Итак, мне представилась возможность покрасоваться в моем новом платье. Я была очень взволнована, взволнована ожиданием чего-то необычного, как будто тот факт, что я надела платье, которое он сам выбрал для меня, превращал меня совсем в иную женщину.

Но ведь он ничего не выбирал. Просто заказал в парижском магазине платье, которое подошло бы женщине, которая прежде носила то, черное бархатное. И, тем не менее, цвет нового платья как нельзя лучше подходил моей внешности. Ничего более удачного и придумать было нельзя. Случайно ли это?

Или он сам назвал цвет? Мои глаза буквально сверкали изумрудным блеском, а волосы отливали золотом. Я была уверена в том, что в новом платье выгляжу почти привлекательной.

В приподнятом настроении я начала спускаться по лестнице, как вдруг лицом к лицу столкнулась с мадемуазель де ла Монель. Она выглядела просто ослепительно в шифоновом платье бледно-лилового цвета, отделанном зелеными шелковыми бантами; ее светлые волосы были завиты локонами, закрепленными на макушке большой жемчужной заколкой, а несколько завитков прелестно ниспадали вдоль ее красивой и тонкой шеи. Она посмотрела на меня с некоторым недоумением, как будто пыталась вспомнить, где и когда мы встречались раньше. Я объяснила это тем, что в новом платье выгляжу совершенно иначе, нежели в малопривлекательном костюме для верховой езды.

— Я Даллас Лоусон, — сказала я. — Реставрирую в замке картины.

— Вы обедаете с нами? — услышала я удивление в ее неприязненном тоне.

— По приглашению графа, — ответила я не менее холодно.

— Неужели?

— Именно так.

Ее глаза внимательно изучали каждую деталь моего платья, оценивая и прикидывая его стоимость. Оно удивило ее, наверное, не меньше, чем приглашение графа.

Она повернулась и пошла впереди меня, показывая всем своим видом, что даже если граф настолько эксцентричен, что пригласил кого-то, кто работает на него, влиться в компанию его друзей, то это касается его лично, а она просто не желает меня знать.

Гости собрались в одной из столовых около банкетного зала. Граф был поглощен разговором с мадемуазель де ла Монель и не заметил моего появления, но Филипп тотчас же направился мне навстречу. Я подумала, что он, должно быть понимая, как я буду себя неловко чувствовать в этой компании, уже поджидал меня. Еще одно свидетельство его доброты.

— Могу я позволить себе заметить, что вы выглядите очень элегантно?

— Благодарю. Я хотела бы спросить вас: присутствующая здесь мадемуазель де ла Монель из той самой семьи, о коллекции картин которой вы упоминали?

— А… собственно… почему… Да. Ее отец тоже здесь. Но я надеюсь, что вы не говорили об этом моему кузену?

— Конечно нет. В любом случае я вряд ли оставлю замок, чтобы поработать в ее доме.

— Вы думаете так сейчас, но, если когда-нибудь…

— Хорошо, я буду помнить о вашем предложении.

К нам подошла Женевьева. На ней было розовое шелковое платье, но выглядела она очень подавленно и уныло — никакого сравнения с той девочкой, которая всего несколько часов тому назад возлагала корону на голову короля.

В этот момент всех пригласили к столу, и мы перешли в зал, где красиво сервированный стол был освещен свечами в канделябрах, расставленных на столе на равных промежутках друг от друга.

Я сидела рядом с пожилым джентльменом, который проявил большой интерес к картинам, и мы с ним много говорили на эту тему. Наверное, меня специально посадили таким образом, чтобы я смогла его развлекать. Подали индейку, фаршированную грецкими орехами и трюфелями, но я почти к ней не притронулась, потому что уже пробовала это блюдо у Бастидов. А может быть, потому, что все время ощущала присутствие мадемуазель де ла Мотель, сидевшей рядом с графом, который, казалось, был полностью захвачен оживленным разговором с ней.

Боже, как же я была глупа, когда думала, что выгляжу привлекательной женщиной в этом прекрасном платье! И как было еще глупее вообразить, что он, знавший столь многих красивых женщин, будет помнить обо мне, находясь рядом с такой красавицей. И вдруг я услышала, как он произнес мое имя:

— Мадемуазель Лоусон ответит на этот вопрос.

