— … Ашмедай, пламя твоё. — Он провёл руками над крайними свечами, и они зажглись. Язычки пламени прыгали, как плоские камешки по воде, с одной свечи на другую. — Сариэль, первый в моём роду, власть твоя… — бормотал он.

Свечи загорелись ярче, пламя брызгало во все стороны. Сариэль всё ходил вокруг стола. Глаза его были открыты, но взгляд казался обращенным в пустоту. Теперь он шептал так быстро, что я ничего не мог понять. С каждым новым напевом огонь поднимался всё выше и сливался в воздухе в огромный пылающий конус.

Я не удержался и взглянул на Харпера. Он сидел совершенно неподвижно, сложив ладони под подбородком в молитвенном жесте, и, не отрываясь, смотрел на Сариэля.

— Люцифер, несущий свет, мудрый повелитель. — Демон замер в нескольких шагах от меня. Подняв руки, он рассёк левую когтями правой. Из ран хлынула кровь. Сариэль сунул окровавленную руку прямо в огонь. Воздух наполнился удушливой вонью жжённой камфары.

— Покажи мне эту женщину. — Пламя лизнуло его руку, и он зашипел от боли. — Моя воля сильнее твоей. — Схватив пальцами огонёк, он отделил его от остальных и приказал: — Покажи.

Свечи вдруг почти погасли. Огненный язычок в его руке засиял белым. Он извивался в воздухе, расправляясь и разгораясь всё ярче. В огне медленно проступил женский силуэт. Её светящуюся фигуру окружали клубы дыма, которые отбрасывали на неё движущиеся тени. Она покачивалась над ладонью Сариэля и смотрела в пустой угол комнаты.

— Джоан. — Харпер вскочил на ноги и подошёл к столу. Женщина обернулась, и стало видно её лицо. Она была прекрасна. Широко раскрытые тёмные глаза сияли. Длинные чёрные локоны струились по плечам и спине, прикрытым разорванной одеждой. Она открыла рот, но вместо слов из него вырвалось облачко белого дыма, и это, кажется, её напугало.

— Она жива? — спросил капитан.

Сариэль стоял с закрытыми глазами и молчал. Рука вздрагивала от напряжения. Наконец он медленно кивнул.

— Где она?

— Есть… один Блудный… — тяжело дыша, выдавил тот. — Он мёртв… как остальные… Повсюду кровь и осколки стекла… И кто-то ещё…

Вдруг что-то изменилось. В воздухе запахло чем-то едким, вроде жжёной извести. Я узнал этот запах. Так пахнет разъярённый демон. По силуэту Джоан прошла тёмная волна, а потом у неё внутри будто взорвалось что-то чёрное.

Я бросился вперёд и накрыл Сариэля своим телом. Он съежился на полу подо мной, и я почувствовал, как сотни крошечных ножей вспарывают пальто и рубашку на спине. От толчка я упал на колени, ощущая, как маленькие лезвия рассекают кожу. Запахло моей кровью. Я раскрыл рот в беззвучном крике. Одежда на спине вспыхнула.

Вдруг на меня полилась вода, и от этого раны защипало. Жжение прекратилось. Я судорожно вздохнул и ощутил металлический привкус во рту. Вода текла по спине, смешиваясь с кровью. В луже на полу таяли разбросанные вокруг меня веером лезвия.

— Ты в порядке? — Рядом на коленях стоял Харпер.

— Что это такое? — спросил я, почти не соображая от потрясения, хотя должен был догадаться по запаху и жгучей боли.

— Вода с серебром, — ответил он. — У меня всегда при себе несколько флаконов, на всякий случай. Извини, я знаю, что щиплет, но мне показалось, лучше это, чем то, что с тобой творилось.

— Я тоже так считаю, — согласился я.

Сариэль подо мной открыл глаза и сглотнул. Он закашлялся, и я отодвинулся, чтобы дать ему сесть. Приподнявшись, он оперся спиной о стену. Несколько минут он молча смотрел в потолок и глубоко, размеренно дышал.

— Я так понимаю, — наконец произнёс он, — что сегодня вопросов больше не будет.

— А Джоан? — спросил Харпер.

— Если в тебе осталась хоть капля здравого смысла, ты оставишь всё как есть. — Сариэль прижал обожжённую руку к груди. — Ты что, не видел, что только что произошло?

— Но ведь она жива, — настаивал капитан.

— Да, насколько я понимаю. Ты даже представить себе не можешь, какой силы должна быть ярость, чтобы спровоцировать подобную атаку.

— Ты знаешь, где она? — не унимался Харпер.

— Нет, — покачал головой Сариэль. — Однако если ты намерен упорствовать, я прошу больше меня в это не втягивать. Думаю, из-за тебя и твоей сестры умерло достаточно Блудных.

Харпер нахмурился. Потом встал и поправил пальто.

— Спасибо, что уделили мне время, мистер Сариэль, — проговорил он, направляясь к двери, и оглянулся на меня.

Я почти ничего не соображал из-за нестерпимого жжения в спине. Попытался подняться, но Сариэль поймал меня за руку. Я так удивился этому, что на мгновение позабыл про боль. От прикосновения его мягких и теплых пальцев должно было стать легче, но этого не случилось.

— Я простил тебя много лет назад, — прошептал он.

— Знаю, — ответил я и поднялся. — Но от этого только хуже, честно.

Сариэль отвернулся. Он не станет умолять. Я и не хотел, чтобы он умолял. Я вышел вслед за Харпером.

Глава шестая: Офориум

От глубоких порезов и ожогов серебряной водой я был как в тумане, уже не различая, что и как болит, мучает ли меня истерзанная спина, или это ожили воспоминания о старых ранах. Ощущения сплетались друг с другом и опутывали меня, будто кокон.

Харпер предложил помочь, но я отказался. Я захлопнул входную дверь у него перед носом и, словно в полусне, спотыкаясь, вскарабкался по ступенькам в свою комнату. На обратном пути из Квартала Блудных я почти не видел Харпера и не слышал, что он говорил. Смутно вспомнилось, как он стирал с моей спины вспенившуюся кровь. Потом мир вокруг перестал существовать.

Боль сжималась вокруг меня кольцами, и былое сливалось с настоящим. Обрывки прошлого, которые я старательно вытеснял, вдруг обрушились лавиной на измученный разум. Оказавшись в комнате, я рухнул на колени и прижался лицом к прохладному деревянному полу. Мышцы дрожали так, что я не мог стоять, но раненая спина не позволяла сесть на стул или лечь. Сжавшись в комок, я предавался воспоминаниям.

В руках Инквизиции мне пришлось намного хуже, чем сейчас. Но тогда я не знал, что пытки меня сломят. Я верил в свою силу и храбрость. Я считал себя стойким мужчиной, не способным на предательство. А потом молитвенные машины принялись кромсать моё тело. На открытые раны лилась вода с серебром, навсегда втравляя каждую букву Писания в кожу. На руках, груди, спине и в паху до сих пор сохранились сотни крошечных белых шрамов. Это символы трусости, похожие на едва заметные водяные знаки.

Я полагал, что сильнее боли. Распростёртый на столе, истекающий кровью и обожжённый, я был уверен, что никогда не произнесу имя Сариэля. Но я не знал себя. И инквизиторов я тоже не знал, зато они знали меня. Они умеют обращаться с такими, как я. Через них, будто деньги в банке, прошли тысячи демонов. Я не представлял никакой загадки для Инквизиции. Они просто сунули меня в обойму своих святых агрегатов и вскрыли, как раковину устрицы.

Иглы молитвенной машины не всегда подавали на раны воду с серебром. Дни невыносимой агонии чередовались с днями сладостного покалывания. Они накачивали моё тело офориумом, чтобы я крепко запомнил, как приятно получить короткую передышку. Под конец уже не нужно было запугивать меня пытками, достаточно стало просто лишить удовольствия. Я выдал им Сариэля.

Стоя на коленях в своей комнате, я мог думать только о том, как эти длинные иглы вонзаются мне в вены. Капли крови стекали по груди и падали на доски пола. Спина пульсировала болью от серебряной воды Харпера и муками воспоминаний о нескольких месяцах в застенках Инквизиции.

Меня это бесило. Я хотел, чтобы исчезли мысли, чтобы тело перестало чувствовать. Я хотел забвения, хотел нырнуть в далёкое прошлое и выбросить из головы каждую мелочь, касающуюся меня.

Я медленно подполз к столу, где хранились иглы.

Глава седьмая: Огонь

Два часа спустя ночь засияла. Небо расчертили тёмно-фиолетовые и синие полосы, которые чуть колыхались, как ленты на ветру. Крошечные огоньки звёзд ярко вспыхивали.

Я открыл окно и высунулся наружу, подставляя лицо и грудь свету луны. Ласковый ветерок касался кожи и ерошил волосы. Когда я был маленьким, каждая ночь была такой, как сегодня: удивительной, красочной, сказочной.

Я оглянулся в комнату. На полу лежала изодранная в клочья рубашка. Использованная игла плавала в старой чаше вместе с увядшими георгинами. Выбор между моим неопрятным жилищем и свежим ночным воздухом оказался прост.

Я сел на подоконник и посмотрел на пустую улицу внизу. Похоже, даже бездомные коты спят. Глубоко вздохнув, я выпрыгнул. Ветер хлестал меня по обнажённой коже и свистел в волосах, пока я камнем летел вниз. От земли пахнуло нечистотами. Меня охватили ужас и возбуждение.

Изогнувшись, я взмыл ввысь, в бескрайнее небо, прочь от грязной улицы. Всё тело прошила волна удовольствия. Я пролетел над крышей фабрики, схватился за металлический дымоход и по инерции дважды описал вокруг него петлю, потом отпустил его и, вращаясь, поднялся вверх.

Далеко за пределами квартала мясников я, наконец, замедлился и стал просто парить в нежных объятиях ночного ветра. Перевернувшись на спину, я смотрел на звёзды и луну. Казалось, можно протянуть руку и нацарапать на её сверкающей поверхности свои инициалы.

Подростком я часто выбирался по ночам из Квартала Блудных, чтобы полетать. Я воображал, что мир вокруг — моё личное королевство. Как-то я несколько недель считал себя сыном неизвестного мне ангела. Покачиваясь на облаках, я представлял, что луна — мой нимб.

Однажды мама заметила мои красные от мороза уши и обо всём догадалась. Она вшила мне в пижаму свинец и сказала, что небеса не для Блудных, которые произошли из жидкого огня в мире, далеком от человеческого. А умение летать — лишь шутка Господа, искушение, преследующее нас до самой смерти. Но я всё равно не мог устоять.

Ветер нёс меня мимо жилого дома. Я заглянул в тёмную комнату. Внутри были две маленьких белых кровати, и я разглядел личики спящих в них детей. Я проплыл мимо и поднялся на крышу. Внизу рвалась с цепи собака. Какой-то мужчина прикрикнул на неё и захлопнул окно.