С сомнением поглядел на плетеный потолок. Лучше не рисковать, иначе пламя может полыхнуть слишком сильно. Подложить более пары углей было бы легкомысленно.

Вдруг он осознал, что маленькая баржа уже не плывет. На палубе слышались усталые шаги. Шерстяное одеяло отбросили, рядом с мальчиком присел лодочник. Загородка была невероятно узкой. Старик коснулся Адриена. Несмотря на дым, воришка почувствовал слабый запах пота.

— Брат Жюль сказал…

— Я знаю, — перебил старик.

А затем схватил ноги Адриена. Пальцы лодочника были ледяными и твердыми, словно старые корни. Он принялся массировать ноги обеими руками. Сначала мальчик ничего не чувствовал. Но когда кровь начала циркулировать лучше, он осознал, сколько силы в руках этого человека. Болела каждая косточка — с такой силой пальцы сжимали плоть.

— Слишком чувствителен, а?

Адриен не сказал ничего, несмотря на то что в глазах стояли слезы.

— Куда ты меня везешь? — наконец выдавил мальчик.

— Вверх по течению.

— Кто…

Старик поднялся.

— Я привязал баржу к корням дуба. Мне нужно вернуться обратно, на нос. Нам еще предстоит долгая дорога, — скрипучим голосом произнес незнакомец. — В мешке рядом с тобой найдется пара яблок. И твоя колбаса. Ешь, а потом поспи.

Матовое сверкание углей осветило лицо старика, когда тот наклонился, чтобы показать мешок. Только теперь Адриен понял, что казалось ему таким до ужаса знакомым. На грязносерой ленте шляпы сверкали отлитые из свинца талисманы.

На мальчика смотрело морщинистое, почти лишенное плоти лицо. Лицо попрошайки, сидевшего у конюшни «Серебряного каната». Лицо мертвеца!

Воля королевы

— Проклятье, девочка! Мои ветры — и те, пожалуй, соображают лучше тебя. Ты не можешь так поступить! Ты королева!

— Если это так, то, наверное, твои ветры будут лучше смотреться на троне.

Она не сдастся, это Ламби знал. С равным успехом можно было уговаривать валун. Нужно найти ее слабое место. Точку, куда можно нанести удар. Она стояла в дверях маленькой хижины. Странная королева! Он знавал крестьян, которые жили получше, чем эта венценосная особа. Он попытался разглядеть что-нибудь за ее спиной. В яме в центре единственной комнаты тлели поленья. Он увидел лежащие на полу стружки и доску с причудливой резьбой. Королева работала над колыбелью. Он знал об этом. Сколько продержится на троне баба, которая строгает колыбели? Что сказали бы остальные ярлы, если бы узнали? Слухи о мужчине, который якобы жил с ней, были и так достаточно неприятны.

— Мой внук… — начал он, стараясь говорить примирительным тоном.

— Почему ты думаешь, что будет сын? Эта тролльская шаманка сказала, что будет девочка. Или ты забыл?

Он действительно забыл. Но что могут знать тролли! Сейчас ссориться с ней он не будет. Возьмет себя в руки!

— Ребенок. В таком состоянии ты не можешь идти на север.

Не сейчас.

— Именно сейчас, — настаивала она. — Озера и реки замерзли. Мы будем продвигаться вперед гораздо быстрее.

— Именно. И ваши следы на снегу не пропустит даже ослепший на один глаз тролль. Проклятье, не веди себя, как упрямый ребенок. Ты королева! Неужели в тебе нет ни капли рассудительности?

Кадлин улыбнулась ему так, что он заподозрил худшее.

— Ты заменишь меня, Ламби. Если я не вернусь, у тебя будет возможность сделать все должным образом. Так даже лучше. Я не хотела этого трона.

Точно так же вел себя ее отец. Старый фьордландец вспомнил коронацию в ту зиму, когда пришли тролли. В жалкой лачуге они сделали Альфадаса королем. Но он был в достаточной степени мужчиной, чтобы принять вызов. Ламби смерил Кадлин взглядом. По ней еще не было видно, что под сердцем она носит ребенка. Не видно по ней и того, что она королева. В сапогах, кожаных штанах и подбитом бараньим мехом камзоле она была похожа на охотницу. Только охотниц на самом деле не бывает. Во Фьордландии женщины знают свое место. И только эта не знает, их проклятая упрямая королева. Эта мужеподобная женщина, которая вскружила голову его сыну. Бьорн был мертв, погиб в боях за Нахтцинну. А теперь ему приходится возиться с бабой, которая родит ему внука. Это будет мальчик! Что бы она там ни говорила. По ней это видно. Такой же упрямой была и Свенья, прежде чем родила Бьорна. Упрямство Кадлин было верным признаком того, что у нее будет мальчик!

