на каждого змея есть свой георгий и я как обычно найду
то что ещё раз заставит меня соскочить на полном ходу
нет ни разбойников ни казаков каждый встречный по-своему прав
но моя беспородная вздорная кровь сильней твоего серебра
я продаю её как антидот пей моя радость пей
боюсь мне нечем тебя удивить кроме собственных рваных цепей
души не чаю увижу таю играючи жгу мосты
но каждый раз между нами тайга даже если я это ты
засею бессмысленным сорным шрифтом вороха электронных страниц
такое приснится чужая граница не стоит своих столиц
не в теме не в стиле не брали бастилий ключей от чужой москвы
петляли платили меняли фамилии вдруг перешли на вы
я пас сокровище в этой колоде только червовая масть
есть сотня свидетельств того что я не боялась в тебя упасть
зачем ты берешь меня за проводок и выдёргиваешь из сети
баста сокровище вот тебе небо хочешь лети-лети
сокровище я закрываю счет верни мне моих синиц
не правда ли многие могут видеть не дальше своих ресниц
сто тысяч морских миль и чертей и в доках горит нефть
вдох выдох вот так держать продолжать и в глаза смотреть
такие как мы уродцы имеют жизней больше одной
глядя в твои колодцы я опасаюсь истечь слюной
я больше не буду прости-прости а меньше я не хочу
окно открыто лети-лети game over опять вничью
la piovra
это не я тогда плакала не я и теперь пою
голые звёзды с неба по-наглому лапаю
цапаю золото мечу клыками горячее
резано колото спрячь меня матушка спрячь её
сначала думаешь больно потом привыкаешь и
не можешь уже иначе ни жи ни she
смеешься как в юности вены кромсал в лапшу
транслируешь миру свой маленький белый шум
дергаешь человечков за ниточки-нервы
прости но вряд ли я буду звонить тебе первой
меня сотворили тварью мы с тобой не товарищи
не встану в витрине в поле теперь ищи
чу это я тянусь к тебе тонкими щу
пальцами я на тебе своё вымещу
всю свою чушь на тебе тушью выпишу
швы разошью душу выпущу поспеши
пока еще можешь держать дышать слышать гнать
помни я там в глубине в темноте ниже дна
жду тебя…
I killed my barbie
Это ж искусство, деточка, думала все такие хорошие?
Константин Никитин
деточка, можно, я буду звать тебя девочка?
так вот, без повода, чисто по-человечески
куколка, может быть, сходим куда-нибудь вечером
мы же, сестренка, единым маркером мечены
я удивляюсь, какой ты можешь быть тоненькой
в моём резиновом сердце таких пятьдесят поместится
хочешь, я угощу тебя джином и тоником
или хотя бы просто покурим на лестнице
девочка, можно, я буду звать тебя дурочка?
ты ведь в меня поверишь, я ж сочиняю грамотно
майся потом, извивайся и рвись с крючка
рыба моя, счастье – есть, да не там оно
хочешь играть в эти игры – вставай на край
что, уже рушатся башенки в мире твоём лаченом?
но пасаран, деточка, Boys Don't Cry
девочка, можно, я буду звать тебя мальчиком?
это
это нравилось но оказалось оно неживое
протоптало зелёный светящийся слизистый след
теплотой одного не намного согреются двое
и дышать одному за двоих смысла в общем-то нет
это было почти не со мной но забрызгало ядом
посреди измородованных кукол и тёртых таро
паутинное это лежало бессмысленно рядом
из-под кожи смотрелось похоже на карту метро
эти тени потёки прожилки лодыжки ключицы
как в чернилах так мило манило ломило в висок
мне б тогда удержаться о мне было нужно лечиться
а теперь от сердечного мяса отъеден кусок
сотня пуль в молоко и эффект невзорвавшейся бомбы
и не то чтобы скачешь наружу из тесных штанов…
в то безлюдное лето мне нравилась женщина-зомби
и холодные пальцы
и голос без обертонов
vol. 4
Прочь, и проч., и проч.
Уходила глубоким вечером
Уносила свой неуместный смех
Сердце густо-фиалковое
Взгляд безмятежно-облачный
Уходила, не оборачивалась
Под сердцем таились змеёныши
На зубах всё хрустели стёклышки
Да с губ слетали соловушки
А мимо спешили разные
Красивые, безобразные
У кого-то в глазах были брёвнышки
У кого-то за пазухой камушки
Из-под асфальта тьма выползла
На ветер, над городом мающийся
Небеса белой ниткой шитые
Как печальные флаги выпустила
Одноглазая ночь-обманщица
Заморочила сонной музыкой
А в коробочках, стиснувших улицу
Равнодушно светились окошечки
Уходила – шептала заклятия
От нечаянного возвращения
От ненужного сожаления
От встречи случайной бессмысленной
Разбросала знаки охранные
Зашептала словами тайными
Открестилась крестом синеогненным
А всё ж в душе не прощалася
А и любо было надеяться
Эту малую боль унести с собой
Чтоб скорей вырастали змеёныши
Набирали, кусачие, силушку
А деревья роняли золото
А соловушки падали замертво
Колчья старых афиш расплывчато
Дарили улыбкой коралловой
Уходила, никем не замечена
Лишь собаки с глазами смышлёными
По кровавому следу гончие
Всю дорогу шли провожатыми
вешалка
а всё потому что я – женщина южная
мне ваш декабрь-январь-февраль – вешалка
я не простужена просто обезоружена
где кружева мои рюши мои где шелка
где ремешки мои тонкие где мои двадцать дэн
неводостойкая тушь и прочая бижутерия
где моя милая нежная девичья дребедень
о как грущу и рыдаю об этой потере я
холодно куколке бедной и негде согреться
куколка носит армейские берцы и китель
вот и осталось одно последнее сердце
и из него уже вырван предохранитель
вы офигеете если дыхну вам в трубочку
вы не поверите… только сердечными каплями…
как говорила мне местная девочка любочка
"опять вы марина вышли на сцену с барбями"
джаным
джаным
вяжи меня кожаным
тронь осторожным
пускай будет можно
туже вяжи
крепче держи
прячь свои ножницы шпильки ножи
оставь для чужих
положи
будь ко мне ближе
дай мне тебя раздражать
визжать
наезжать
картавить фальшивить лажать
джаным
хвастайся
где твой дом
я люблю тебя
вахтовым методом
прости
мы с тобой гастарбайтеры
на невском ли на арбате ли
стреляешь в меня
как в предателя
ладно
стреляй
только не позволяй
не позволяй ниже
ближе
ну
еще ближе
горечь её – горе чьё?
так
почти горячо
люби мои пальцы
подведи глаза жидким золотом