Мне надоело каждый день вновь и вновь видеть, как мучаются и страдают близкие мне люди. Мне надоело страдать самому. Я устал кричать в пустоту, в тщетной надежде дозваться там, в этой беспросветной мгле, кого-нибудь, хоть кого-нибудь.

Я устал просить. Я устал требовать. Я устал умолять. Я устал верить.

Я устал видеть, как то, что называется высшей справедливостью, оборачивается неимоверным страданием, выдержать которое уже не остается сил.

Ты, мнящий себя справедливым, неужели ты просто не можешь оставить нас в покое?! Уйди из нашего мира, не мучай нас, я прошу тебя. Сделай это, если в тебе еще осталось хоть немного … человечности !

Мы не позволяли тебе так издеваться над нами. Мы не давали тебе права решать, кто прав и виноват. Мы не хотим видеть, как виноватые оказываются правыми, а правые - виноватыми. Мы слишком устали пытаться понять тебя. Глупцы, называющие твои пути неисповедимыми … в какой дыре ты должен был шляться, чтобы они стали таковыми?!

Мир полон твоими глупцами. На кой ты создал их, этих своих шутов? Быть может, у тебя столь извращенный юмор, что ты и не мог иначе? Они первобытны, эти шуты. Они жгут воск, почти также, как ранее другие жгли мясо. Они поют настолько заунывные и грустные песни, что хочется поскорее зажать уши, дабы не слышать их. Они бьют лбами стены, раз за разом, в тщетной надежде прошибить себе лоб и набить шишки мудрости. Они поклоняются доскам. Они совершают длинные и столь же нудные ритуалы, непонятные никому, даже им самим. Они столь гордятся своей приобщенностью к чему-то высшему, в то время как даже не поднялись до уровня разумных.

К чему тебе они? К чему тебе столько рабов? Ведь ты даже не можешь их прокормить, так что им приходится кормиться за счет других самим !

Я не твой раб. Я никогда им не был и никогда не буду. Мне нравится быть свободным и я не буду - по крайней мере собственными руками - ковать себе цепи. Больше я не буду этого делать.

Больше этого не повторится никогда - я не хочу допускать столь серьезных ошибок дважды. Я должен наконец-то чему-нибудь научиться на них. Я слишком долго надеялся на чудо. Я слишком долго не понимал, что чудес не бывает. Я слишком долго был рабом и даже не помышлял о том, чтобы наконец стать свободным - свободным от глупости.

Отныне я назову тебя, Всевышний - глупостью наивных !

Жалкие, слабые люди - они столь привыкли прятаться за своими соломенными стенами от невзгод жизни…но тронь эти стены - и они рассыпятся в прах. И тогда не будет ни веры в то, что “все к лучшему”, ни даже понимания, на кой черт надо было ломать этот такой уютный дом… И тогда они проклянут тебя и отвернутся от тебя и ты станешь для них воистину неисповедимым.

Это ведь они твои Избранные Рабы, правда?! Сколь плохо ты выбираешь людей, Всевышний ! Впрочем, только глупцы верят глупцам.

Я устал видеть, как ты мучаешь людей. Я устал видеть, как ты пренебрегаешь ими. Мне больно смотреть на то, как даже над доверившимися тебе ты постоянно совершаешь экзорцизмы, после которых они уже не могут нормально жить. У тебя слишком своеобразная логика … слишком нечеловеческая, чтобы мы могли понять и принять ее.

Именно поэтому однажды тебя не станет. Ты уйдешь, как уходит болезнь. Ты исчезнешь без следа, как без следа растворяется грусть, оставляя место улыбке. Тебя просто не станет - ты станешь ненужным. И свободные станут разумными - им больше не будут нужны цепи, дабы сдерживать их исчезнувшие обезьяньи повадки.

Мне не нужна твоя справедливость. Я смеюсь над твоими избранными. Я … мы - не будем твоими рабами.

Для меня ты исчез - так что можешь и не возвращаться. Больше не нужно заботиться обо мне - я смогу позаботиться о себе и о других сам.

Потому что даже когда умирают боги … люди - остаются.

Удар. Еще удар.