Ладно, не важно. Если уж ему не достучаться до ее разума, то, быть может, удастся пробудить ее сознательность.

— Эта троллиха обещала тебе мир. Это дар за то, что ты пошла к мертвым… — Он запнулся. От одного воспоминания об этом у него мороз шел по коже. Ее мужество было совершенно неоспоримо. Но было бы просто замечательно, если бы кроме мужества у нее еще имелась хоть толика разума. — Князь Нахтцинны только и ждет, чтобы ты дала ему повод начать войну. Парень хочет мести.

Впервые с тех пор, как он постучал в ее двери, Кадлин опустила взгляд. Хороший знак.

— Мы не жгли корабли. Мы не участвовали…

— Он тролль. Он мыслит не так, как люди. Мы были там, когда это случилось. Мы не помешали этому. Дай ему повод, и он остудит свой гнев ручьями нашей крови.

— Я не стану врываться на его земли с войском. Мы уйдем прежде, чем нас увидит кто-то из троллей.

— Нас?

— У меня будет спутник. — Она произнесла это тоном, отчетливо дававшим понять, что на дальнейшие вопросы ответа он не получит.

До сих пор это были только слухи. Фраза королевы уязвила Ламби сильнее, чем он ожидал. Она была любимой женщиной его сына. Она родит на свет его внука, а теперь в ее хижине живет другой мужчина. Никого не было видно. Но большая часть помещения была скрыта от его взгляда.

— Что же, мне умолять на коленях, чтобы ты образумилась?

Он действительно хотел встать на колени, но она удержала его за плечи. Сильная женщина.

— Оставь, Ламби! Мое решение твердо. Я пойду за ним. Это должно произойти прежде, чем кончится зима, иначе… — Голос ее прервался.

— Он мертв, — вырвалось у него. — Клянусь Лутом, какой в этом смысл? Кому будет лучше, если он будет здесь?

— Это вопрос чести!

— Не смеши меня! Пусть ты ведешь себя, словно тупая корова, я все равно знаю, что ты не настолько глупа, чтобы говорить сейчас всерьез. Идиотская отговорка, вот что!

Честь… Срать я хотел! Как будто для тебя это когда-либо имело значение. Хоть мне-то назови истинную причину. И не смей повторять дурацкую присказку!

Маска ее самообладания треснула. Губы задрожали. На миг ему показалось, что она расплачется. А потом она снова взяла себя в руки.

— Они сожрут его, если найдут.

Он кивнул. Это правда, так они и поступят.

— Но его могила хорошо спрятана. Они не найдут его.

— Можешь поклясться?

— Клянусь всеми богами, да! Я клянусь тебе, что они никогда…

Она схватила его за правую руку, которую он поднял, чтобы скрепить клятву.

— Перестань. Не гневи богов. Никто не может знать наверняка. С тех пор как мне стало известно о том, что произошло… Я его почти не знала. Может быть, именно поэтому мне невыносима сама мысль, что он станет обедом для троллей…

Я кое-что должна ему. Я должна!

Это он понимал очень даже хорошо. Он знал его как облупленного. Настолько, насколько можно было его знать. Он тосковал.

— Я помогу тебе. — И он говорил всерьез. Нужно выиграть время. Нужно вразумить ее!

— Это хорошо, помощь мне понадобится. — Она вошла в дом. И было ясно, что его войти не приглашают. — Поговорим завтра еще раз. В полуденный час.

Он кивнул.

— Да, это звучит разумно.

Но он не станет говорить. Одних слов недостаточно, чтобы образумить эту упрямую девчонку, которая стала их королевой.

Кузнецы

Фальрах проскользнул под рукой тролля, едва не споткнулся о кобольда, который пытался остановить его, и вывернул копье из руки противника. Хоть оружие и было смешным в сражении против тролля, но все лучше, чем голые руки.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: