Зеб Ролингз вступал в контакты с индейцами без всякой предубежденности — в ту или иную сторону. Он вовсе не считал их бандой дикарей, которых надо стрелять как бешеных собак. С другой стороны, он не был согласен и с теми, живущими в безопасности на Востоке, кто полагал, что бедный индеец — это всегда неправедно гонимый страдалец.

Зеб узнал очень много об индейцах еще от отца; он понимал многие их обычаи, их страсть к войне; он понимал, почему они находили высшую гордость в мужестве и отваге; понимал даже то, что белые обычно считали вероломством.

И сейчас, прощупывая взглядом местность, он вспоминал уроки отца.

— Мой па, — сказал он сержанту, — знал об индейцах больше, чем кто другой, и он всегда относился к ним настороженно. Каждый раз, как вы попытаетесь оценивать их поступки по меркам белого человека, вы обязательно попадете в неприятную историю. У них другие мерки.

— Джетро говорит то же самое, — заметил сержант. — Как вы думаете, сэр, чего надо ожидать?

— Подумайте-ка сами. Много ли следов мы видели в прошлом месяце?

— Немного… так, то здесь, то там…

— Но совсем немного. А теперь? Как вы полагаете, сколько индейцев в тех отрядах, которые мы видели сегодня? Я имею в виду, следы которых мы видели…

— Может, человек тридцать, а то и больше, в первом отряде — и примерно столько же в следующем… Мы сегодня пересекли следы больше чем сотни индейцев! — Сержант нахмурился. — Такое впечатление, будто их тут целая толпа шляется, сэр.

— Согласен… — Зеб помолчал. — Знаете, сержант, в докладах и рассуждениях было бы куда меньше нелепостей, если бы люди просто задумались о снабжении продовольствием больших вооруженных групп. Вы знаете, сколько провианта нам нужно на наш эскадрон. А теперь просто умножьте на десять — и что получится? Я вам могу точно сказать, сержант, что получится… и мне это вовсе не по вкусу. Сейчас в этой местности находится в пять раз больше индейцев, чем она может прокормить… а это означает, что либо они не собираются оставаться здесь долго, либо надеются в самом скором времени добыть много припасов, которых у них нет сегодня… ну, а тут речь может идти только о железной дороге…

Зеб замолчал — он увидел всадника, выехавшего из лощинки, и по посадке в седле узнал Джетро Стьюарта.

Ролингз обвел глазами окрестные холмы. Он был совершенно уверен, что его отряд находится под постоянным наблюдением… Индейцы тут же узнают, что Джетро присоединился к нему — скорее всего, им даже известно, что именно может рассказать Джетро. Он думал, как индеец, и поэтому мог предсказать, что собираются сделать индейцы.

Джетро Стьюарт окинул взглядом эскадрон — всего двадцать два человека, включая Ролингза и сержанта. Очень мало, совершенно недостаточно. А еще двух десятков не найдешь и за пять-десять миль.

— Мы видели очень много следов, Джетро, — сказал Зеб.

— Вождь заявляет, что железная дорога нарушила договор. Строители изменили трассу, и теперь она захватывает охотничьи земли арапахов.

— Он правду говорит, Джетро?

— Он в этом уверен, вот что главное… но, впрочем, так оно все и есть на самом деле. Я попробовал предупредить Кинга, но этот… не желает слушать. Он изо всех сил старается выгадать время, чтобы ускорить продвижение путей, и меняет трассу, как ему заблагорассудится. Может, вам удастся объяснить ему.

— Вы знаете Майка Кинга. Он никого не слушает.

Тем не менее, уже через час лейтенант Зеб Ролингз подъехал к вагону, который служил Майку Кингу канцелярией и спальней. Неподалеку стояли три платформы. Путеукладочная бригада работала милях в полутора, но палаточный городок был рядом. Повсюду высились штабеля шпал, напиленных среди ближних холмов, на жарком «солнце сосновые брусья сочились смолой. Зеб соскочил с лошади и вошел в вагон, предоставив Джетро Стьюарту самому решать, идти ли следом.

Кинг сидел за столом, сверяя накладные на доставленные грузы с заказом, лежащим на столе. За другим столом в дальнем конце вагона его секретарь стучал телеграфным ключом.

— Кинг, когда вы решили изменить трассу? — резко спросил Зеб Ролингз.

