Мама обычно покупала мне добротную одежду, но вкус у нее отсутствовал напрочь. Кристина однажды тактично заметила, что мне надо бы подобрать что-нибудь «более модное». Я знала, что серо-голубое твидовое платье, которое я надела в тот день, слишком длинно, а в Англии принято носить коротенькие юбочки. Чулки были отвратительны, а коричневые кожаные туфли отдавали школой и провинцией.

Кристина постаралась хоть как-то преобразить мою прическу и умоляла меня не надевать фетровую шляпу, которую мать купила мне во время своего последнего визита в Брюссель. Так что я повязала шарф в надежде, что буду выглядеть хоть немного современнее. Большинство женщин в наши дни носят шарфы.

Кристина, бывало, говорила, что мне, с моей великолепной фигурой, просто не простительно так безвкусно одеваться, но я не обращала внимания и посмеивалась над ее лестью. Подруга часто заявляла, что восхищается моей «сахарной кожей», большими глазами и длинными темными ресницами. У меня были густые длинные волосы пепельного оттенка, и я носила челку. Я в свою очередь полагала, что слишком худа, да и рост подкачал, и это сводило на нет все мои достоинства.

Несмотря на пасхальную суету, поезд отправился вовремя. Погода на улице стояла отвратительная, небо разразилось дождем со снегом, и я обрадовалась, когда в вагоне включили отопление.

Я тоже купила себе газету, и это оказалось целым событием, потому что в католической школе нам запрещалось приобретать отечественную прессу. Я принялась читать об «Убийстве с насилием», и статья просто шокировала меня. Я почувствовала себя беззащитной перед огромным жестоким миром, ведь мне никогда не приходилось слышать ни об убийствах, ни о насилии. Мне стало как-то неуютно.

Беспокойство усилилось, когда мы прибыли в Рагби, и пара с ребенком сошла с поезда, оставив меня наедине с молодым человеком. Он все еще был погружен в одну из многочисленных газет, которые вез с собой. Я нервно крутила в руках перчатки. Монахини предупреждали меня, чтобы я никогда не оставалась в купе наедине с мужчиной, и я знала почему. Может, я и была наивной, но уж точно не простушкой. Умудренная опытом Кристина снабдила меня всей необходимой информацией насчет разницы полов и секса. И я уже начала подумывать, не относится ли мой попутчик к мужчинам, которые могут внезапно напасть на юную беззащитную девушку, но потом сама рассмеялась над своими страхами. В вагоне был коридор, и в купе в любой момент мог войти кондуктор. Как будто в подтверждение моих мыслей дверь распахнулась, к нам заглянул официант и спросил, не нужны ли нам билеты на ленч. Молодой человек взял один. А через минуту неожиданно опустил газету и улыбнулся:

— Ну, похоже, купе в нашем распоряжении на всю оставшуюся дорогу. Я думал, перед Пасхой будет давка, а вы?

— Д-да, — ответила я, заикаясь.

— Погода не очень, и прогноз на Пасху тоже не радует.

— Д-да, — снова запнулась я и почувствовала себя неуклюжей дурочкой. Надо было хоть как-то поддержать разговор. Кристина всегда говорила, что главный мой недостаток — неуверенность в себе. Подруга полагала, что я выросла такой потому, что не бывала дома и не научилась одной важной вещи, которую она называла «быть цивилизованной».

Тут на помощь мне пришел проводник: он открыл дверь и объявил, что подают первый ленч. Мой спутник встал. Мне уже пришлось испытать на себе взгляд его сияющих пронзительных глаз, но теперь он приветливо смотрел на меня сверху вниз, и это придало мне уверенности.

— Идете? — спросил он.

— Н-нет. Мне не хочется... — начала я.

Поезд качнуло, и он, все еще улыбаясь, схватился за полку.

— Вижу, на вашем чемодане написано «Сискейл». Я тоже туда направляюсь.

— Правда? — Я улыбнулась ему в ответ, чувствуя себя совершенно счастливой.

— Почему бы нам не пойти и не поесть? Возражения не принимаются. Идемте. Ленч скрасит наше долгое путешествие.

