Оставим «если бы да кабы», необходим анализ точный и объективный. На чем я остановился перед Фрейдом?.. Что послужило толчком к нынешнему беснованию? Тринадцать лет выродок не подавал о себе знака, как вдруг Померанцеву на волне (на пене) жалкого либерализма вздумалось написать книгу об ученом-гении. Кроме самого академика и его внука, о замысле, вполне вероятно, узнает бывший жених (он покаялся, но все ли поведал о телефонных разговорах с Вышеславским?). И Кривошеина в курсе. Саша: «Софья Юрьевна, вы все еще переживаете, что о дедушке книга выйдет?» — очень любопытная реплика. С этой пары и начнем, благо они тут, под рукой».

Он услышал шаги внизу: Анна встала, наверное, одевается. Помедлив из приличия минут пять, Иван Павлович спустился и вышел на крыльцо. «И, статная, скажет: «Здравствуй, князь».

Она сказала:

— Меня ночью какой-то кошмар душил.

— Поведай.

— А, не хочу вспоминать.

— Ты отдала ключи от московской квартиры Сергею Прокофьевичу?

— Отдала, — отвечала она равнодушно. Он всмотрелся в свежее прелестное лицо.

— Анна, как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Дураки! — Она усмехнулась. — Будут делать у меня обыск.

— Ожерелье при тебе?

— Ага.

— Вот скажи: все было действительно так, как вы с Сашей мне рассказывали?

— Что?

— Он похитил только это ожерелье?

— Вы подразумеваете: не мы ли с Сашей зарезали дедушку?

— Нет, я…

— А потом я зарезала Сашу.

— Анна, перестань!

— Вы желали ему зла, Иван Павлович.

— Да нет, я его пожалел.

Она продолжала, не слушая:

— Вы и ваше вожделение.

— Что-то в тебе изменилось, не пойму.

— Да ну. Я здесь пока останусь, ладно?

— Ты хочешь пожить у меня?

— До похорон Саши.

— Ради Бога. Первым делом мы навестим Кривошеиных.

— Ой, я хочу побыть одна.

— Ну уж нет. Пойдешь со мной.

Ученая дама скупым жестом пригласила их садиться, сама уселась на стул посреди комнаты и молча уставилась на математика.

— А где Антон Павлович? — поинтересовался тот.

— На работе.

— А чем вообще занимается киношный директор?

— Достает.

— Что достает?

— Все. От последней тряпки, нужной в картине, до бронепоезда. Собачья должность.

— Но, наверное, доходная?

— Все в прошлом, мы все из прошлого… Сидит в буфете, пиво пьет и рассуждает о гибели цивилизации.

В наступившем молчании Анна сказала:

— Вчера после поминок зарезали Сашу.

— Девица бредит?

— Нет, к сожалению, — ответил Иван Павлович. — В траве на лужайке возле колодца лежала коса. Он погиб, как его мать.

— Неужели это никогда не кончится! — взревела Кривошеина, поднялась и зашагала кругами по дому — гигантский домовой, — на миг возникая в смежных комнатах. — Нервы! — пояснила, вновь усаживаясь. — Кто нашел тело?

— Я, — сказала Анна.

— Во сколько?

— Я не знаю.

— В половине девятого, — вставил математик. — Вы с мужем и журналистом покинули нас около восьми.

— Верно. Померанцев двинулся на станцию, мы — домой. Я села за работу…

— Софья Юрьевна, не переигрывайте. Какая уж тут работа…

— Я села! Но не работалось. Тоша возился в саду.

— Возился?

— Ну, цветы поливал, косил.

— Косил? Вы сами косите?

— Господи! Какое это может иметь значение сейчас? Скажите лучше: вы что-нибудь понимаете?

— Пока нет.

— Самоубийство?

— Самоубийца не смог бы выдернуть острие косы из горла.

— Нет, это невыносимо! — Великанша могучей рукой энергично потерла лицо. — Кому понадобилась его смерть?

— Надо думать, убийце академика.

— Да разве не он убил деда? — закричала Софья Юрьевна.

— Из-за чего? Ну, мотив!

— Хотя бы… — она запнулась, — из-за чертовых этих жемчугов.

— Они принадлежали Саше! — запальчиво возразила Анна. — Там все, все принадлежало ему, сам дедушка сказал!

Иван Павлович заговорил задумчиво:

— Причина трех преступлений, по-моему, гораздо глубже. Завязка всей истории — в убийстве Полины. Дед и внук погибли как свидетели. Точнее, они о чем-то догадывались.

