Но это ж делу не помеха, попробовал я намекнуть. Есть же и другие, не менее конструктивные пути. Сослался на древние эпосы индийской культуры, просвещенный мир… Но никак что-то не доходит. Я ведь тоже мучаюсь, говорит. Я бы с тобой, говорит, вообще бы из постели не вылезала, и вообще, говорит, я тебя, наверно, люблю, говорит.

Тьфу-тьфу-тьфу через плечо. Эко черт тебя понес, не подмазовши колес. Люблю. Только этого нам и не хватало для всеобщего и полного.

Если любишь, чего процесс деформируешь?

Налил по рюмке «Плиски» из Минькиных запасов, побесились, покувыркались, смилостивилась, и всё ж таки пожалела. По-французски.

Я даже проводил, расчувствовавшись. Можно сказать, курьез. Такие детали у нас не практикуются — до милого крылечка под ручку.

Простая девка, без проблем с ней, без натуги в разговоре — не надо лоб морщить, чтоб там еще такое придумать. Но поблядушечка, скажем сами себе правду в глаза, хотя, вроде и симпатия у нас взаимная.

Н-да.

Лампу настольную я наклонил — так, чтобы из коридора не больно заметно, и просвещаться стал. «Пинк Флойд» — заголовок. Вот те на! А где ж «Папл»? Я ж видел! Полистал — дальше.

Ну, Флойд, так Флойд — одним махом двух зайцев.

«История Флойдов[42] полна путаницы, переборов и несовпадений во времени и месте, как и положено мистификациям о супергруппе такого ранжира. Миф, легенда — это нечто большее, чем приверженность поклонников, миф — прочнее стали; миф выстраивается и шлифуется годами, его обсасывают до косточки, прежде чем подать на сервированный стол; миф — это реклама, реклама — это деньги, деньги — это свобода распоряжаться собой, осуществлять проекты, вынашиваемые, может быть, годами; миф необходим, как тайна, а разве есть что-то притягательнее тайны, которую всеми фибрами мечтается разоблачить?

Но, довольно и мифах и прочей словесной шелухе! Начать куда как труднее, чем закончить и почему бы не начать с общего места, что мы и сделали? Общее — оно не частное, оно для всех. Здесь, однако, следует сказать, что какое бы общее место ни было, что бы там кто бы там не понаписал, на самом-то деле начинается всё с зачина, как и предписано неписаными законами повествования, начинается с гой еси.

Гой еси!

Долго ли, коротко ли, а сошлись на столбовой дороженьке в году шестьдесят эдаком от рождества Христова, крестные пути студентов архитектурного факультета Лондонского политехнического института, когда заскучав на лекциях нудной профессуры, они не могли придумать ничего лучше, как собрать группешку и побрякать весело, в свое удовольствие, от сессии до сессии.

Модно тогда это было: брючки в полосочку, волосы под скобочку, бархатный жилетик, гитарка из комиссионки — это не на папиной суконной фабрике скучные дивиденды посчитывать. Башельками шуршать— это-то как раз и не в струю — „фи“ тебе чувиха скажет, сынку суконного мешка. А вот рок энд ролл! Это всё равно, что солнце, воздух и вода!

Всё начинается не с ля минор. И даже не с ми мажор. Первый вопрос на повестке дня: как назваться? Назовешься каким-нибудь непотребством, свиньей какой-нибудь — по телевизору не покажут. Чем-нибудь розовеньким, мармеладно-сингапурным — свои же засмеют. А вот, давайте, ни вашим, ни ихним — „Сигма-6“. А что?! Не какие-то там „куорримэн“ из подворотни, не голь перекати поле, инженеры всё ж таки, архитекторы без файф о клок, с интегралами на „ты“, с логарифмической линейкой за пазухой. Соответственно и названьице — мы вам не из джинки-джаза. Для непонятливых разъясним: сигма, обозначаемая в математике загибулистым знаком, похожим на Е, суть есть сумма, а цифирь „6“ — число поющих, приплясывающих и музицирующих на сцене. Отметить надобно, ради справедливости, что не обошлось и без дам, и даже в количестве двух экземпляров.

Но об этих щучках даже и упоминать не хочется. Знаем мы этих рок-энд-ролльш. Квадро их в джоплин. Тюрнер их в оно. Ни на что другое они не пригодны. Йоко иху мать.

