О. Л. Книппер – А. П. Чехову

18-е дек. 5 ч. 1900 г., Москва

Прости, что пишу карандашом, милый мой. Я сегодня уложила себя в постель, т. к. боюсь начала бронхита. Был у меня театральный доктор, стукал, слушал, говорит, что сильное катаральное состояние горла, бронхита нет, температура немного повышена. Понять не могу – возможно ли будет играть завтра «Одиноких» и послезавтра «Мертвых». Сейчас опять доктор приедет и тогда должен дать ответ в театр. Там уже беспокойство, Немирович приехал сегодня из Питера и сейчас заезжал, чтоб узнать, как я и что я. Сейчас у меня 37,5, очень больно кашлять. Играть я могла бы, конечно, но что будет потом? Я ведь уже давно чувствую недомогание, три раза у меня были приступы, и я отделывалась, глотая хину. Вчера мне было очень нехорошо, с репетиции приехала домой совсем кислая, даже тебе не писала, не знала, как буду играть вечером «Дядю Ваню». Голос отказывался, но сыграла прилично – 2-ой акт даже по-новому. Вечером сделала себе компресс из скипидара на грудь, выпила чай с ромом, приняла хины и вот сегодня лежу. Ну, однако скучно об этом – мало интересного. Настроение у меня от стужи подавленное, жду конца холодов. Лежу сегодня и читаю, учу роль, и счастлива, что не надо никуда идти. Маша сидела у меня и придет еще вечерком. Она сегодня не уехала, т. к. прибыл поверенный Перфильевой, и она возилась с продажей [172] . Ты ей должен хороший процент дать за хлопоты, слышишь? Купчую будет совершать Коновицер, кот. она дала доверенность, а то ей пришлось бы еще оставаться на неопределенный срок. А она устала, она вообще стала слабенькой, Маша утомляется; у нее такой измученный вид. Она должна ехать в Кучукой, нанимать там человека для Перфильевой и поместить его там. Коновицер был так любезен, что взял на себя хлопоты здесь в Москве.

А почему сегодня нет письма от тебя? Вчера не было, сегодня нет. Хоть бы несколько строк написал. Нарочно не писала утром, все ждала от тебя письма, и вот уже под вечер, а ничего нет. Надувать не хорошо, милый мой.Ведь из Ниццы еще не имею до сих пор ни строчки. Как устроился, каково здоровье, настроение, что думаешь, как на тебя подействовал переход к теплу? Гуляешь ли, как распределены твои часы, скоро ли начнешь писать? Отчего ты матери не черкнешь хоть несколько слов? Я сдуру с радостью сболтнула, что получила от тебя письмо, а потом почувствовала, что не надо было мне этого говорить. Ей было больно. Ведь ты ей прежде всегда писал, отчего же теперь так относишься невнимательно. Зачем огорчаешь старуху? Она подумает, что ты через меня изменился к ней. Будь с ней помягче, прошу тебя. Ведь она тебя любит, и вы жили всегда хорошо, зачем же перемена? Напишешь ей, дорогой мой? Ну, неловко писать лежа, кончаю. А ты вспоминаешь «Дрезден»? Мечтаешь о весне? Целую тебя, милый, хороший мой, пиши, пиши и люби свою девочку – собаку тож.

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

26 дек. 1900 г., Ницца

Милая актрисуля, это письмо дойдет к тебе в Новый год; значит с новым годом, с новым счастьем! Целую тебя, если хочешь, тысячу раз и желаю, чтобы исполнилось все, что ты хочешь. И чтобы ты осталась такою же добренькой и славной, какой была до сих пор.

Но, однако, как твое здоровье? Последних два письма, писанных карандашом, меня испугали, и я хоть не стукал твоей селезенки, но побаиваюсь, что у тебя легонький брюшной тиф, а это значило бы, что в театр тебя не пустят по крайней мере с месяц, пьесы мои не будут идти и я вынужден буду играть в рулетку. Но ты здорова? Да? Ну и прекрасно, дуся моя удивительная. Я на тебя надеюсь.

От Маши ни слуху ни духу. Буду писать Средину, пусть напишет хоть два слова, что с матерью.

Здесь, вообрази, вдруг стало холодно, как никогда. Настоящий мороз. В Марселе снегу навалило целые горы, а здесь цветы поблекли в одну ночь, и я хожу в осеннем пальто! В газетах жалобы на необычайный холод. Это отвратительно, боюсь, что впаду в мерлехлюндию. Вчера я был в Ментоне у сестры Немировича; она больна чахоткой, скоро умрет. Ждут Владимира Ивановича и – увы! – Екатерину Ник. Недаром небо такое тусклое, скучное! Придется еще послушать этот смех… Актрисочка милая, я тебя обнимаю и целую; но если и ты отвыкнешь от меня и перестанешь писать, тогда уеду в Австралию или куда-нибудь далеко. Мне никто не пишет, кроме тебя одной! Я забыт. Кланяйся дяде Саше и Ник. Ник. Целую тебя нежно.Твой Antoine

О. Л. Книппер – А. П. Чехову

27 дек./8 янв. 1900 г., Москва

Я тебя не понимаю, Антон! Меня тревожит мысль, что ты не получаешь моих писем, я не могу понять, что сие значит, посылаю телеграмму, а ты хоть бы одним словом ответил, получил ли хоть одно мое письмо. Подумай: в последнем письме ты пишешь, что не получал от меня ничего и сам не будешь писать, и с тех пор я не имею ни одного письма – значит, ты все сидишь без моих писем, или как прикажешь понять все это?

