А за окнами темень и дождик чернильного вида

А вдоль окон скользят одинокие блудные фары

Мы живем в пирамиде, и призрачна та пирамида

Мы не спим никогда, потому нам не снятся кошмары

Отвратительный Бэби тщится казаться хуже

Ломает последнюю спичку в стеклянных пальцах

Он ни вне, ни во мне, ни в себе, ни внутри, ни снаружи

Он слишком стар, чтоб уйти,

Я слишком star, чтоб остаться

Этот заговор спящих меня ни к чему не обяжет

Наступает весна, и боюсь, что это надолго

Отвратительный Бэби не вспомнит,

не дрогнет, не скажет

И устало умрет

Не изведав чувств голода, пола и долга

А как только наступит холодное влажное утро

Я, одевшись вчерне, и с лицом надлежаще печальным

Допью свой холодный чай

Допою свое баюшки-bye

И еще одно прошлое похороню

В парке под чахлою пальмой

я женщина-поток

весёлых электронов

гулящий спелый сок

в тугих весенних почках

я колкий нервный ток

в цветастых оболочках

он знает

я кошмар его разъёмов

он знает

я звездец его защите

полтыщи мегабайт

и ничего не лечит

я влюблена в его автоответчик

я ток

я в проводах

и не ищите

и ничего нет задушевней вальса

исполненного с механическим упорством

безжалостно ломающего кольца

на спровоцированных клавишами пальцах

так со стола убрав посуду, скатерть

сидят напротив и мечтают друг о друге

так силой мысли гасят свет по всей округе

чтоб отвернувшись к стенке тихо плакать

так нарядившись в новые одёжки

из чёрной кожи и серебряной бумаги

мы всей толпой записывались в маги

нас уводили заповедные дорожки

и вот среди пустыни побережья

где ветер и практически безлюдно

мы неподвижны

разговариваем трудно

и смотрим без особенной надежды

бескровных лиц неровные изломы

застывших поз статическая хищность

из-под неё сквозит неустановленная личность

мы так комичны в нашей глупой коме

необратимо обрастаем мхами

так долго и нелепо длится вечер

так бесконечен каждый человечек

с пустыми и несчастными глазами

без вариантов

и без вариаций

мы сочинили и сыграли это сами

мы так винилово твердеем голосами

прощаемся до лучших инкарнаций

так трогательно…

так не понарошку…

Захлебнувшись бессмысленным шепотом

Многоточие стало пророчеством

Растекаются волны по комнатам

С вами снова –

Радио Одиночество

Никому не нужная музыка

Заполняет собой мироздание

Развлекает безумного узника

Непонятное наказание

А ведь знали

Доподлинно знали

Всё равно уходили к рассвету

Из сердец с кровью корни рвали

Отдавали бродячему ветру

Оставляли себя собою

Гордо шли, сколько было силы

Целый день готовились к бою

Ночь пришла – и всех помирила

По домам отпустила – простила

Смерть пришла – и всех уморила

Дрянь сознание расширяла

Да судьба по земле расшвыряла

Все ушли в безутешное творчество

Стынет сердце

Пустеет эфир

С нами Радио Одиночество

Наше Радио Одиночество

Только Радио Одиночество

Отчуждение сонных квартир

Только музыкой полная ночь

Беспросветная одиночь

они здесь оставляют столько денег

их солнце прожигает жадным жалом

июль, как помешавшийся священник

кропит их лица плавленым металлом

угрюмый краб пугает их клешнею

морская соль давно им съела глазки

и местный житель грозною ступнею

обутою в большой башмак солдатский

крушит их жалкие песчаные строенья

когда бывает в скверном настроеньи

а я работаю официанткой в баре

задроченая матерь-одиночка

за прелести меня хватают даром

зато уж чаевых оставят точно

а утром старый друг с мотоциклетом

не очень трезвую меня дежурно встретит

Майн Гот, я ненавижу это лето

мон шер, Вам на бензин и сигареты

поедемте

нет сил послать Вас к чёрту

ах, лето это тяжкая работа

Изнутри меня прорастает

Чужая наглая тварь

Ай-яй-яй, я скоро растаю

Я её собою питаю

Я себя в неё превращаю

И уже не видно меня

Из-под этого существа

Чья улыбка на вкус как малина

Лапки будто из пластилина

Бусинки-глазки

Всё шепчет вам сказки

И песни поёт

Как классический кот

(В зависимости от того, в каком направленьи идёт)

Я хотела себе свободы

Я хотела проткнуть её спицей

Но я боюсь боли

А она не боится

Она только грмко смеётся

Шепчет на ухо: "Глупышка, самоубийца!

Ну-ка постой в сторонке

Я с этим справлюсь, сестрёнка"

Я могла бы скормить её птице

Я могла обратиться в милицию

Уложиться в больницу

Но страшно признаться

Мне нравится то

Что творят с ней порой вечерами дрянные мальчишки

И где я теперь?

Я твой ласковый зверь

Поиграй-ка со мной в кошки-мышки

окончен дождь

и город отгорел

измученный трамвай

увез меня из дома

из дома в дом

из года в год

я всё еще никто

и всё почти сложилось

но Боже

мне здесь слишком хорошо

спасибо

и прости

растреплю на клочки, отпущу вдоль по ветру тетрадку

разлетайтесь, стишки, ну вас к черту, пустые страницы

пристрели моё сердце – чего там, заездил лошадку

я горю в проводах, я твоя недолётная птица

в паутине кончаюсь бессмысленной взбалмошной мухой

над обрывом стою и давлюсь недопетою песней

становиться женщиной больно, ежедневно, без слёз, насухую

оставаться женщиной сладко, но при этом так сложно быть честной

с головой всё в порядке, мне просто, наверное, нужен

выбор, где правильней сдохнуть, дурацкий, но вечный:

от скуки и омерзения под нелюбимым мужем

или при столкновении где-то на встречной

я уже очень близко, узнал чёрный шелковый шелест?

а любовь моя – чем тебе не самодельная бомба?

я – накал, я – террор, я – непреодолимая прелесть

с новым годом любимый

ну, всё

будем счастливы

оба

одному в поле волков бояться

вышивать по живому крестики-нолики

удивить народ песной безголосою

диковинной папиросою

с дикою трын-травой

босым лицом по трамвайным рельсам

пустой головой из пушки по воробьям

с кувшинным рылом в Собор Парижской Богоматери

без денег счастливым без мыла в петлю