Потом он нам передал все дословно: «Спасибо за приглашение, Брайан. В самом деле. Это очень мило с твоей стороны. Но я буду занята, понимаешь?»

«Я ПОЙДУ С ТОБОЙ! Я ЗДОРОВО КАТАЮСЬ!»

Это была Хестер Ладдгейт, случайно оказавшаяся в очереди позади Дениз и которая, должно быть, подслушала весь их разговор.

Я уже рассказывал кое-что о Хестер. Она явилась в тот мой короткий сон прошлой ночью, когда я вознесся на вершину блаженства и вкушал его, пока моя красотка не превратилась в безобразное и изуродованное исчадие ада. И этим монстром была Хестер.

Хестер не только выглядела как свинья — от нее пахло носками, которые не снимали весь день — причем очень жаркий, и в которых, ко всему прочему, еще и угораздило вступить в зловонную жижу. И практически это был ее постоянный запах.

И все же Хестер воскликнула: «Я здорово катаюсь!» — и схватила Пескаря за руку. Да еще как сильно. Даже с расстояния было видно, как он весь сжался, а после он показал нам оставленные ее пальцами синяки.

Хестер даже бросила свою очередь, чтобы отвести Пескаря в сторону.

Мы потеряли их из виду, потому что катались со смеху и глаза застилали слезы веселья.

Как затем обнаружилось, Хестер затащила его за угол здания, где и состоялся разговор с глазу на глаз. Пескарь всячески пытался отговориться от свидания на катке, но та призвала на помощь все свои чары: слезы плюс угрозы.

В итоге они договорились встретиться на катке в пятницу в восемь вечера.

Но в пятницу в восемь Пескарь еще сидел с нами дома у Томми, в шикарном особняке на холме над бульваром Солнечных закатов. Формально дом принадлежал его матери, но та уже ничего не решала — ею руководил сын. Она боялась его до смерти и никогда не вмешивалась в наши дела Обычно пряталась в своей спальне, а в остальном доме хозяйничали мы.

Как раз у Тома мы и были, когда Пескарь должен был идти на свидание с Хестер. Притащили откуда-то огромный картонный рекламный плакат и уселись вокруг него на полу в комнате отдыха (препараторской, как окрестил ее Томми), создавая коллективный коллаж. У нас он назывался «Смерть под пыткой». В ход пошли фотографии ножей, тесаков, стрел и тому подобного, вырезанные из спортивных журналов и каталога «Пенни», а также снимки обнаженных красоток из таких журналов, как «Плейбой» и «Пентхауз». Это было великолепно. Мы как ненормальные спорили, как лучше расположить девочек и оружие — в какое место их поразить. Для большего реализма мы резали самих себя и брызгали кровью на плакат.

Распалившись, Пескарь проткнул ножницами шикарный крупный план какой-то секс-бомбы.

— Вот тебе, вонючая свинья, — взвизгнул он.

— Так хорошо она никогда не выглядела, — съязвил Ковбой.

— Бедняжка, наверное, уже все глаза выплакала, — подхватил Томми.

Я посмотрел на часы. Пескарь уже на два часа опоздал на свидание.

— Она, вероятно, уже наплакалась и вернулась домой, — заметил я.

— Да, ты ее опустил, — добавил Ковбой.

Пескарь дурацки ухмыльнулся.

— Будет знать — не на того напала, да?

Это было в пятницу вечером, а в воскресенье днем Пескарь остался дома один — родители уехали смотреть какой-то теннисный турнир с участием звезд мировой величины.

Развалившись в кресле, он смотрел телевизор.

И тут ни с того ни с сего в дверь вваливается Хестер и направляет на него пистолет 22-го калибра.

— Где же ты был, Брайан? — спрашивает. — Обещал прийти, я ждала, ждала, а ты так и не появился. — Первые слова были произнесены спокойно, с насмешкой и чувством превосходства, но вскоре она сорвалась на крик. Пескарь уже решил, что он труп.

— А я ждала и ждала! — рыдала она. — Ты не имел права! Лжец! Грязный и подлый обманщик. Ты же обещал!

Затем она подошла к Пескарю и приказала открыть рот. Он подчинился, и она всунула туда ствол.

Он все еще сидел в кресле, так и не успев подняться. А сейчас эта толстая вонючая недотепа вставила ему в рот пистолет. И еще взвела курок.

