Такие плоты сильно разнились по размеру, в зависимости от материала, который подвернулся под руку строителям, и от их нужд. У Прескотта плот имел чуть больше двадцати футов в длину и пятнадцать футов в ширину. В середине плота стояла будка — просто каркас из жердей, обтянутый палаточным брезентом, семи футов длиной, шести — шириной. За будкой были сложены их пожитки, накрытые другим куском натянутого брезента.

Плот Харви был практически таким же, только будка побольше — в ней помещались и люди, и вещи.

Сам полковник Хокинс вышел на пристань приветствовать прибывших. Он поднял шляпу и жестом пригласил их в магазин.

— Меня зовут Бедлоу, джентльмены! А это — пристань Бедлоу! У нас есть все товары и припасы, что для людей, что для зверья…

Зебулон Прескотт стоял в нерешительности. Отвернувшись от Бедлоу, он смотрел на магазин. Человек этот ему сразу не понравился, но, с другой стороны, он видел возбужденные лица Ребекки и девочек, и понимал, что им невтерпеж сделать покупки в настоящем магазине.

Бедлоу этот — чистый пустозвон, Прескотт таких людей недолюбливал, но он надеялся присмотреть кое-что в магазине. Ему были нужны некоторые вещи, и что-нибудь он бы купил, если цены будут подходящие. В конце концов, когда человек начинает устраиваться на новом месте, ему не обойтись без инструмента, а он кой-чего прозевал, собираясь в путь…

— Проходите в магазин, почтенные люди! Добро пожаловать на Пристань Бедлоу! Проходите — все! Мои ребята присмотрят за вашими вещами!

Все были рады оказаться на берегу, всех будоражила возможность купить что-нибудь. Они толпой двинулись к магазину, смеясь и переговариваясь.

«Магазин» был хорошо снабжен добычей, взятой у нескольких ограбленных переселенцев, и товарами, купленными у бродячих торговцев. Формы-пулелейки, порох, кремни, ножи, топорики, бухты веревок, большие обоюдоострые топоры, пилы, штуки брезента… а также несколько подержанных винтовок, револьверов и дробовиков — вот такой товар предлагался на продажу.

Сбоку на доске были расставлены несколько флаконов туалетной воды, разложена дешевая бижутерия и дюжина гравюр-литографий.

Лилит схватила флакон туалетной воды.

— Папа, можно мне взять эту туалетную воду? Тут написано, что это настоящая парижская парфюмерия!

Зебулон взял флакон — осторожно, пальцами.

— Пятнадцать центов? Это слишком дорого.

— Правильно, са-а! — сказал Хокинс. — Экономь пенни, а доллары сами нарастут. Думаю, человек с вашей рассудительностью, са-а, заставит нарасти много долларов.

— Ладно, мистер Бедлоу, — сухо ответил Зебулон, — я всю жизнь выбивался из сил, чтобы увернуться от богатства, и, думаю, справился неплохо. И что у меня лежит в чулке, там и останется.

— Ну, точь-в-точь мои мысли, са-а! — Полковник повернулся к Харви. — А вы, са-а, — вы, я вижу, человек с достатком. Да такой человек, как вы, может себе позволить расход хоть и тысячу долларов!

Харви едва глянул на него, потом перевел взгляд на Сэма, который взял с полки винтовку и вертел ее в руках. На ложе были выжжены инициалы — «Л. Р.».

— Па…

Что-то в голосе Сэма привлекло внимание Зебулона, он повернулся и подошел к сыну, держащему в руках винтовку.

— Па, — сказал Сэм, понизив голос, — ты видел эту винтовку раньше?

Хокинс, видимо, что-то услышал — он быстро взглянул на них, а потом перевел взгляд на Дору. Та разговаривала с Евой.

— А книги у вас какие-нибудь есть? — спросила Ева.

— По-моему, у нас есть календарь. Я посмотрю. — Дора уголком глаза поймала отчаянные сигналы отца и торопливо вышла за дверь.

— Это его винтовка, — прошептал Сэм. — Но как же она оказалась здесь, если он уплыл вверх по течению? И он бы никогда, ни при каких обстоятельствах не продал свою винтовку!

Зебулона охватила внезапная паника. Убирайся отсюда, — подсказывал ему инстинкт, — немедленно уматывай отсюда!

