— Какого черта? Правда глаза колет, да? Ты не в силах принять жестокие факты жизни?
— Факты? Ха! Для журналиста, Дев, в твоей логике немало изъянов, — не подумав, выпалила Холли.
— То есть?
— Ничего, — поспешила сказать она, спохватившись, что слишком близка к тому, чтобы открыть правду.
— О чем ты говоришь, Холли? — спросил Дев, наклоняясь к ней и не давая избежать его прямого взгляда.
— Ты представитель желтой прессы, скажи мне сам, — холодно парировала она.
— К вашему сведению, мадам, я никогда не был представителем желтой прессы.
— Да? Хорошо, тогда как прикажешь называть твое грязное ремесло? Ты репортер? Журналист? Джентльмен от печати?
— Возможно — когда-то, — признал Дев. — Но теперь нет, клянусь!
Клятвы? И Девлин Уинтер? Настоящий прогресс!
— Ну а чем же ты зарабатываешь на жизнь?
В голове у Холли тотчас возникло несколько сюжетов. Время отдыха Дев может продлить. Дом, который он снимает в разгар сезона, стоит недешево. У него хороший портной, судя по его вечерним костюмам.
— Я свожу концы с концами.
— Держу пари, что сводишь, — согласилась Холли, почему-то задетая его уклончивостью.
— Итак?
Она вдруг почувствовала, что каждое слово и каждый оттенок значения запечатлеваются в его остром уме журналиста — или бывшего журналиста, если верить словам Дева, он не упустит ни одной самой незначительной детали.
— Итак, мадам, вы говорили?..
— Я говорила?
— Факты. Версия Холли Скотт. «Женюсь на тебе с твоим приданым», — напомнил он ей слова обета. — Твое приданое и состояние Кордри. Деньги, Холли. Много денег. А Кордри не дурак. Он понимает выгоду, видит ее сразу.
— Не будь таким отвратительным. Алекс…
— …боготворит землю, по которой ты ступаешь, да?
— Естественно, он любит меня.
— «Естественно», — с издевкой повторил он. — Тебя и твое богатство, верно, Холли?
— Поскольку богатства не существует — благодаря тебе, — то едва ли, — горько сказала она.
Итак, слово произнесено. А почему бы и нет? Наблюдая за сменой выражений на лице у Дева, она даже радовалась, что эти слова вылетели. Она положила Дева на обе лопатки. Хитроумный Дев Уинтер так хорошо все рассчитал и вдруг в чем-то ошибся.
— Что ты говоришь? Почему не существует?
— Мы его потеряли. Мы очень многое потеряли, когда умер папа. — Холли вздернула подбородок. — Как видишь, Дев, в твоей логике есть изъян. Нравится тебе это или нет, но мы с Алексом принадлежим друг другу. Деньги не имеют к этому отношения.
— Не имеют? Здесь тоже есть изъян, и я не уверен, что такая картина выглядит приятнее.
— Что это значит? — спросила Холли.
— Не разыгрывай из себя оскорбленную невинность. Я видел тебя вместе с Кордри и знаю, как ты реагируешь на меня…
— С отвращением.
— Ну да?
Дев наклонился и коснулся губами ее губ, совсем легко, но это вызвало пожар у нее в крови, Холли вздрогнула от желания и страха. По выражению торжества на его лице она поняла, что он все заметил.
— Лгунья! — тихо сказал Дев, и, поскольку она замерла, не открывая глаз, чтобы не встретить его насмешливый, понимающий взгляд, он поцеловал ее еще раз.
— Отпусти меня, — выдохнула Холли, пытаясь высвободиться.
— Зачем? — Он снова поцеловал ее. — Зачем, Холли? Зачем бороться с этим, зачем бороться со мной? Это мы с тобой принадлежим друг другу. Ты и я, Холли. Всегда принадлежали. И будем принадлежать.
— В прошедшем времени, Дев, я вынуждена это признать. Долгое жаркое лето мы были вместе. Да, это было хорошо, пока длилось. Но все кончилось. В тот день, когда ты взял у папы деньги и сбежал. Баловень фортуны, верно? Ты получил больше, чем все остальные, то есть мы. Потому что я и Мерил остались без гроша…
— Бедная маленькая богатая девочка, — презрительно усмехнулся Дев. — И как только ты справилась? Не отвечай, позволь угадать. Кордри. Дом, каникулы, маленькие дорогие безделушки вроде этого кольца. Ты решила, что все уладила, а тут появился я, поднял волну в твоем хорошо упорядоченном мирке, и ты испугалась. Пытаешься убежать. Боишься, как бы я не принудил тебя сделать выбор. Я или Кордри. Человек, которого ты любишь, против залоговой квитанции на всю оставшуюся жизнь. Вот что лежит в основе. Деньги.