Я отправила тебе 10 писем, как сообщала в телеграмме. Ты теперь, значит, в Monte Carlo, как видно из твоей телеграммы? Играешь в рулетку? Или нет? Просто наблюдаешь за страстями бедных людей?

Я вчера первый раз играла «Дядю Ваню», сегодня играю «Одиноких», а завтра иду на репетицию «Сестер».

Соленый у Громова не выходит, как говорят, будто бы будет играть Санин. Вишневский лучше всех, и остальных хвалят. Мейерхольда не особенно, Артем еще не совсем попал в тон. Пишу с чужих слов, я сама не видела.

Праздник встретила так себе. Долго болтала с Лев Ант. о ссыльных, о их жизни, о смертной казни, – хорошо говорили. Потом зажгли елку, но все кисли, не клеилось. Я мыслями отсутствовала совершенно, да и не совсем хорошо себя чувствовала. В первый день, кот. провела дома и очень тихо, выехала немножко покататься. Я все еще кашляю и голос очаровательный. Скорее бы проходили праздники! Как раз в Новый год получишь мое письмо.

С Новым годом, милый! Я знаю, чего я тебе и себе желаю, а ты чуешь?

Ну, больше не хочу писать, немного обижена на тебя за телеграмму (если это ответ на мою). Не буду писать, пока не получу от тебя известия, что ты имеешь мои письма.

Будь здоров.

Ольга

О. Л. Книппер – A. П. Чехову

1 января 1901 г., Москва

Посылаю тебе свинушку на счастье, милый Антошка, пусть она тебе принесет много хорошего в Новом Году и в новом столетии. Наконец-то получила от тебя известие, что получил мои письма. Хотя не знаю, все ли – пишу 12-ое – верно?

Надеюсь, ты теперь опять здоров и спина не болит больше. А меня не разлюбил? Сегодня я первый раз проехала мимо «Дрездена», вспоминала… [173] .

Я вечером, ложась спать, всегда мысленно прощаюсь с тобою, а утром здороваюсь. К Омону я больше не пойду – j’en ai assez [174] – второй раз не потянет, т. ч. в монахи можешь не идти и спать можешь спокойно на своей широкой мягкой постели. А ты доживешь там до весны, чтоб встретить меня? Я очень любопытна и приеду слушать то, что ты мне хочешь сказать на ухо.

Вчера и сегодня была на репетиции. Сегодня размечали 3-й акт без Конст. Серг. Завтра с ним. Вчера вводили в пьесу Санина. Не знаю, как он будет. Я прохворала и ни одной толковой репетиции не видала. Виделся ли с Немировичем? С твоим любимым Котиком? [175]

Напиши, что Маша все 4 акта в черном или можно в сером, или в белой рубашечке?

Вчера была в Частной опере, слушала «Садко» [176] , но адски трещала голова, т. ч. удовольствия получила мало. Ну, до следующего письма, дорогой мой писатель!

Целую тебя в глаза и в губы и люблю.Твоя актрисочка

А. П. Чехов – О. Л. Книппер

2 янв. 1901 г., Ницца

Милая моя дуся, хорошая, славная девочка, удивительная, сейчас мне принесли с почты твое письмо, которое ты послала еще 11 дек. Письмо чудесное, великолепное и, слава небесам, оно не пропало. Твои письма, вероятно, все уже получены, и теперь не беспокойся, таракаша, – все благополучно. От матери и Маши до сих пор не получил ни одного письма, хотя 20-го дек. они уже имели мой точный адрес.

Здесь жить беспокойно, знакомых больше, чем в Ялте, нигде не спрячешься. Просто не знаю, что делать. Получил длинное письмо от К. С. Алексеева. Написал он его до 23 дек., а получил я только вчера. Пишет насчет пьесы, хвалит исполнителей, в том числе и тебя [177] . Немирович под арестом; Катишь не отпускает его ни на шаг от себя, и я его поэтому не вижу. В пятницу водил его к Ковалевскому обедать, без нее. Вчера я ел блины у здешнего вице-консула Юрасова. Получил вчера громаднейший букет от неизвестной дамы; повертевши его в руках, разделил на малые букеты, которые и послал нашим русским дамам (из Pension Russe), чем и умилил их.