Это был тот самый момент, когда мне полагалось вспомнить все, чему учили меня монахини (а также парочку историй Кристины о том, что надо «держаться холодно»). Но уроки целомудрия абсолютно вылетели у меня из головы, и я повела себя как неопытная девчонка, каковой на самом деле и являлась, — завороженная красотой и обаянием этого незнакомца, его дружеским обращением, я не могла думать ни о чем, кроме восхитительного обеда в вагоне-ресторане, который я разделю с ним. Денег у меня было достаточно, и я вполне могла заплатить за себя, так что волноваться на этот счет не стоило.

Мы вышли в коридор, и я смиренно последовала за своим попутчиком. Когда я села за столик напротив него, у меня дух перехватило, а щеки горели огнем. Старший официант начал было говорить, что на меня заказа не было, но я увидела, как монетка перекочевала к нему из рук моего нового друга, и больше вопросов не возникало.

Как много мне надо написать Кристине! И какая удача, что этот прекрасный незнакомец тоже едет в Сискейл!

Я подумала, что другие девушки в ресторане завидовали мне. Некоторые из них бросали на моего спутника многозначительные взгляды.

Молодой человек представился:

— Я Лоренс Бракнелл, а вы? Мне кажется, что я встречал вас или видел где-то.

Я назвала свое имя, но в этот момент поезд загудел и помчался по тоннелю, так что он вряд ли расслышал, однако не повторил свой вопрос. Что ж, вполне возможно, этот красавец предложил составить ему компанию только из-за того, что путешествие было длинным и скучным и не с кем было перекинуться словом.

Лоренс заказал мне булочки с маслом и предложил вино (от которого я благоразумно отказалась). За ленчем он болтал о погоде, политике, музыке и о прочитанных в последнее время книгах, особенно о недавно вышедшем «Короле-солнце». Здесь я смогла блеснуть, потому что французская история — мой конек. Я видела, что произвела на этого красавчика впечатление, особенно когда заговорила по-французски. Его изумило мое произношение. Он подробно расспросил меня о Брюсселе и ударился в дискуссию на тему политической и экономической ситуации в Англии, но это было уже выше моего понимания.

Меня впечатлила способность мистера Бракнелла поддержать беседу на любую тему. Он в свою очередь был поражен, когда я сказала ему, что недавно окончила школу и теперь направляюсь домой и что мне девятнадцать.

— Девятнадцать? Поздновато вы выпустились! Хотя я бы не дал вам больше семнадцати.

Я вспыхнула:

— Извините, что показалась таким ребенком.

— Ну, в наши дни семнадцатилетние девушки вовсе не дети, — улыбнулся он и протянул мне портсигар.

— Боже мой, нет, я не курю!

— У вас вообще нет недостатков? Вы не пьете, не курите, чем же вы занимаетесь?

— Да почти ничем, если не считать чтения и игры на пианино, — призналась я.

— Ну и ну! — В его глазах вспыхнула веселая искра.

Мне совсем не понравилось то, что он смеется надо мной, но в общем ленч был просто сказочный, я наслаждалась компанией своего спутника и хотела думать, что он считает меня светской женщиной. Но в этом я, несомненно, потерпела фиаско, да и могло ли быть иначе? И когда я увидела, как он оглядывает меня своими чудесными сверкающими глазами, то поняла, что от его взгляда не укрылся тот факт, что платье на мне старомодное, а на лице отсутствуют следы какой бы то ни было косметики. Ясно, что он нашел меня простоватой и скучной. Я замолчала, страдая от комплекса неполноценности.

Но Лоренс продолжал засыпать меня вопросами. Он тоже любит музыку. Он архитектор по профессии, но в детстве «пиликал на скрипочке». Нравится ли мне скрипичная музыка? Часто ли я ходила на концерты и в оперу в Брюсселе? Если да, он мне завидует, потому что в Озерном крае хорошая музыка — редкость. Он сказал, что живет в Эгремонте, где у него небольшая контора. Головной офис находится в Кесвике.

— О, я знаю Эгремонт! Он в Камберленде. По крайней мере, мне кажется, что я помню, как моя мать возила меня туда.

— Тогда где же вы живете? — поинтересовался Лоренс Бракнелл.

— В Восдейл-Хэд.