А ты, Голгофа, была маленьким пятнышком на земле, пустынным холмом за городскими воротами. Кто приносил тебе жертвы, кто поклонялся тебе, кто знал хоть что-нибудь о твоей славе?
В то время, как эта хвалебная песнь разносилась в ночном воздухе, заговорил голос колокола, гневно, но тише, чем прежде, как бы сдерживаемый чувством благоговения:
— Видно, что ты уже стар и преувеличиваешь все, что видел в юности, как делают все старики. Город Давида одиноко раскинулся по южному склону. Он не достигал даже середины горы. Вполне естественно, что я остался за городской стеной.
Первый голос тут же продолжил, не давая прервать себя:
— Но величайшей славы, о Святая скала, достигла ты при Соломоне! Гора вокруг тебя была выровнена и выложена каменными плитами. А вокруг этой площади построили колоннады, как в парадных залах царских дворцов. Посреди площади был возведен храм, где помещалось святилище и Святая Святых. И ты, о Камень Основания, покоился посреди храма, и на тебе хранились в святилище скрижали заповедей и ковчег завета!
Со стороны храма донесся только глухой жалобный стон.
— А при Соломоне была проведена вода из глубины долины на возвышенность, окружающую Иерусалим, потому что Соломон был мудрейший из царей. На сухой беловато-серой почве стали расти деревья, а между расщелин скал зацвели розы. Осенью в садах к радости Соломона собирали финики и виноград, гранаты и маслины. А ты, Голгофа, все еще продолжала оставаться пустынным холмом за городской стеной. Ты была такой невзрачной и бесплодной, что ни один богач во времена Соломона не хотел разбить на тебе сады и ни один бедняк не сажал на тебе виноградной лозы.
Второй собеседник, казалось, собравшись с мужеством, ответил на последние нападки:
— Ты забываешь, что именно в это время произошло событие, придавшее Голгофе блеск и славу. В это время мудрая царица Савская посетила Соломона, и царь принял ее в своем дворце, который назывался «Дом из ливанского дерева», потому что был построен из бревен, привезенных из далекого Ливана.
— Когда Соломон привел арабскую царицу полюбоваться на эту невиданную постройку, она обратила внимание на одно бревно необычайной толщины. Когда его рассмотрели ближе, оно оказалось сросшимся из трех стволов. Мудрая царица содрогнулась, увидев это дерево во дворце царя, и поспешила рассказать его историю. Она поведала царю, что ангел, охранявший вход в рай после изгнания первых людей, впустил однажды в великолепные райские сады Сифа, сына Адама.
— Ему было позволено идти вперед, пока он не увидит древа жизни. Когда же Сиф уходил обратно, ангел дал ему три зерна чудесного дерева. Сиф посадил эти зерна на могиле Адама на ливанской горе, и из них выросли три ствола, сросшиеся в одно дерево. «И это самое дерево, — сказала царица, — срубили для тебя дровосеки царя Хирама, о царь, и вот оно вложено в стену твоего дворца. Но сказано, что на этом стволе должен умереть человек, и, когда это случится, Иерусалим падет и все племена Израилевы рассеятся по миру». Чтобы избежать исполнения этого мрачного пророчества, царица посоветовала Соломону уничтожить это дерево. И Соломон повелел вынуть ствол из стены дворца и бросить его в купель Вифезду.
За этим длинным рассказом последовало глубокое молчание, миссис Гордон начала думать, что этим все и кончится, колокол зазвучал снова:
— Я вспоминаю те тяжелые времена. Я видел, как храм был разрушен и весь народ заключен в темницы. Где же были тогда твои слава и могущество, о Святая скала?
Голос Святой скалы ответил после некоторого молчания:
— И все-таки я всемогущ! И хотя я пал, я снова сумел подняться. Разве ты не помнишь, каким блеском я сверкал во времена Ирода? Помнишь три преддверья, ведущие в храм? Помнишь огонь на жертвенном алтаре, который поднимался высоким пламенем, озаряя ночью весь город? Помнишь Царский портик Ирода, называемый «прекрасным», который состоял более, чем из полутора сотен порфировых колонн? Помнишь благоухание благовоний, сжигаемых в храме, которое при западном ветре доносилось до Иерихона? Помнишь, с каким гулом распахивались медные врата? Помнишь вавилонскую завесу перед Святая Святых, затканную розами и нитями чистого золота?
Со стороны храма прозвучал отрывистый резкий ответ:
— Я помню все это, но помню также, что в те времена Ирод велел вычистить купель Вифезды и что его работники нашли на дне ее Древо Жизни, находившееся некогда в стене дворца Соломона, и выбросили на берег толстый ствол.
— Вспомни еще, — с гордым торжеством продолжал голос камня, — вспомни еще блестящий город, в котором цари иудейские жили на Сионе, а римляне и чужестранцы в окрестностях Везефы! А помнишь крепость Мариамны и крепость Антония? Помнишь ли несокрушимые врата и стену с башнями, окружавшую город?
— Да, я все помню, — отвечал колокол, — но я помню и то, что именно в это время член синедриона Иосиф Аримафейский приказал вырыть могильный склеп в своем загородном саду, прилегавшем к Голгофе.
Голос камня, несколько вздрогнув, продолжал неустрашимо:
— Помнишь огромные толпы людей, сходившиеся на большие праздники в Иерусалим? Ты не забыл еще, как на всех дорогах Палестины кишел народ, а склоны горы вокруг города были тесно заставлены палатками? Ты помнишь, как народы Рима, Афин, Дамаска и Александрии стремились сюда, чтобы созерцать красоты храма и города? Помнишь ты еще гордый град Иерусалим?
Колокол прозвучал с непоколебимой уверенностью:
— Несомненно я помню все это, я не забыл также, что как раз в это время палачи Пилата нашли Древо Жизни на берегу купели Вифезды и сделали из него крест, на котором должен был быть распят осужденный преступник.
— Презираемым и непризнанным был ты всегда, — прозвучал горький ответ. — Но до тех пор ты был, по крайней мере, незаметным пятном на земле. А в те времена на тебя навлекли позор, ибо палачи Пилата выбрали тебя местом для казни. Я помню тот день, когда на Голгофе воздвигли три креста.