Я молчала, раздумывая о том, что говорил мне Жан-Пьер. Мне представилось, как я буду вместе со всеми волноваться за урожай винограда, как буду время от времени доставать этюдник, чтобы развивать свой скромный талант к рисованию. Ходить в гости к Бастидам… Но нет, в таком случае мне придется часто видеть замок, но я никогда не смогу смотреть на него без боли в сердце… И однажды я, возможно, встречу графа. Он взглянет на меня, вежливо поклонится и, вероятно, подумает: «Кто эта женщина? Я где-то ее видел. О, она та самая мадемуазель Лоусон, которая приезжала реставрировать мои картины и вышла замуж за Жан-Пьера Бастида, который теперь работает в Мермозе». Нет, лучше уж сразу уехать, чем так мучиться. Надо воспользоваться возможностью, которую предлагает Клод, ведь нельзя же в конце концов тянуть с ответом до бесконечности.

— Вы колеблетесь? — спросил Жан-Пьер.

— Нет, это невозможно.

— Вы не любите меня?

— Я не достаточно хорошо знаю вас, Жан-Пьер, а вы меня. — Эти слова вырвались у меня непроизвольно.

— Все, что мне надо знать, — это то, что я люблю вас.

Любите? — подумала, я. Но говорите об этом не так страстно, как о ненависти.

Его ненависть к графу была сильнее, чем любовь ко мне, и мне показалось, что одно выросло из другого. Хотел ли Жан-Пьер жениться потому, что считал, будто граф увлечен мною? Более чем вероятно. Я почувствовала, как во мне поднимается волна протеста против него. Жан-Пьер уже не был старым добрым другом, в чьем доме я провела столько приятных часов, а казался каким-то зловещим незнакомцем.

— Даллас, — продолжал он, — предположим, что мы поженимся. Я пойду к графу и скажу, что беру с собой в Мермоз жену.

Вот оно что! Он хотел прийти к графу победителем!

— Извините, Жан-Пьер, не будем говорить об этом.

— Вы хотите сказать, что не выйдете за меня замуж?

— Да, Жан-Пьер.

— Но… Я буду все же надеяться.

Мне захотелось как можно скорее выйти из подвала. Ненависть одного человека к другому просто ужасала, и я, которая чувствовала раньше себя такой уверенной и самостоятельной, способной позаботиться о себе, начала теперь понимать, что такое настоящий страх.

Оказавшись в своей комнате, я стала думать о предложении Жан-Пьера. Он не был похож на влюбленного. Но зато продемонстрировал, как глубоко способен чувствовать, когда говорил о графе. Назло графу он женился бы на мне. Мысль о чудовищной затее объясняла его приподнятое настроение. Значит, Жан-Пьер заметил, что граф проявляет ко мне интерес, хотя со времени своего возвращения из Парижа он, казалось, обо мне и не вспоминал.

Утром пришла ко мне Нуну, чем-то сильно удрученная.

— Я беспокоюсь о Женевьеве. После прогулки она сразу пошла к себе в комнату. Она плачет и смеется одновременно, и я не могу понять, что случилось. Пожалуйста, пойдемте со мной.

Мы вошли в комнату Женевьевы. Девочка действительно была в ужасном состоянии. Она швырнула шляпу для верховой езды и хлыст в угол комнаты и сидела на кровати, уставившись перед собой невидящим взором.

— Что случилось, Женевьева? — спросила я. — Может быть, я могу чем-нибудь помочь?

— Помочь? Как? Если только пойдете и спросите моего отца… — начала она с сомнением в голосе.

— Спросить о чем?

— Я уже не ребенок! — неожиданно закричала Женевьева. — Я взрослая. Я не останусь здесь! Я убегу!

У Нуну от страха перехватило дыхание, но все же она спросила:

— Куда?

— Куда захочу, и вы меня не найдете.

— Вряд ли кто-то захочет искать вас, если вы будете пребывать в подобном состоянии.

Она захохотала и почти тут же разрыдалась.

— Говорю вам, мадемуазель, я не хочу, чтобы со мной обращались, как с ребенком.

— Скажите, что вас так расстроило? В чем проявляется отношение к вам как к ребенку?

Женевьева уставилась на мыски своих сапог для верховой езды.

— Если я хочу иметь друзей, то они у меня будут!

— А кто говорит, что у вас не должно быть друзей?