Маленькие струйки крови, стекающие из разодранной кожи.

Боль. Волны боли, бороздящие и сжимающие в судорогах тело, туманящие разум.

Отчаянный тихий-тихий полувскрик, полный неизбывной тоски.

Грозное лицо отца, нависшее совсем-совсем рядом. Обнаженные белки глаз… полный злобы и ненависти взгляд.

Снова боль. Еще. Еще.

Комок чего-то теплого, застрявший в горле и не дающий дышать. Плевок на пол, плевок - кровью.

- Папа, остановись ! Не нааааадоооо….. За чтоооооо?

- Ах ты маленький гаденыш ! Я разве тебе не говорил, что со взрослыми нужно разговаривать вежливо и уважительно?! Тем более со мной! Ты почему посмел назвать меня гадом? Как ты смел так назвать своего родного отца ?! Ах ты неблагодарный выродок! Получи, маленькая скотина ! Получи, тварь !

Хрип. Дышать уже невозможно.

- Да остановись ты, отец ! За что ты бьешь ребенка, засранец ! Что же ты за зверь то такой ! Остановись, говорю тебе - ты же сейчас убьешь его !

Голос матери, еле дошедший до сознания - тихий и ласковый голос, сейчас сделавшийся каменно-твердым и каким-то совершенно изломанным. Он всегда делался таким, когда отец бил его. Но - и только.

- Молчи, женщина ! Не ты мне будешь указывать здесь ! Здесь главный я, и ты - ты будешь выполнять мою волю ! Уродец посмел назвать меня гадом - а я такого не прощаю! Ты слышишь меня ?! Я мужчина, а не жалкая тряпка - и такого не прощаю. Никогда !

Снова удар. До чего же больно…. Его тело так и не становилось железным, а ведь временами он так этого жаждал…

И снова голос матери - но почему-то уже совсем тихий. Странно… это она так говорит… или он уже перестал слышать ?

Удар.

Мир изменился - исчезли все звуки. По лицам родителей он видел, что они продолжают о чем-то спорить - но вот слышать их он уже перестал.

Один раз отец что-то кажется прокричал в ответ жене, но затем вдруг на лице его появилась какая-то растерянность, и он было уже опустил руку с увесистой деревянной палкой… Но - только на мгновение. Но - только наполовину. Внезапно лицо его снова приняло прежний - свирепый и ужасно отталкивающий вид. Он повернулся к сыну. Сейчас. Сейчас ударит снова…

Удар. Удар. Удар.

Ломающееся дерево. Новая вспышка боли.

Мир померк.

Тихий голос, ласкающий слух подобно теплым волнам морского прибоя. Склоненное над ним лицо матери. Льющаяся прекрасная песня.

Смесь седых и русых волос. Седых… А ведь она, его милая мама, была еще так молода… Я должен это выдержать. Во что бы то ни стало - должен. Обязан. Иначе - нельзя. Должен.

И снова забытие.

Он открыл глаза. Да - это его мир, мир, в котором он родился. Добрый мир?

Мать, мать всегда ему говорила, что мир этот такой, каким его видят люди - и каким его стремятся сделать. Мир таким становится - для каждого человека. Добрым или злым, прекрасным или безобразным, полным великих тайн или совершенно бессмысленным. Неизвестно как, но мир становится таким, становится - всегда.

Он прикрыл глаза. Постепенно возвращался слух, хоть и с трудом, но начинало чувствоваться тело.

А потом он опять уснул - и спал долго-долго. Ему показалось, что целую вечность, хотя в реальности, быть может, не прошло и дня. Он слышал голоса людей - слышал смех и чувствовал их восторг. Он ликовал вместе с ними, он пел с ними и голос его как-то вплетался в общую гармонию голосов и тогда песня-восторг, песня-ликование звучала еще сильнее и радостнее. Он радовался жизни, радовался с другими - такими же, как он - умеющими радоваться. Он любил жизнь - любил, несмотря на преграды, несмотря на проблемы. Он любил жизнь…

А затем он проснулся…

Молодой человек проснулся и как-то неловко встряхнул головой, отгоняя недавнее наваждение о побоях. Наваждение ли?