— Сынок, я думаю…

Внезапно брезентовая стена магазина рухнула, и они увидели четверых мужчин с жестокими глазами, глядевшими через прицелы направленных на них винтовок. Ребекка пронзительно вскрикнула и прижала к себе Зика. Зебулон осторожно повернул голову. Еще три винтовки смотрели им в спину.

— Ну-ну, только полегче! — предупредил полковник. — Не нужно ничего бояться. Тут женщины и дети, думаю, никому из вас не хочется, чтобы началась стрельба.

Зебулон Прескотт колебался. В нем нарастало бешенство. Сэм беспокойно смотрел на отца. Он хорошо знал его нрав — обычно добродушный и дружелюбный, Зебулон был вспыльчив и становился бешеным, как бык, когда его задевали.

— Мы стоим, с места не двигаемся, — спокойно сказал Сэм.

Как будто сговорившись, все мужчины из их группы повернулись лицом к речным пиратам. Зик вырвался из рук матери и стал вместе с другими.

Брискли, Хокинс, Марти и Дора принялись обыскивать пленников, отбирая у них все мало-мальски ценное, и тщательно держась в стороне от линии огня.

— Приободритесь, почтенные люди! — весело приговаривал Хокинс. — Это же в самых благородных традициях — идти вперед и завоевывать дикий край голыми руками и стойкими сердцами! Мы вас оставим на этом острове, и если вы будете держаться спокойно, то, может быть, даже дадим вам топор, чтоб вы могли построить новые плоты и устремиться дальше, в духе ваших предков. Американцев одолеть нельзя!

— Я еще увижу тебя в петле, Бедлоу! — свирепо прорычал Прескотт. — Я увижу тебя повешенным, даже если это будет последнее, что я увижу в жизни!

Лайнус Ролингз, направляя веслом старое каноэ, рассматривал остров на стрежне. Глубоко погрузив лопасть весла, он повернул каноэ к поросшему кустарником берегу. Когда он накануне проплывал мимо этого острова, направляясь вверх по течению, никакой вывески на нем не было… а теперь она появилась, и написанные краской буквы имели знакомый вид. Привыкший читать следы, оставленные всевозможными животными, он сейчас находил в начертании букв что-то, как ему казалось, знакомое. А если он ошибается, так это выяснится очень скоро…

Там, на берегу, когда он отдышался и восстановил силы настолько, чтобы обследовать место, где его одурачили и ограбили, он обнаружил, что пещера покинута. Вернулся к реке, туда, где причаливал, но там не нашлось ничего, на чем можно было бы плыть — все исчезло.

Вот тогда Лайнус вспомнил заброшенную тропинку, которую заметил, когда в первый раз поднимался к пещере; он возвратился к этому месту, пошел по старой тропе и вышел к крохотному потаенному заливчику. В кустах было спрятано дряхлое каноэ с пробоиной в борту. Он заделал дыру березовой корой, ободранной с ближайшего дерева; заплату он поставил кое-как, не потратив на работу и часа. Каноэ было брошено здесь давным-давно, и вряд ли грабители догадывались о его существовании. А весло он нашел самым простым способом — посмотрел в тех местах, куда сам бы его спрятал, будь это его лодка…

Он привязал каноэ у самого берега острова, под нависшим деревом, и осторожно пробрался через кусты к пристани. Подполз поближе, ловко, как индеец. Жаль, из оружия только нож.

Вниз по тропинке спускались люди, неся пушнину… его пушнину.

— Мы что, смываемся? — спросил один из них.

— Со всеми потрохами, — сказал Марти. — Папаша хочет, чтобы мы с этого места умотали раньше, чем появятся другие. Сейчас на Огайо чертова уйма народу, а вы знаете папашу… Он не любит сидеть на одном месте. Может, через полгода, может через год он снова сюда вернется и будет работать на тех же местах.

Марти посмотрел на плоты.

— Отвяжите плоты, когда закончите. Спустим их на пороги, пусть там разобьются.

Люди, носившие пушнину, пошли обратно за следующей порцией груза, а Марти забрался в долбленку и принялся укладывать винтовки.

Без единого звука, как призрак, Лайнус пробрался обратно в кусты, а оттуда сполз в воду. Нырнул и под водой поплыл к пристани. Не прошло и двух минут, как он бесшумно вынырнул под настилом. На минуту замер неподвижно, восстанавливая дыхание. Наверху возился Марти, сквозь щели сыпался песок, падали чешуйки коры с жердей. Корма долбленки отошла от причала, и Марти наклонился, чтобы подтянуть лодку поближе.