— Если ты веришь в это, — неожиданно успокоившись, заговорила Холли, — то взгляни на светлую сторону, Дев. Ведь ты избежал когтей холодной, расчетливой охотницы за золотом.
— Значит, все-таки деньги? — прошипел он, и его лицо скривилось от отвращения.
— В твоих устах это звучит особенно впечатляюще.
— Ты уверена, Холли? В самом деле убеждена, что твой отец купил меня?
— Как же иначе? — с каким-то нелепым отсутствием эмоций проговорила Холли. — Я сама видела, как он выписывал чек на имя Девлина Уинтера.
— Все ясно. — Даже загар не мог скрыть, как побледнел Девлин Уинтер.
Внезапно он оттолкнул ее от себя, выпустил ее руку, и Холли стояла, машинально растирая онемевшее запястье. Дев тоже не двигался, просто стоял и смотрел на нее, но выражение боли в его глазах задело чувствительные струнки в ее сердце. Он взял деньги и сбежал, и это мучило его. Правда, и она не лучше Дева. Обручившись с Алексом, она переступила некую черту, поэтому тоже небезгрешна и не имеет права бросать камни в другого.
Холли глубоко вздохнула.
— Дев…
— Нет! Я слышал достаточно. Более чем достаточно. — Он отвернулся, слова его звучали невнятно.
Холли вдруг испугалась.
— В чем дело? Пожалуйста, Дев! — Она почти умоляла его, ей казалось, что он вот-вот упадет. — Скажи мне, что с тобой?
— Тебе-то что, — еле слышно бросил он через плечо.
— Дев…
— Оставь меня в покое. — На лбу у него бисером выступил пот, и, тяжело навалившись на машину, Дев сунул руку за ключами.
— Ради Бога, объясни, что с тобой?!
Болезненная бледность снова проступила под слоем загара, он с трудом выпрямился и провел ладонью по глазам.
— Ничего особенного, не беспокойся. Это головная боль. Мигрень. Последствия несчастного случая, о котором я тебе говорил, — объяснил Дев, закрывая глаза и морщась от боли. — Поеду домой. Надо немного поспать. Через час-другой все пройдет. Не беспокойся, — повторил он, пытаясь вставить ключ в замок дверцы машины и помогая себе левой рукой.
— Ты же ничего не видишь! — в ужасе воскликнула Холли.
Она сама страдала мигренями, особенно в дни месячных, читала о тяжелых последствиях мигреней, но ни разу их не видела. Если это вообще мигрень… О Боже, вдруг что-то более серьезное?
— Ничего. Все пройдет. Я посижу немного здесь. Это проходит. Всегда проходит. Через десять или двадцать минут. Потом я поеду домой и лягу в постель.
— Поедешь? Дев, ты же ничего не видишь.
— Не вижу. — Он неловко опустился на сиденье водителя. — Но это ненадолго. Уезжай, Холли. Оставь меня.
— Не пойдет, — заявила она, овладев наконец собой. — Пусти-ка. Я отвезу тебя домой.
— На этом писке моды на колесах? Лучше я пойду пешком, — заявил он с тем дерзким юмором, который ей так нравился в Деве.
— Придется смириться, — твердо сказала Холли. — Я бы отвезла тебя на твоей машине, но не уверена, что справлюсь с левосторонним управлением.
— Я могу сам сесть за руль…
— Не будь таким упрямым. Ты не в том состоянии, чтобы ехать куда-то самому.
То была напряженная, безмолвная поездка. Холли вела машину осторожно, придерживалась ограничений скорости, беспокоясь о Деве, который бессильно сидел рядом, откинув голову на спинку сиденья и закрыв глаза. Время от времени она искоса поглядывала на него и каждый раз ощущала спазм в желудке. Дев выглядел скверно: лицо утратило живые краски, со лба текли капли пота.
Холли попыталась вспомнить, что знала о таких приступах. Боль, тошнота, замутненность сознания, временная слепота. Нужна темная комната. На пару часов или пару дней, в зависимости от тяжести приступа. Только покой и ничего больше.
Она мягко остановила машину перед домом.