Ненко тихонько объяснял Арсену:

— Слева — мобейн, или селямлик, где живёт султан. Справа — гарем. Между ними, посредине, где виднеется лестница, ведущая к парадной двери, — зал для приёмов. За ним — коридоры, соединяющие оба крыла сераля…

Их привели в небольшой зал. Здесь было пусто.

— Сейчас мы увидим самого султана, сообщим ему «приятную» новость, — шепнул Ненко. — Слава аллаху, что прошли времена, когда за такие вести чаушам отрубали головы!

Батаджи-нубийцы распахнули высокие двери, и султанский чауш-паша дал знак следовать за ним.

Ненко и Арсен, переступив порог, упали на колени и, непрестанно кланяясь, поползли к позолоченному трону, на котором восседал Магомет IV.

Вдоль стен стояли высшие сановники Порты — шейх-уль-ислам, визири, главный привратник «дверей счастья» — первый евнух, имперский казначей, главный интендант, первый цирюльник и другие лица из ближайшего окружения султана.

За чаушами ввели Златку, наряжённую в роскошные одежды с большим, как было принято, декольте, с непокрытой головой и без вуали на лице — ведь она была невольница-гяурка, на которую не распространялись требования корана.

Потом Мурад-ага со своими капуджи внесли сундук и поставили его посреди зала.

Султан, не шелохнувшись, следил за всеми приготовлениями. Его полное, слегка желтоватое лицо, обрамлённое чёрной бородой, было непроницаемо.

Когда капуджи, принёсшие сундук, кланяясь, попятились к дверям, Магомет взглянул на Мурад-агу, распластавшегося на блестевшем полу, и спросил:

— Ты что за человек?

— Капуджи-ага великого визиря, о падишах всего мира, — пролепетал в страхе Мурад-ага, приподняв голову.

— Ты не нужен здесь!

Мурад-ага, не поднимаясь, пополз к дверям так быстро, будто был не человеком, а ящерицей.

Наконец Магомет посмотрел на чаушей.

— Говорите, с чем прибыли! — Голос его был ледяным: он уже знал о поражении войска.

Ненко сделал несколько шагов, упал на колени и протянул свиток Кара-Мустафы. Чауш-паша передал его султану, а тот — одному из визирей, стоящих у трона.

— Читай! — приказал коротко.

В могильной тишине падали, как каменные глыбы, слова, которыми великий визирь оправдывался перед султаном за страшное поражение.

Чем дальше, тем больше хмурились лица членов дивана, а Магомет в бессильном гневе кусал губы. Из письма следовало, что это не просто поражение, отступление, как утверждали слухи, а разгром, позорное бегство, потеря половины войска и большей части обоза!

Услышать такое ни султан, ни члены дивана не ожидали.

Напоминание о преданности, безмерной любви к падишаху всего мира, тени бога на земле, проявлением чего были присланные в подарок красавица-полонянка и сто австрийских пленных девушек из знатных семей, а также золото и другие драгоценности на несколько миллионов динаров, вызвало у султана и визирей недобрые пренебрежительные усмешки.

А когда был прочитан список казнённых пашей, виднейших полководцев империи, по залу прокатился грозный гул. Несмотря на присутствие султана, члены дивана не могли сдержать своего негодования.

Магомет побагровел. Злобой блеснули его глаза. Он вскочил, топнул ногой и, воздев руки, воскликнул:

— О аллах! Ты наказал этого человека, помутив его разум! Но наказал недостаточно! Его ждёт ещё и суд земной! — Он обратился к членам дивана: — Как ответить на это письмо Мустафе-паше, достойные визири?

— Что скажут чауши об осаде Вены? Были ли они свидетелями позорного бегства сераскера с поля боя? — спросил шейх-уль-ислам. — Выслушаем сначала очевидцев…

— Хорошо, — согласился султан, опустился на трон и, равнодушно взглянув на Златку, кинул коротко: — Выведите её!

Когда батаджи закрыли за перепуганной, едва державшейся на ногах Златкой двери, Ненко и Арсен стали рядом и низко поклонились.

— О великий повелитель правоверных, — начал Ненко, — мы с Асен-агой были участниками и очевидцами осады Вены и битвы под Парканом.

— Почему Кара-Мустафа не взял Вену? — спросил султан. — За два месяца её можно было сровнять с землёй!

— За два месяца было всего два генеральных штурма, да и те были отбиты с большими потерями для нас.

— Сераскер не позволял бомбардировать город, — вставил Арсен. — Если не считать сожжённых самими австрийцами предместий и нескольких разрушенных домов сразу же за валами, то вся Вена осталась целой и невредимой…

— Почему? Не хватало пороху и бомб? — удивился главный интендант.

— И пороху и бомб хватило бы, чтобы сровнять с землей ещё один такой город, как Вена, — ответил Арсен.

— В чем же причина?

— Сераскер Мустафа-паша не позволял обстреливать прекрасные дома и дворцы, потому что хотел захватить Вену неповреждённой. В войске говорили, что сераскер мечтал стать императором на завоёванных землях, а Вену сделать своей столицей…

Султан снова вскочил, с яростью воскликнул:

— Проклятье! Я приказал ему уничтожить столицу императора Леопольда, народ покорить, а земли присоединить к Священной империи османов! А он, оказывается, вынашивал совсем иные, преступные замыслы! Этот человек не имеет права на жизнь!

— Не имеет, не имеет! — дружно откликнулись визири. — Смертный приговор ему! Послать шёлковый шнурок! — зашелестело в зале.

— Шёлковый шнурок!

— Шёлковый шнурок!

Султан согласно кивнул.

— Принесите серебряное блюдо!

Батаджи тут же внесли большое серебряное блюдо, на котором лежал тонкий, но крепкий, длинный шёлковый шнур с зелёными кистями на концах. Подали султану.

Магомет, держа на вытянутых руках плоское круглое блюдо, повернулся к чаушам.

— Подойдите сюда! — И когда Арсен и Ненко с поклоном приблизились к нему, сказал: — Своей правдивостью и преданностью вы заслужили моё доверие. Я поручаю вам отвезти мой подарок великому визирю и сераскеру Мустафе!

Ненко взял блюдо. Молча поклонился.

Султан обратился к визирям и советникам:

— Все приказы Мустафы-паши отменить! Богатства, хранящиеся в Эйюбе, передать в государственную казну! Ибрагим-пашу[89] и хана Селим-Гирея, сосланных на остров Родос, освободить и привезти в Стамбул! Освободить также из заключения в Семибашенном замке Юрия Хмельницкого и немедленно, дав ему надёжную стражу во главе с Азем-агой, послать на Украину… Там казаки пойдут за ним… Мы должны в это тяжкое время сохранить за собой те земли, чтобы в будущем, хорошо подготовившись, нанести оттуда смертельные удары Москве и Варшаве!

Арсен незаметно скосил глаза на Ненко: мол, слышал ли? Но тот, придерживаясь ритуала, застыл как каменный, с блестящим, украшенным по краю чернью блюдом в руках, не мигая смотрел на султана.

— Все! Идите! Выполняйте мои приказы! — И Магомет, не глядя на придворных, склонившихся в глубоком поклоне, скрылся во внутренних покоях мобейна.

С отъездом в Белград ни Ненко, ни тем более Арсен не торопились. Они выговорили у гениш-ачераса[90], который должен был дать им охрану, день отдыха после изнурительной дороги в Стамбул. Этого, конечно, было мало, чтобы найти Златку и освободить её, поэтому друзья не теряли времени.

С самого начала они договорились, что с подарком султана к Кара-Мустафе поедет один Ненко. Арсен же, если им удастся вызволить Златку, помчится с нею сперва в Болгарию, к воеводе Младену, а потом — на Украину. Если не посчастливится сразу освободить её, останется в Стамбуле, будет искать пути к этому, ожидая возвращения Ненко.

Ненко хорошо знал обычаи, царящие в серале.

Когда они подошли к старому батаджи-аге, лениво наблюдавшему, как на крыше конюшни, нахохлившись, дерутся воробьи, Ненко сунул ему в руку золотую монету. Тот глянул на неё сонным взглядом и сразу ожил. Поклонился.

— Я к твоим услугам, чауш-ага.

— Мне нужно знать, где теперь девушка, которую Мурад-ага привёз от великого визиря Мустафа-паши.