Как видим, и Ярослав, и Ратибор нагло лгали: новгородцы не отказывались от дани татарам, а вопрос о власти великого хана даже не поднимался.
Но тут костромской князь Дмитрий, родной брат Ярослава, не поленился и сам отправился в Орду. Туда же прибыли и послы Новгорода Петр Рычаг и Михаил Пинещинец. Менгу-Тимур разобрался в ситуации и вернул с полдороги татарскую рать. Мало того, он отправил двух посланников для примирения сторон.
Ярослав Ярославич засел в Руссе и попытался вступить в переговоры с Новгородом. Поначалу новгородский боярин Лазарь Моисеевич ответил: «Князь! ты вздумал зло на св. Софию, так ступай: а мы изомрем честно за святую Софию. У нас князя нет, но с нами Бог и Правда и святая София, а тебя не хотим»[95]. Но вскоре был заключен мир «по всей новгородской воле». Ярослав целовал крест в присутствии татарских послов. Одновременно Менгу-Тимур приказал Ярославу Тверскому не вмешиваться в торговлю между Новгородом и Ригой. Ярослав Ярославич должен был также известить об этом Ригу.
В 1277 г. в Орду отправилась целая компания русских князей: Борис Васильевич Ростовский и его родной брат Глеб Васильевич Белозерский с сыном Михаилом и женой Феодорой, которая до крещения была монгольской княжной; ярославский князь Федор Ростиславич Чермный и Андрей Городецкий (сын Александра Невского). Ехали те князья с большими дружинами, но не затем, чтобы в чистом поле покарать басурманов, а чтобы вместе с ними пограбить Северный Кавказ.
Хан Менгу-Тимур замыслил поход против ясов — так в древности назывались аланские племена, предки современных осетин. Русские и советские историки старательно обходят молчанием этот поход, в крайнем случае утверждают, что, мол, русских князей хан принудил. Мол, это тяжкая «дань кровью» и т. д. Но вспомним главный закон феодализма: сюзерен собрался в поход, садится на коня и его вассал. А другой закон гласил: «Вассал моего вассала — не мой вассал».
Предположим, что Менгу-Тимур никак не мог обойтись на Северном Кавказе без русских дружин. К кому бы он обратился? Естественно, к великому князю владимирскому Дмитрию Александровичу! А уж тот бы дал разнарядку, собрал бы войско и отправился в Орду. Но почему-то в походе приняли участие только второстепенные князья, да еще самые наглые и склонные к авантюрам, о чем мы узнаем позже. То есть никакого принуждения со стороны Сарая не было, просто сия компания примазалась к походу «за зипунами». Ну, и каждый не слишком богатый князь мечтал получить от хана если не большой удел, то хотя бы малую волость.
По приходе в Орду Борис Васильевич умер. Понятно, что наши историки уже не говорили об отравлении. Ну а остальная компания приняла активное участие в разгроме аланов. По данным летописей, именно русские дружины в 1278 г. взяли главную твердыню аланов — город Дедяков. Менгу-Тимур щедро наградил русских князей.
Наши историки утверждают, что, получив заслуженные награды, компания князей разъехалась по своим уделам. А вот профессор З.З. Мифтахов, опираясь на булгарские летописи, повествует нам о походе русских князей в Булгарию.[96]
В 1277 г. булгарский эмир Исмаил отказался платить дань Сараю. Далее я цитирую З.З. Мифтахова: «Менгу-Тимур отправил в поход "120 тысяч своих кыпчакских татар и 40 тысяч русских"…
Эмир Исмаил сосредоточил свои войска около недостроенной новой крепости Биляра Татяк…
Битва длилась в течение целой недели. Эмир Исмаил и его войско погибли. Только сыну эмира с небольшим отрядом удалось вырваться из окружения и направиться к крепости Чаллы.
Золотоордынцы потеряли 50 тысяч татар (наемных воинов) и 20 тысяч русских. Несмотря на огромные потери, командующий золотоордынскими войсками Корым-Тимур переправился через Каму с намерением захватить города Кашан и Казань. Решающее сражение произошло в окрестностях крепости Чалы, расположенной на левом берегу р. Шумбут в ее верховьях (река Шумбут — правый приток Камы). Во время боя стрела попала в глаз Корым-Тимура, и он скончался на месте. Золотоордынцы не смогли взять крепость Чалы и ушли к Джукетау (совр. г. Чистополь) и Яр-Чаллам (совр. г. Набережные Челны). В память о победе в окрестностях крепости Чалы в народе стали именовать эту крепость Корым-Чаллы.
Остатки золотоордынских войск, сосредоточившиеся между городами Яр-Чаллы и Джукетау, "не знали что делать, как вдруг к ним прибывает гонец из Болгара с извещением о поднятии на булгарский трон эмира Галимбека и о согласии нового правителя Булгарского государства платить дань Кыпчаку". После этого кыпчаки ушли на юг. Вместе с ними уехали 5 тысяч конных русских князей и бояр, "бросив русских пехотинцев на произвол судьбы". Русские пехотинцы хотели отправиться на Русь через г. Булгар, "но у города Нукрат, на границе Болгарской и Черемшанской провинции, были окружены отрядом сына Газана Кул-Бурата и ярчаллынцами и здесь окончили свой путь".
Набег золотоордынских кыпчаков и русских был опустошительным: "были полностью разрушены 40 городов и 600 селений". Число убитых достигло 1 млн. человек»[97].
Разумеется, автор не призывает безоговорочно верить Мифтахову и своду Булгарских летописей, но факт дикого погрома Булгарии имел место. Я не знаю, участвовал ли в походе князь Андрей Городецкий, но «героем» камского похода стал князь Федор Чермный.
С этим персонажем мы еще будем встречаться, и о нем стоит сказать поподробнее. Печально знаменитый князь Федор Ростиславич Чермный был внуком смоленского князя Мстислава Давидовича. У Ростислава Мстилавича было пять сыновей — Глеб, Федор, Михаил, Константин и Юрий. После смерти их троюродного дяди в 1249 г. смоленский стол занял старший брат — Глеб. Правил он долго, до самой своей смерти в 1277 г. Следующий по старшинству брат Федор, прозванный Чермным (не Черным, а Чермным, то есть красивым на древнерусском языке) получил в удел город Можайск и стал первым можайским князем. Естественно, честолюбивый красавец не то что бы не желал, он просто физически не мог провести жизнь в таком захолустье.
Между тем в 1249 г. умирает ярославский князь Василий Всеволодович. Его единственный сын Василий умер младенцем, и на престол вступает его брат Константин Всеволодович, но в 1257 г. (по другим данным, в 1256 г.) и он умирает бездетным. В таких случаях обычно призывали на княжение другого родственника мужского пола. Но по неясным причинам власть в Ярославле захватила молодая вдова князя Василия Всеволодовича Ксения. Точный возраст ее неизвестен, но в брак она вступила в 1242 г., то есть в 1257 г. ей было от 27 до 32 лет[98]. У Ксении была дочь Мария, родившаяся между 1243 и 1249 гг.
Федор Ростиславич поехал в Ярославль и сумел втереться в доверие к Ксении, и в 1260 г. состоялась его свадьба с Марией Васильевной. У молодых через год и два, соответственно, родились две дочери, а примерно в 1265 г. — сын Михаил. Судя по всему, теща и ярославские бояре не давали особой воли нашему красавцу, и Федор убежал от жены, детей и тещи в Орду. Замечу, поехал не в качестве ярославского или можайского князя, а как наемник или, выражаясь более политкорректно, кондотьер. Кстати, можайским князем Федор уже несколько лет как не был.
Менгу-Тимур после камского похода взял Федора к себе в Сарай, где тот достиг определенного успеха в придворной карьере. В житии его, написанном четыре века спустя, изложена вполне куртуазная версия: «Царица же, яко видя его святолепное благородие лица, яко же Египтянина Иосифа, и уязвися сердце ея, еже любити его… Царь же всегда повеле ему предстоят у себе и чашу от руки его приимаше, и три лета держаше его. Царица же мысляше дщерь свою вдати ему в жену». От этого предложения князь Федор Ростиславич отказался, поскольку как человек православный мог иметь только одну жену.