Я подняла голову, и наши взгляды встретились.

То ли он был мной недоволен, то ли просто решил позабавиться.

Скорее всего недоволен тем, что я потащила его дочь в это рождественское утро отведать праздничное блюдо в доме людей, которые работали на его полях. Мадемуазель де ла Монель тоже бросила взгляд в мою сторону. Холодный, оценивающий взгляд бледно-голубых глаз. Она была явно раздражена, ибо уже второй раз за вечер была вынуждена обратить на меня внимание.

— Да, мадемуазель Лоусон, — продолжал граф. — Вчера вечером мы осматривали картину, и гости восхищались тем, что вам удалось сделать с одной из моих прародительниц. Как много долгих лет она была скрыта от нас под темным слоем пыли и грязи. А теперь явилась нам во всей своей красоте, равно как и ее изумруды. Это те самые изумруды…

— … Которые снова, как и всегда, вызывают всеобщий интерес, — закончил фразу Филипп.

— И вы, мадемуазель Лоусон, на этот раз именно вы пробудили этот интерес. — Он посмотрел на меня с напускным раздражением.

— А разве у вас они не вызывают интереса? — спросила я.

— Кто знает? Не исключено, что при очередной вспышке такого интереса изумруды могут быть наконец найдены. Вчера, когда мы любовались картиной, кто-то предложил организовать еще одни поиски, и все поддержали эту идею. Так что придется подчиниться. И вы, конечно, должны в них участвовать.

Мадемуазель де ла Монель взяла его под локоть.

— О, мне будет так страшно бродить по этому замку… одной.

Кто-то заметил, что ей вряд ли позволят это сделать. В ответ раздался дружный смех, который не оставил равнодушным даже графа. Когда он снова взглянул на меня, искорки смеха все еще плясали в его глазах.

— Поиски сокровищ просто ради забавы. Вам позже сообщат подробности. Мы собираемся приступить к ним довольно скоро, потому что не знаем, как долго они продлятся. Готье все утро готовит указатели.

Поиски сокровищ начались почти час спустя. Каждому вручили записку с первым указателем, с помощью которого нужно было понять из зашифрованного текста, куда идти дальше, чтобы отыскать следующий указатель. Если вы находили это место, вас ждала целая стопка записок, из которых следовало выбрать одну, с изображением следующего указательного знака. Тот, кто первым обнаружит самый последний указатель, считается победителем.

Кругом стоял гул голосов, то и дело раздавались громкие возгласы — это гости читали записки с первыми ориентирами. Некоторые отправились на поиски парами. Я не видела ни графа, ни Филиппа, ни Женевьевы и чувствовала себя так, будто оказалась в чужом доме среди незнакомых мне людей. Никто ко мне не подходил и не обращался. Может быть, они считали, что женщине, которая находилась в замке только для того, чтобы реставрировать картины, совершенно не обязательно присоединяться к их забавам.

Я увидела одну пару — молодых женщину и мужчину, которые, взявшись за руки, выскользнули из зала, и тут до меня дошло, что целью этих потешных поисков было вовсе не стремление найти все указатели, а дать возможность гостям пофлиртовать друг с другом.

Я решила ознакомиться со своей запиской и прочитала: «Идите и выразите почтение, затем напейтесь, если испытываете жажду».

После минутного размышления все оказалось очень просто. Выражать почтение или приносить присягу было принято при королевском дворе, а во дворе замка был колодец.

Я вышла из замка, подошла к окружавшему колодец парапету, под одним из больших камней которого были спрятаны ориентиры. Я вытащила один из них и поспешила обратно в замок. Взглянув на следующий указатель, я отправилась на верх башни. По случаю поисков замок был освещен укрепленными на стенах свечами.

К тому времени, когда я нашла три ориентира, игра полностью захватила мое воображение. Я поймала себя на том, что полностью отдаюсь охоте за сокровищами, — хотя это была всего лишь игра, но в нее играли в таком великолепном старинном замке!