— Так-то, оно, так, — согласился Валерий, поправляя матрац. — Я вот тоже — интернационалист. Да что-то не больно складно получается. Односторонне. Ладно, подремлем что ли.
— Дочка у нее, значит, в заграницах, — сказал Литр Иваныч, прикуривая чинарик. — Одели вон как. Во всё импортное. Фу-фу-разфуфу.
— Вроде как дочка и прислала.
— Я и говорю: а чего ныть тогда? Одета-обута. Пенсия — четыре тысячи! — и не хватает. Ну, фантазии нет. Во! — Литр Иваныч постучал по стенке тамбура. — Я и то бы лучше придумал. Разве это юмор?
— Газеты, вишь, дорого. А с Америкой разговаривать ей недорого.
— С кем там она в Америке говорит? С президентом Картером? — едко посмеялся Литр Иваныч. — Кто ей соединяет на переговорном? Радистка Кэт? Это они тоже не сильно оригинально сочинили, я тебе скажу. А Валера? Машины покупает на получку без аванса. А дома тогда у них что? негритосы с опахалами? роботы тапочки приносят?
— На Жюль Верна при всём не тянет.
— Жидко, жидко, — сморщил нос Литр Иваныч. — На вертолетах по крышам летают. Карлсоны, едрическая сила.
— Им надо было Жванецкого пригласить. Чтобы ближе к жизни.
— Он и так по ниточке ходит. Вот-вот посадят. Дурак он что ли, в петлю лезть?
— Они, конечно, не слишком сильные артисты. Но, Яковлевич, согласись, получается всё же, достоверно, я тебе скажу. Сценарий — сценарием, а они молодцы. Надо будет потом автографы взять. И сфотографироваться.
— Подобрали из народа. Чтобы правдоподобие было. Как Шукшин снимал. Народ у нас талантливый, страна большая.
— Заинтересовали материально, — подсказал Сергей.
— Не без этого. Да и зрителям интереснее незнакомых артистов видеть. Может быть бы этот, как его, Афоня? У него бы получилось. Он достоверный. Вылитый, я те скажу, сантехник.
— Вряд ли. Я бы сразу узнал. Даже в парике. Когда передачу сделают, я думаю, сначала актеров представят, как режиссер задание дает, вот как поедут, что они говорить нам будут… Потом нас. Как по перрону идём, шатаемся. Цапфу тащим.
— Конечно, нехорошо… Совсем нехорошо, если покажут, как нас затащили и на полку бросили, — обеспокоился Литр Иваныч. — Если «Вокруг смеха», — там всё же интеллигенты. Они поспокойнее. Но я подозреваю: а что если это «Фитиль»? Всесоюзный сатирический? Они всю подноготную вывернут. А у меня носки дырявые.
— Мне все равно. У меня тоже дырявые. А где я им носков не рваных наберу? Вот заплатят гонорар — и куплю. И командировочные пусть тоже платят. Я не напрашивался.
— Да-да, — съязвил Литр Иваныч. — Может тебя еще и в «Кинопанораму» пригласят? Скажи спасибо, что в трезвяк не сдали.
— Смотри-ка, — Сергей поднял с пола монетку, — иностранная.
— Обронил кто-то. А может быть, и специально подбросили, — зло сказал Литр Иваныч. — Дай-ка.
Он повертел монетку, разглядывая.
— Какие-то три худые собаки.
— Зато честно, — возразил Сергей. — А у нас? Хочешь жни, хочешь куй. А всё равно получишь, — он сжал кулак и согнул руку в локте, — конскую залупу.
— Эт точна, — проговорил Литр Иваныч, — Израилич нам по самые не балуй вставит, мерин. Вместо того, чтобы работать, по киносъёмкам болтаемся.
— А если это согласовано?
— Если б у бабки хрен был, она б дедкой была.
— Хазанов-то как? — поинтересовался Литр Иваныч.
— Шустрый, — ответила Катерина. — Показывали недавно, располнел.
— В соседнем купе едет, — сказал Литр Иваныч.
— Да что вы!? — удивилась бабуля.
— Шутка, — сказал Сергей. — Бамбарбия керкуду.
— Я вот теперь думаю: а может бросить всё, — сказал Литр Иваныч. — И пойти в кино сниматься. Камеры я не боюсь. Ты камеры боишься? — спросил он Сергея.
— Нет. Не боюсь. А чего бояться. Нас не спрашивают.
— А никогда не поздно, — сказала бабуся. — Сейчас сериалов разных уйма. Может и удастся где зацепиться. Никогда не поздно, как в песне поется, новый путь начать.
— Вот видите, — с довольным видом упрекнул Литр Иваныч, — тут у вас недоработка.
Он подмигнул Сергею и спросил у Валеры:
— А деньги хорошие артистам платят?
— Миллионщики они все, — вместо Валерия ответила бабуля, — лопатой деньжищи гребут.
