Глава 2

Слоун

Когда я собиралась, мне показалось, что мои серьги завораживают.

Завораживают?

Да ладно.

Они как «Кит Кат» по сравнению с кусочком французского домашнего шоколада.

Когда я слушаю пение этого мужчины, слово «завораживать» воспринимается совершенно по-новому, как будто его голос переписывает значение прямо сейчас.

Это созерцание «Звездной ночи» в Музее современного искусства. Это премьера бродвейского шоу, когда главная героиня сходит с ума.

У этого мужчины такой голос.

Я чувствую себя персонажем Хью Гранта из «Реальной любви», когда он отправляется на поиски Натали, его просят петь песни, а его телохранитель или водитель — кем он был? — оказывается оперным певцом.

Все присутствующие здесь сегодняшним вечером являются свидетелями эпизода из «Реальной любви». Восхищенные, они прерывают свои беседы, чтобы насладиться этим голосом.

Бармен протягивает мне шампанское, и я рассеянно благодарю его, не отрывая взгляда от мужчины на сцене, который поет, словно Синатра, и сводит с ума.

Темноволосый мужчина с микрофоном одет в синий костюм, угольно-черную рубашку и фиолетовый галстук, который я хочу сорвать с него.

Так, стоп.

Обольщение?

Но я ведь не думаю об этом. Мне хочется слушать его и прочувствовать эту песню лично.

Я пробираюсь сквозь толпу, расчищая путь к сцене, как фанатка. Боже мой, я как долбаная фанатка, но мне все равно. Я проталкиваюсь мимо женщин в клюквенно-фиолетовых вечерних платьях и мимо мужчин в классных костюмах, пока не оказываюсь впереди.

Когда я добираюсь туда, что-то происходит. Космический сдвиг, как будто мир замедляется, комната исчезает. Все вокруг словно в тумане, и клянусь, что прожекторы направлены лишь на нас двоих. Он сразу же находит меня своими голубыми глазами, и я вспыхиваю под этим взглядом. Это какой-то сон. Я щипаю себя за руку, чтобы убедиться, что все-таки не сплю.

Ай. Я не сплю.

Он переходит к следующему куплету песни, прославленному Эллой Фицджеральд, Гарри Конником-младшим и бесчисленным множеством других людей, поющих о музыке ночи. Мужчина подносит микрофон ближе к своим полным губам, и я вздрагиваю, пораженная осознанием: он поет для меня.

Для меня.

Только для меня.

Я ничего не выдумываю, он поет мне о юности в такую ночь.

По коже бегут мурашки, когда песня достигает своего апогея. Я будто свечусь, словно он зажег золотой свет внутри меня, распространяющийся по всему телу с каждым восхитительным куплетом.

Когда он заканчивает, раздаются аплодисменты и радостные возгласы, заполняющие бальный зал.

Никто не ожидал такой серенады в караоке. Кто бы мог подумать, что мистер Голубые Глаза выйдет на сцену?

Раздается новый всплеск аплодисментов, а женщина впереди кричит:

— На бис, еще!

Мужчина смиренно склоняет голову и говорит:

— Спасибо.

И это все. Он не купается ни в лучах славы, ни в самом моменте. Он уходит со сцены, а потом исчезает. Мое сердце колотится, плечи опускаются. Я хотела, чтобы он спрыгнул со сцены и обнял меня.

Как только эта мысль приходит в голову, я поражаюсь ее полной нелепости. Делаю мысленную заметку:

Девочка, возьми себя в руки. Он просто парень, поющий на сцене. Не думай, что это могло бы быть чем-то большим. Смешно даже думать, что он пел для тебя. Наверное, он выбирает женщину в толпе каждый раз, когда берет в руки микрофон. Возможно, это помогает ему прочувствовать песню.

Я глубоко вдыхаю, киваю и разворачиваюсь. Большего быть не могло. Я была просто потрясена и позволила себе поверить, что это происходило на самом деле. Ничего страшного, это всего лишь три минуты в моей жизни, и вряд ли они были потрачены впустую, так как я наслаждалась ими до чертиков.

Допиваю шампанское и пытаюсь очистить разум от всех этих теплых, сладких мыслей о голубоглазом пятиминутном помутнении, о мужчине с невероятным голосом и внешностью кинозвезды.

Я направляюсь к выходу, ища официанта с подносом, чтобы поставить свой бокал шампанского. Пока я пытаюсь его отыскать, чья-то рука касается моей. Я вздрагиваю, поворачиваюсь и смотрю в голубые глаза, которые пронзают меня насквозь.

Как в кино или в книге.

Ладно, признаюсь, я неисправимый романтик. Я выросла на романтических комедиях, исторических романах и всевозможных восхитительных стихотворениях. Вот что бывает, когда тебя воспитывают хиппи.

Но это фантазия, ставшая реальностью. Это происходит на самом деле. Мужчина пронзает меня взглядом.

— Благодарю тебя за то, что пришла, — говорит он, делая акцент на слове тебя.

Мою грудь охватывает волна жара. Будь разумной и веселой, говорю я себе. Но при этом не нужно ничего усложнять.

— И тебе спасибо за то, что так поешь.

Он улыбается. О, Боже, у него великолепные губы. Они мягкие, полные и, уверена, восхитительные на вкус.

— Тебе понравилось?

Я сдерживаю ухмылку, флиртуя с ним.

— Нет.

— Нет? — Кажется, он застигнут врасплох.

Ободренная этим вечером, этим мгновением, этими пронзительными глазами, я придвигаюсь и притягиваю его за галстук.

— Нет, я была просто поражена.

Смеясь, мужчина проводит рукой по моей руке.

— Поражать даже лучше, чем просто нравиться. — Он кивает в сторону двери. — Тебе обязательно идти?

— Ты просишь меня остаться? — Я вопросительно наклоняю голову.

Он тянется к бокалу в моей руке, берет его и ставит на поднос позади себя. Это такой жест Джеймса Бонда. Кажется, я даже не заметила стоящего рядом с ним официанта.

— Если учесть, что я только что поймал твой взгляд в зале, спел тебе оставшуюся часть песни и бросился за кулисы, чтобы найти, а затем догнать тебя, прежде чем уйдешь, то да, я точно прошу тебя остаться.

Сальто назад. Кувырок вперед. Переворот. Мой желудок выполняет целый ряд стандартных процедур.

Судьи дают мне десятку за решение остаться.

Я продолжаю вести себя скромно.

— Ты действительно приложил немало усилий. Хотя, наверное, если бы ты в самом деле подбежал ко мне, я бы сказала «да».

Он щелкает пальцами.

— Черт, наверное, я недостаточно старался. Пожалуй, нужно вытереть слезы.

Внутри меня словно фейерверк, зажженный и взрывающийся. Как конкурсант в игре «Рискуй!», я нажимаю на кнопку. (Примеч.: англ. Jeopardy! — американская телевизионная игра-викторина. Российский аналог — «Своя игра»).

— А кто такая Линда Ронстадт? — спрашиваю я. — Мне нравится ее исполнение этой песни.

Он поднимает взгляд ввысь, произносит слова благодарности, будто обращаясь к своим счастливым звездам, и прижимает ладонь к моей спине.

— Ты, я, выпивка. Звучит идеально, чтобы пропустить бокальчик перед сном.

На этот раз я не пытаюсь флиртовать или притворяться скромницей.

— Это похоже на сон.

Он наклоняется ближе и убирает несколько прядей моих светлых волос с плеча, отчего я дрожу и чувствую жар.

Его взгляд снова встречается с моим.

— Так давай сделаем его реальностью.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: