— Он истекает кровью. — Она прижала порез рукой. — Морфин и иглу мне. — Две молоденькие девушки в белом тут же подали то, что она попросила.
Когда сестра стала набирать лекарство в шприц, я вдруг понял, что Харпер исчез.
— Харпер… — Мой голос утонул в шуме вокруг.
Инквизиторы громогласно разгоняли зевак. Кто-то раздавал приказы. Шланги и насосы скрежетали, как поезда. Выли сирены.
Монахини из Огненного ордена в белых халатах и шапочках обступили меня стеной. Одна из них зажгла небольшой светильник. Я дёрнулся от яркой вспышки. Чьи-то ласковые руки уложили мою голову обратно, и я устремил взгляд в небо.
Я ощутил, как привычно проникает в вену игла. Сестры склонились над моим животом. Я смутно чувствовал прикосновения их рук. Одна из них что-то быстро говорила другим, но я не мог разобрать слов.
Боль и холод отступили. Я смотрел в темноту. Мне показалось, что высоко в небе парит тонкая чёрная фигурка. Над ней ярко сияла звезда, и хрупкий силуэт будто вспыхивал огнём, как светлячок.
Я подумал, видит ли её Харпер и смотрит ли она на него сверху. Так или иначе, это зрелище не для моих глаз. Я зажмурился и потерял сознание.
Глава двенадцатая: Швы и алкоголь
Швы, наложенные сёстрами, были такими изящными, а нитки — такими тонкими, что я не мог понять, как они спасли меня от смерти. После остались белые едва заметные шрамы. Запястье немного ныло. Казалось, моё тело жаждет уничтожить следы преступлений Скотт-Бека.
То же самое делали журналисты. Происшедшее описывали, как настоящую трагедию. Альберт Скотт-Бек, заслуживавший всяческого сочувствия, а также его партнёр, Льюис Браун и секретарь Тимоти Ховард погибли в страшном пожаре. У Скотт-Бека осталась убитая горем вдова, двое детей и множество друзей. Сотни Блудных организовали бдение в его честь и посетили поминальную службу. Мир, писали газеты, понёс невосполнимую утрату.
Я вырезал одну такую статью, написал поперёк «ВРАНЬЁ» и добавил её к остальным в альбом. Наверное, это глупо, но меня ужасно расстраивала мысль о том, как сотни Блудных оплакивают человека, который кромсал на части их детей и друзей. Скотт-Бек навсегда останется в их памяти героем.
Мне было любопытно, что обо всём этом думает Харпер, но потом я пожалел о своих мыслях. Он получил от меня, что хотел, — хотя вряд ли его обрадовал достигнутый результат, — и исчез. Ничего удивительного. Было противно ощущать себя одиноким. Всё равно ничего бы не вышло. Нас связывало только общее дело. Так устроен мир. Но это до боли меня задевало.
Ночь была душной, надоедливо жужжала мошкара. В моей квартире каждый звук будто отдавался гулким эхом, хотя повсюду громоздились книги и газеты — постоянные свидетели моего одиночества. Так или иначе, уже сутки, как у меня закончился офориум. Рано или поздно придётся выйти из дома.
Я выбрался на улицу и отправился бродить по окрестностям. Меня окутывала темнота, но и она не помогала забыться. Я шёл и шёл, пока вдруг не заметил знакомую дверь. Я узнал намалёванную на ней собачью голову и спустился по ступенькам в пивную.
Я надеялся встретить Харпера, но из последних сил отрицал это даже перед самим собой.
Внутри его не было, но я не мог уйти — тогда пришлось бы признать свои желания. Я взял бутылку джина и сел за один из столиков в глубине зала. У джина оказался вкус растворителя. Я сделал большой глоток прямо из бутылки, чтобы побыстрее дойти до состояния, в котором находились остальные посетители заведения.
Как только алкоголь немного меня оглушил, я принялся наливать его в стакан и глотать чуть помедленнее. Вспомнилось, как после смерти отца пила мать. Тогда я этого не понимал. Сейчас же решил, что она делала глупость, когда пыталась бросить.
— Белимай?
Я опустошил бутылку на треть, когда вдруг услышал голос Харпера. Я обернулся слишком быстро и едва смог сфокусировать на нём взгляд.
Вид как всегда измученный, но вместо униформы — рабочая рубашка без воротничка и тёмно-серые брюки. Казалось, Харпер похудел и стал ещё бледнее. Самым странным в его внешности было отсутствие перчаток.
— Я бы угостил тебя выпивкой, но ты, по-моему, и сам неплохо справился, — сказал он. Я молча смотрел на его руки.
Я чуть отодвинулся и окинул его взглядом. Интересно, почему он так одет.
— Не возражаешь, если я присоединюсь? — спросил он.
— Как хочешь, — ответил я.
— Ладно.
Он пододвинул себе стул и налил джина из моей бутылки, не утруждаясь разрешением.
— Не ожидал, что ты так быстро встанешь на ноги, — начал он.
— Видимо, меня труднее убить, чем ты думал.
Харпер нахмурился и отхлебнул из стакана.
— Я не предполагал, что Скотт-Бек на тебя нападёт. — Он покрутил пустой стакан. — Прости, что втянул тебя в это, Белимай.
— Ты мне за это заплатил. — Я разозлился на себя, за искорки тепла, которые распространялись по всему телу, когда он произносил моё имя своим тихим хрипловатым голосом. И на то, что готов был простить его только за то, что он извинился. — Как дела у мистера Тальботта?
— Он убит горем.
— Ты сказал ему правду?
— Это не моя тайна, — вздохнул Харпер. — Понимаешь, о чём я?
— Думаю, да. — Я налил себе и капитану ещё. — Сначала это скрывал твой отчим. Потом Джоан. Ты не имеешь права никому об этом говорить.
Я точно также думал про Сариэля. Какой бы мелкий секрет мне не доверили, я пытался его сохранить. Хотя всё равно выдал. А Харпер — нет.
— Чем ты занимался последнее время? — поинтересовался я.
— Меня допрашивали. — Он покачал головой. — Настоятель не очень обрадовался, когда я сказал, что не знаю, кто убил мистера Льюиса Брауна и мистера Тимоти Ховарда. А также, что я не помнил ни твоего имени, ни как ты выглядишь.
— А молитвенные машины?
— Нет, — быстро сказал Харпер. — Боже, нет. Если бы они взялись пытать меня, я бы не смог молчать. Мне хватило того, что я стоял обнажённым и целыми днями отвечал на вопросы.
— Так что ты им сказал? — спросил я.
— Что почти ничего не помню. — Он невесело улыбнулся. — Настоятель предпочёл замять дело, как только я заговорил о том, что Скотт-Бек последним навещал Роффкейла. — Капитан сделал глоток джина. — Мы договорились, что я не стану копаться в делах Скотт-Бека, а меня больше не будут допрашивать о его смерти.
— Храним тайны и дальше?
— Пока да, — сказал Харпер, попуская пальцы сквозь волосы.
— Тебе выдали эту одежду перед тем, как отпустить? — Его вещи показались мне знакомыми.
— Да. — Харпер провел ладонью по рубашке. — Лучшее, что у них есть для отпущенных из-под стражи.
— И ты сразу пришёл сюда? — ухмыльнулся я.
— Нет, — ответил он, опуская глаза, будто от смущения. — Сначала я пошёл к тебе домой. Но тебя не было, и я направился сюда.
— Думал, что найдёшь меня здесь или просто рассчитывал напиться, чтобы справиться с разочарованием, что не застал меня?
— Интересный вопрос, — произнёс Харпер и замолчал. Я улыбнулся.
— Так зачем ты меня искал?
Харпер упорно смотрел на бутылку и стакан.
— Подумал, может, опять напьёмся, как в прошлый раз, — наконец сказал он.
Я вдруг вспомнил, как было с Сариэлем. Откажи я ему тогда, и ничего бы не случилось. Но я так устал оттого, что темнота — мой единственный друг. Бутылка джина была ещё наполовину полной.
Я налил Харперу и себе.
Часть вторая
Капитан Харпер и цикл из шестидесяти секунд
Глава первая: Дождь
Небо было тёмное, и лил дождь. На улицах канавы переполнились до краёв. Вода потоком хлестала на каменные плиты тротуаров и превращала утоптанные дороги в глубокие реки грязи.
Газовый фонарь на другой стороне улицы зашипел: через треснувший корпус на пламя попала вода. Клапан хлопнул, и подача газа прекратилась. Свет погас, а дождь всё шёл и шёл в осенних сумерках.
Харпер съёжился под навесом дорожной станции у часовни. Он и трое других вышли покурить и отдохнуть от шума, который подняли школьницы, стайкой ворвавшиеся в здание. Сквозь дыру в подмётке в ботинок попала вода. Левый носок намок. Чёрное инквизиторское пальто сильно пахло сырой шерстью. Харпер надвинул шляпу пониже.
Он не любил ждать, особенно дилижанса, в котором не хотелось ехать. В семейный особняк он возвращался каждый год, но не по зову сердца, а из чувства долга. Усадьба Фостер — единственное, что связывало его с родным отцом. Харперу следовало бы что-то ощущать по этому поводу, но он поймал себя на том, что ищет повод не ехать.
Если бы Белимай попросил остаться в столице, он бы с лёгкостью согласился, но Белимай не попросил.
Харпер затянулся сигаретой. Последняя. Остальные упакованы в чемодан. Закрыв глаза, он с удовольствием вдохнул дым.
Пономарь Стюартс стоял рядом, тоже курил и пытался вовлечь Харпера в разговор. Каждый раз, как Харпер обращал на него внимание, Стюартс отвечал чересчур радостной улыбкой. От этого было неловко и ещё сильнее хотелось сбежать из-под навеса. Через год-другой Стюартс станет очень симпатичным, и его восторженное внимание легко собьёт с толку доверчивого человека. У Харпера не было никакого желания становиться этим самым человеком.
— Первый день отпуска, а льёт как из ведра. Придётся сидеть дома с унылой тётушкой Люси. — Стюартс усталым движением вытер козырёк кепи, с которого на нос текла тонкая струйка.
Харпер чувствовал, что Стюартс вот-вот напросится на приглашение в особняк. Последнее время он несколько раз делал прозрачные намеки. Харпер не приглашал, но Стюартс был неисправимым оптимистом.
Они молчали, и тишину заполнял убаюкивающий шум дождя. Где-то вдалеке словно птица вскрикнула. Крик повторился, но голос Стюартса не давал сосредоточиться:
— Знаешь, что я думаю? — спросил он и добавил, хоть Харпер никак и не отреагировал: — Мне кажется, здорово будет уехать из столицы на весь отпуск. Например, поохотиться или покататься верхом с кем-нибудь. В мужской компании, понимаешь?