Известно, что в лондонах, не как в костромах — взялся за гитарку — держись! Себя прокорми и других не забудь. Как и положено в загнивающем капиталистическом обществе, у „Сигмы-6“ вскоре появился и собственный менеджер.

Менеджер, сказано, как в лужу — громко. Если по честному: левак-ловчила, которому все эти энд роллы во где! Ему семью кормить надо, себе на кир, да и на белый день заначить.

Как звали этого хлыща — история почему-то умалчивает. То ли Кен. То ли Кин. То ли Кент. Про то кто-нибудь да и напишет. Потом. Раскопает какой-нибудь ушлый журналист, книжонку сваяет, себя увековечит. Обычно-то группу именно такие кенты и создают. Носятся как с писаной торбой, на радо демо-тейпы таскают, на студиях ночное время за свои кровные выкупают. Глядишь, дело-то и пошло, и поехало. Тут-то и появляются толстые, жар-жир загребают, а кенты в конце жизни на бензоколонке стекла у машин протирают, да за стакан байки рассказывают про то как они князей из грязи сотворили.

И здесь история по проторенному пути двинулась. У нее всего-то, как говорят, тридцать шесть сюжетов. Не больше, ни меньше.

Итак. Кент менеджерить был горазд. Знал что почём, какого омара с какими устрицами едят, первым делом отправился в типографию, отпечатал на вощеной бумаге открытку с завитушками на грегориянский манер:

и поставив таким образом дело на рекламные рельсы, шатался по лондонам, расхваливая лабухов на все лады и тональности, в надежде на дурных толстосумов.

У каждого своя работа: одному петь да танцевать, а другому сыскать: где, когда, как, за сколько и прочие напряги. Тоже не разлюли малина. Сколько таких сигмов? А сколько кентов? То-то.

Музыка, конечно, само собой. Но чего там скрывать: худо ли оттянуться на свадебках, выпить на дурнячка, поесть на славу, да еще и подзаработать лишний фунтик к стипендии? Что еще никому не мешало. Студент — он и в лондонах студент. Нажарь ему картошки со шкварками — он как зовут-то забудет, сковородочку в секунд подметет. И наши сигмы по общагам терлись вельветовыми штанами и тоже не всегда до стипухи хватало, так что без кента — никак.

Кент, конечно, и других кентов знал. У них кент кента тоже без бинокля видит. Ты стоишь на Сквер-гарден или какой-нибудь Чарринг-кросс-роуд — ни хрена ни видишь, а кент — он видит. На то он и кент, а не конь в пальто. Как некоторые.

Соберутся кенты в сквер-гардене и давай пыжиться: кто кого знает, с кем пил, кому чувиху козырную подкатил. Леннон у них Джоник, Джаггер — Микуха, в общем, трёпла, сами понимаете.

Один из кентов Джерри Брон, толковый кент, не другим кентам чета, сам, в ближайшем будущем Его Высокопревосходительство, Продюсер „Юрае Хип“ и хозяин граммофонной компании, сочинял в то время нехилые, по мнению нашего кента, песни. Музыкальный был парнишка. Свою команду хотел собрать, в рок-звезды выбиться, замок в Шотландии прикупить на гонорар от очередного концерта, а пока так, кентовался с кентами.

Сигмовцы по наводке своего кента к нему подвалили на предмет репертуара — своего-то ничего не было, „Лов ми ду“ петь что ли? Однако, кент Брон, занятый исключительно собой, не усмотрел во ребятушках особых талантов, что и следовало ожидать: „Стихов твоих не читал, — ответил Пушкин А.С. женушке в письме, — чёрта ли, свои надоели“.

Ну что ж, всё, что не делается — надо делать. Репертуар пришлось ковать собственными силами. А поскольку девятнадцатилетними ручёнками такую закаленную штукуёвину, как рок энд ролл согнуть по своему хотению ой как не просто, музыкальные блины подгорали и обугливались, а „Сигма-6“, бросаясь из межи в бороздку, именовалась всяким безрассудством типа „Агдебабы“, „Бабудабы“, „Далиббабы“, надеясь всеми этими крибле-крабле-бумс повлиять на тупиковую ситуацию. Однако, не к рукам, как говорится, так хуже варежки: сказка про горшок и печку, плюс басни дедушки Лафонтена.