— Деньжищи гребут, — согласился Валерий, — а смотреть нечего. Одна пустота. С нашими фильмами же не сравнить. «Три тополя на Плющихе», «Печки-лавочки», «Белорусский вокзал», «Они сражались за Родину» — какие шедевры снимали! «Пять вечеров», «Я шагаю по Москве». Да еще добрый десяток назову, не запнусь. А то и два — три. Один Гайдай чего стоит. А Данелия? Какие режиссеры! Элита. А нынешних? — не вспомню. Вот спроси — буду сидеть, думать. Вспоминать. А чего эти нынешние снимают? И не смешно, и не интересно. Но голый зад и сиськи — это обязательно. По сюжету вот не надо — нет, всё равно. Будет!
— А с Безруковым фильм не смотрели? Про Колчака? — спросила бабуся.
— С Хабенским, — поправил Валерий.
— Да я их вечно путаю. По мне оба на одно лицо. И играют всегда одинаково. Но мне не понравился. Девка эта, Боярского дочка вообще ни при чем. Только улыбочки строит, выгибается-красуется.
— А тогда бояре уже… — начал было Сергей, но посмотрев на Литр Иваныча, осекся.
— Ну так ведь шлепнули, всё же, вражину, — неприязненно сказал Литр Иваныч. — Как ни прыгал — допрыгался. Попили кровушки народной, хватит!
— А теперь кино снимают, — поддержала Катерина. — Вот как! Сожгли в печке героя Лазо, а мучителя-Деникина в Москву перезахоронить привезли. Глядишь, и Власова привезут. И еще какую сволочь где выкопают. И памятники им поставят, и спляшут-споют. Киркорова с Басковым на поминки пригласят. Это всё евреи-жидомасоны. Ненавидят Русь святую. По Рен-тиви всю правду-матушку показали. Теперь ничего не скроешь.
— Столкнули народ лбами, — сказал Валерий. — Это ж ведь Владимир Ильич лозунг кинул: «превратим мировую войну в гражданскую». Вот и понеслась: брат на брата, сына на отца.
— Ленин?! — вскинулся Литр Иваныч, и сквозь зубы процедил: — С Лениным вы погодите…
— Вот и я говорю, — сказала Катерина, — нечего мертвых тревожить. К хорошему не приведет.
— История так устроена, — сказал Валерий. — Вот «наш дорогой Леонид Ильич». Кто только не плюнул, как только не обгадили. Некрофилы.
— Царство ему Небесное, — перекрестилась и вздохнула Катерина. — Только вздохнули — на, тебе, снова напасти. Напал проклятый буржуин.
— Не зря, помню, бабы в цеху плакали, — сказал Валерий. — Чуяло беду сердце женское. Нонче-то, по ком заплачут?
Литр Иваныч с Сергеем переглянулись.
— Жили, не тужили, — подтвердила бабка.
— Развитой социализм, — осторожно произнес Сергей.
— Развитой — не развитой, а чуть не каждый год по профсоюзной на юг ездила. Считай забесплатно. Во всех Анапах и Алуштах побывала. И процедуры разные, и питание. Что? Турция ваша нынешняя лучше что ли? Вода та же, солнце то же. И на машину накопили. И гараж рядом с домом. Дед не нарадовался. И квартиру, слава тебе, получили трехкомнатную. Купи вот сейчас. На всю жизнь в кабалу. А тогда рабочий класс ценили. Уважали.
— Что правильно, то правильно, — подтвердил Валерий.
— «Застой», видите ли, у них. Это у них в мозгах застой. И стагнация-засрация.
— Где они ее нашли? стагнацию? — сказал Валерий. — Извините, но когда в три смены все заводы… И не хватало стране. Ещё, ещё! Давай план, давай. Больше, больше. Где застой? Какой застой? Мы кабеля не успевали прокладывать. Черных суббот не перечесть.
— Черные субботы, да, — подтвердил Сергей. — Вроде поспать бы, а снова, — он зевнул, — на работу.
— Ну, вам-то молодым, откуда знать?
— Я рассказывал, — успокоил Литр Иваныч.
— Это правильно. Это надо делать — правду рассказывать. Это молодежи, — Валерий показал на Сергея — они пропаганду свою подлючую ввернуть могут, а мы-то с вами знаем какой «застой». Стабильность! вот что! Страна развивалась такими темпами, что ой-ё-ёй, — сказал он, обращаясь к Сергею. — Что угодно возьми: космос, авиация. Сколько жилья бесплатного строили людям. Днем и ночью строили. Фабрики-заводы какие? любо-дорого поглядеть. Станки с ЧПУ, не хуже западных. Совхозы — миллионщики! А сейчас? Поглядите, едем, поглядите в окно — пустые поля. Заросло, сорняки с меня ростом. А в магазинах польская картошка. Почему?