— Ну а ее за что?

— Это главная тайна… нечто инфернальное — идея «отца».

— Ну, Фрейд попер! Все эти подсознательные детские комплексы…

— Кстати о детях, — перебил математик, по какой-то потаенной ассоциации перекинувшись на другую тему, — вы не узнаете Рюмочку? — Плавный жест в сторону Анны.

— Что такое?

— Анна Рюмина, с которой Саша играл в прятки на своем семилетием дне рождения.

— Неожиданный поворот. — Ядерщица вперила тяжелый взгляд в Анну. — Рюмочка. Рюмочка… Да, пожалуй, так звучало… И какого ж вы, девушка, молчали?

— Я не помнила, мне было пять лет.

— Ну, так вспомнили? Каким образом?

— Когда увидела вчера мертвого Сашу в кустах возле колодца.

— Поневоле поверишь в игры дьявола. Как вы вообще попали в Вечеру?

— Ее сюда заманили, — пояснил Иван Павлович. — По телефону. Видимо, убийца.

— Но с какой целью?

— Пока неясно. Софья Юрьевна, по вашим словам, вы пошли за ведром на кухню…

— За каким ведром?

— Тогда, на дне рождения Саши.

— Ну и что? Тоша захотел свежей воды.

— И вы поспешили исполнить его желание. Простите, это не в вашем духе.

— Я тоже захотела! — отрубила она угрюмо, мрачно блеснули темные глаза. — И мне надо было умыться.

— А, вы же плакали. В ванной умылись?

— На кухне. Взяла ведро…

— Из окна кухни видна лужайка?

— Вы же знаете, что нет!

— Я не помню, как было, за тринадцать лет кусты разрослись.

— Ничего я не видела. Взяла ведро, в прихожей мы столкнулись с Александром Андреевичем — он спустился из кабинета с трубкой — и вышли к гостям.

— Как подробно вы все помните.

— Я всегда все… — Она осеклась, взглянув на Анну. — Дети все одинаковы… то есть одеваются теперь одинаково, попробуй различи.

— Я похожа на маму. — Анна доверчиво улыбнулась. — Правда?

— Не знаю… Ну, такая пышноволосая, белокожая, неприметная такая, молчаливая. Этой вашей бойкости и резвости в ней не чувствовалось. Значит, вы вспомнили труп Полины?

— Невесту в белом.

— А еще что?

— Голоса. Я где-то пряталась в кустах, услышала голоса и испугалась.

— И убежали?

— Пошла на лужайку.

— Нет, прав Тоша: молодое поколение еще даст нам жару. О чем говорили и кто?

— Не помню. Я видела только невесту.

— По методу ассоциаций, — пояснил Иван Павлович. — можно предположить, что у колодца говорили о сыне.

— О Саше? — Великанша беспокойно шевельнулась, заскрипев стулом. — Как вы это поняли?

— Выйдя на лужайку, Анна увидела папоротник в крови.

— Мы все видели кровь. И вы в том числе.

— Да, лужи крови, потоки. Анна же запомнила один алый цветок.

— Извивы памяти. Что вы хотите от младенца?

— Я всегда помнила невесту в белом на коленях в кустах и аленький цветочек.

— Но есть такая сказка?

— Да, мама часто рассказывала про «Вышел месяц из тумана…».

— А, та кошмарная считалочка!

— Вот именно, — подтвердил математик. — Эти сюжеты совместились в детской памяти. Ваш муж перевернул тело — невеста не стояла на коленях в кустах, а лежала навзничь в траве, вся залитая кровью.

— Сказочка, считалочка… — пробормотала Софья Юрьевна. — Основания для вашей версии довольно шаткие.

— Но согласитесь, они подтверждаются нынешними событиями. Зачем Анну заманили в Вечеру?

— Вот именно — зачем? Разве она настоящий свидетель? Или… — Ядерщица цепко уставилась в лицо Анны. — Кто-то думает, что вы толкнули Полину, ну, играя… то есть роль Саши приписывают вам?

— Абсурд! — отозвался Иван Павлович. — Даже если пятилетний ребенок и толкнул нечаянно, через тринадцать лет мстить…

Софья Юрьевна перебила:

— Но он же псих! В отместку он толкнул ее под поезд.

— Чего ж раньше не спохватился?.. — Математик помолчал. — Софья Юрьевна, от кого вы узнали о замысле Померанцева?