— Думаешь, если я не такая смазливая, как Дениз, ты можешь обращаться со мной как с куском дерьма? Не получится! Слышишь, не получится! Пусть я, быть может, и не красавица, но у меня есть чувства! У тебя не было права! Не было!

Затем спустила курок.

Послышался сухой щелчок. И все.

Пистолет был полуавтоматический, и, хотя обойма была набита до отказа, патронник был пуст. Мы так никогда и не узнали, было ли так задумано, и она хотела только попугать Пескаря или действительно намеревалась пристрелить его, но просто оказалась слишком глупа для таких дел.

Услышав щелчок, Пескарь целую секунду еще думал, что его застрелили. Потом до него дошло, что та штуковина у него во рту не выстрелила. А, сообразив, он отбил пистолет в сторону, одновременно дернув назад головой, чтобы ствол вышел изо рта. Затем они боролись за пистолет, и Хестер все пыталась вновь направить его на Пескаря. Она была крупнее и сильнее, и в конце концов ей удалось поднять того из кресла и поставить на ноги.

Это была ее самая крупная ошибка, потому что в тот же момент он пнул ее коленом в жирное брюхо. Этим ударом Хестер была полностью выведена из строя и лишена боевого задора. Выпустив из рук пистолет, она бессильно рухнула на колени.

После этого он хорошенько ее отдубасил.

Потом Пескарь позвонил Томми, а Томми позвонил мне, а я — Ковбою. Через десять-пятнадцать минут мы все собрались.

Хестер лежала, распластавшись на полу, в комнате Пескаря без малейшего движения, только стонала и всхлипывала.

Мы выволокли ее в гараж. Ворота открыли с помощью дистанционного пульта. Потом Томми загнал в него свой «мерс», и, прикрыв ворота, мы погрузили Хестер в багажник.

Вернувшись в дом, мы внимательно осмотрели комнату, чтобы убедиться, что все порядке. После Хестер ничего не осталось, разве что кислый запах и пара соплей. Мы решили, что вонь выветрится сама по себе, но сопли смыли и протерли тряпкой все, чего могли коснуться пальцы этой свиньи.

Пескарь черканул записку родителям. В ней говорилось, что он поехал к Томми «подурачиться».

Довольно точное определение.

Ковбой и я оба пришли пешком, поэтому о наших мотоциклах беспокоиться нам было нечего. Томми вырулил из гаража, ворота прикрыли, мы все впихнулись в машину. И он нас повез.

Не совсем законно, поскольку Томми было всего тринадцать, впрочем, он был не из тех, кого это могло остановить. Да и не впервые он брал автомобиль матери покататься.

Но все это было сплошное безумие.

Томми был мальчик развитой, не спорю. Умственно. Но физически он выглядел на свои тринадцать. Любой коп, увидевший его за рулем, нас бы остановил и задержал — и обнаружил в багажнике Хестер. Конечно, в тот момент она была еще жива, и нас бы не привлекли за убийство.

В любом случае ничего этого не произошло.

И хотя мы все изрядно перенервничали, счастье нас не покинуло. А может, все в Лос-Анджелесе, включая полицию, в тот день пошли глазеть на теннисную знаменитость?

Проехав парадные ворота усадьбы Томми, мы окончательно расслабились.

Подъездная аллея у них длинная и извилистая. Мы остановились так, чтобы нас не было видно из дома.

Пескарь всю дорогу возился с пистолетом, и в конце концов ему удалось дослать патрон в патронник. С его помощью он заставил Хестер исполнять наши приказания.

Мы заставили ее выкарабкаться из багажника и пойти в сторону парка. Она вся дрожала и ревела белугой, но не порывалась ни кричать, ни бежать. Думаю, боялась, что Пескарь выстрелит.

Стоял поистине чудесный осенний полдень. Некоторые утверждают, что в Лос-Анджелесе нет времен года, но они ошибаются. Погожими осенними деньками полуденное солнце приобретает бархатисто-пыльный оттенок. Оно становится краснее, чем обычно, и окутывает все вокруг мягкой золотистой дымкой.

День был жаркий, но дул приятный ветерок. Чудесная свежесть шевелила волосы и отдувала рубашку. Без одежды было бы еще лучше.

Как я уже говорил, убивать ее никто не собирался.