Кинг еще некоторое время продолжал сверять свои списки, потом наконец поднял голову. Он ожидал этого разговора и был готов к нему, не испытывая никаких сомнений, что сможет управиться с этим захолустным лейтенантом. Наконец он заговорил, и в голосе его ясно звучало нетерпение.

— Мы не вносили изменений, хотя мы имеем право производить мелкие уточнения, чтобы ускорить строительство… а ускорение строительства — это именно то, чего мы добиваемся.

— Вы напрашиваетесь на неприятности. Вы пересекли охотничьи земли арапахов, и теперь все соседние племена вышли на тропу войны.

— Не говорите глупостей, Ролингз! — раздраженно ответил Кинг. — Вы еще скажите, будто то, что мы делаем, сильно повлияет на дичь!

— Неважно, что я скажу, — важно, что думают арапахо, а они думают — и сказали об этом Джетро Стьюарту — что с ними поступили несправедливо.

— Пошли они к черту, лейтенант, и ваш Джетро тоже! Я не допущу, чтобы «Центральная Тихоокеанская» зарабатывала на мне деньги [55] из-за горсточки голых дикарей. Если я буду терять время, тревожась о том, что подумают несколько жалких индейцев, я никогда ничего не добьюсь!

— То, чего вы добиваетесь — оно настолько важно, что стоит войны? Войны, в которой будут гибнуть люди?

— Какой еще войны? Вы же сами говорили, что армия находится здесь для того, чтобы поддерживать мир — ну так и поддерживайте!

— И как бы вы мне посоветовали это делать?

— Внушите им мысль, что железная дорога не причинит никакого вреда. Это просто два рельса и свисток.

— Они на это не купятся, Кинг. Вы забыли — эти индейцы уже видели, что железная дорога привозит на Запад людей. Их беспокоят не сами рельсы, а охотники на бизонов и поселенцы-фермеры.

Майк Кинг внезапно рассмеялся и сменил тон.

— Черт побери, Зеб, вы мне нравитесь! Вы смелый человек. Вы бы мне пригодились в моем деле. — Он встал и, обойдя стол, подошел к буфету. — Хотите выпить? За выпивкой я никогда на обманываю людей.

Зеб взял стакан виски. Он представлял себе, что будет дальше, и собирался с духом. В то же время он знал границы своей власти, и понимал, как мало будут значить его аргументы, когда их начнут рассматривать в мирных кабинетах за много миль от места событий, где бесчисленные канцелярские вояки станут судить да рядить с важным видом…

Он не мог остановить железную дорогу. Он не мог заставить, чтобы ее перенесли в сторону хотя бы на фут. Его дело — поддерживать мир, и он старался, как мог. Может, ему надо просто уехать в холмы на дальнюю разведку, и пусть Кинг сам расхлебывает последствия своих поступков… но беда в том, что пострадают и многие другие. А Кингу никогда не приходилось хоронить женщину, побывавшую в руках у индейцев, или видеть результаты внезапного набега.

Если индейцы нападут, то железная дорога сможет защитить себя, потому что большинство рабочих — это ветераны Гражданской Войны и войн с индейцами, а многие из них успели послужить и в европейских армиях, еще до эмиграции.

— Послушайте, — Кинг налил себе стакан, — вы же видели бизонов — их целые миллионы! Да нам недавно пришлось остановить поезд на двое суток, пока стадо прошло, и это было не далее как на прошлой неделе! Сколько же времени потребуется переселенцам, чтобы перестрелять такую массу бизонов? Этого не случится ни при моей жизни, ни при жизни самого молодого из тех, кто у нас здесь найдется… Я не испытываю ни малейшей братской любви к благородному краснокожему человеку, и никогда не испытывал. Когда встречаются два народа, один из которых имеет более высокую культуру, технические знания и умения, второй народ вынужден сложить оружие или погибнуть. Я слышал, как вы с Джетро говорили то же самое — слова, может, были и другие, но смысл один: это неизбежно. Индейцы могли Справиться с чем угодно, пока не появился белый человек, но теперь они уже отстали от жизни, с ними покончено. Я лично хочу видеть всю эту страну усеянной фермами и скотоводческими ранчо. Я хочу видеть шахты и фабрики. Я хочу видеть, как эта страна заполняется людьми и растет… и именно так все и будет, и никому этого процесса не остановить — ни этим безмозглым краснокожим, ни вам, никому. Или индейцы сами станут участвовать в этом процессе, или исчезнут с лица земли!