— Я не думаю, что людей надо отсылать только потому, что… — Она негодующе посмотрела на меня. — Это вас не касается. И тебя тоже, Нуну. Уходите. Нечего стоять и смотреть на меня так, будто я младенец!

Нуну, казалось, была готова расплакаться, а я подумала, что, наверное, будет лучше, если она уйдет. Поэтому я подала Нуну знак оставить нас. А сама села на кровать в ожидании.

Наконец Женевьева угрюмо пробормотала: — Отец отсылает Жан-Пьера, потому что он мой друг.

— Кто это вам сказал?

— Никто, я сама знаю.

— Но почему он отсылает его именно по этой причине?

— Потому, что я его дочь, а Жан-Пьер один из его работников.

— И все-таки объясните подробнее.

— Я становлюсь взрослой, вот в чем вопрос…

Женевьева посмотрела на меня, и ее губы задрожали. Затем она бросилась на постель и разразилась громкими рыданиями, сотрясавшими все ее тело. Я наклонилась над ней.

— Женевьева, — нежно сказала я, — вы имеете в виду, что отец боится, как бы вы не влюбились в Жан-Пьера?

— Теперь и вы смеетесь! — закричала она, повернув ко мне заплаканное лицо и устремив на меня полный ярости взгляд. — Я же сказала, что уже достаточно взрослая.

— Женевьева, вы влюблены в Жан-Пьера? — Она промолчала, и я спросила: — А Жан-Пьер?

На этот раз она ответила:

— Он сказал мне, что именно поэтому папа и отсылает его.

— Понятно, — медленно сказала я.

Она горько засмеялась:

— Но это всего лишь в Мермоз. Я убегу вместе с ним. Я не останусь здесь, если он уедет.

— Это предложил Жан-Пьер?

— Прекратите меня допрашивать. Вы не на моей стороне.

— Ошибаетесь, на вашей.

Женевьева поднялась и недоверчиво посмотрела на меня.

— Да? Я кивнула.

— А я думала, что нет, потому что… потому что я считала, что он вам тоже нравится. Я вас ревновала, — добавила девочка простодушно.

— Не следует ревновать ко мне, Женевьева. Надо быть разумной. Когда я была в вашем возрасте, я тоже влюбилась.

Мои слова вызвали у нее улыбку.

— О нет, мадемуазель, вы — и влюблены?!

— Да, — ответила я немного резко, — даже я!

— Это, вероятно, было забавным.

— Скорее, трагичным.

— Почему? Ваш отец тоже отослал его?

— Он не мог этого сделать. Но заставил меня понять, что наш союз невозможен.

— И теперь вы стараетесь повлиять на меня. Я же сказала, что не хочу никого слушать. Но если Жан-Пьер отправится в Мермоз, то и я вместе с ним.

— Он уедет после сбора урожая.

— И я тоже, — с уверенностью сказала она.

Продолжать разговор было бесполезно. Я тщетно пыталась найти ответ на вопрос: что бы это все значило? Уж не воображает ли бедная девочка, что Жан-Пьер влюблен в нее? Или он сам сказал ей об этом? А как же тогда предложение выйти за него замуж, сделанное мне?

Я думала о нашем разговоре с Жан-Пьером в подвале, вспоминала, как его глаза сверкали от ярости. Мне казалось, что главной страстью его жизни была ненависть к графу и, поскольку он считал, что граф проявляет ко мне интерес, предложил мне выйти за него замуж. Но Женевьева была дочерью ненавистного ему человека, разве нельзя допустить, что он пытался соблазнить ее?

На душе у меня стало очень неспокойно.

На следующий день все мои мысли были только о Жан-Пьере и его желании отомстить графу. Я внимательно наблюдала за Женевьевой, так как при ее теперешнем настроении трудно было предположить, что она еще может выкинуть.

Мне очень хотелось увидеться с графом, но он не спешил. И я подумала, что, вероятно, это даже к лучшему, поскольку мои собственные чувства пребывали в полном беспорядке.

После недавней вспышки дурного настроения у Женевьевы я постоянно задавала себе вопрос: как теперь вести себя с ней, что предпринять? И вдруг сообразила, что единственный человек, который может мне помочь, — это бабушка Жан-Пьера, мадам Бастид.

Был почти вечер, когда я пришла к ней. Я надеялась, что застану ее одну, так как все были очень заняты на виноградниках. Даже Ива и Марго не было дома.