Ниже мы лишь коротко остановимся на некоторых других фигурах, которых наиболее часто называют прототипами Штирлица.
Конечно же, когда речь заходит о Штирлице, сразу вспоминают о двух легендарных советских разведчиках — именно разведчиках, а не шпионах. Это Рихард Зорге и Николай Кузнецов. И о том, и о другом написано столько, что вряд ли есть необходимость повторяться еще раз. За Зорге говорит то, что он совершенно легально работал корреспондентом немецкой газеты и был хорошо знаком с очень влиятельными людьми из немецкого посольства в Токио. Против — он не состоял на государственной службе и, таким образом, нацистским функционером не был, соответственно, о каком-либо «внедрении» говорить не приходится. Кузнецов же подходит значительно больше, и вполне возможно, что какие-то черты его характера и были использованы Юлианом Семеновым при создании образа Штирлица.
Никанор Иванович Кузнецов (позже он стал известен исключительно под именем Николай) был больше чем на десять лет младше Штирлица — он родился 27 июля 1911 году в деревне Зырянка Камышловского уезда Пермской губернии в семье крестьянина (Исаев — выходец из интеллигентов, его папа был профессором). В 1926 году Кузнецов окончил семилетнюю школу, в которой увлекся языком эсперанто, и поступил на агрономическое отделение Тюменского сельскохозяйственного техникума. Учеба шла хорошо, нов 1927 году умер его отец и Николаю пришлось перевестись поближе к дому — в Талицкий лесной техникум. Здесь он и увлекся немецким языком, к которому у него неожиданно проявились выдающиеся способности. Правда, окончить техникум ему не удалось — за несколько месяцев до окончания в 1929 году он был из него отчислен в связи с исключением из комсомола (и позже в партию так и не вступил). Из комсомола же Кузнецова вычистили за «сокрытие своего кулацкого происхождения».
По окончании техникума в 1930 году Кузнецов поступил помощником таксатора в земельное управление в Кудымкаре. В 1931 году он восстановился в комсомоле, но в следующем году был вновь исключен — из-за судимости по хозяйственному делу (дело было сфабриковано НКВД). В июне 1932 года он был завербован Коми-Пермяцким окружным отделом ГПУ в качестве внештатного сотрудника — проще говоря, осведомителя (псевдоним «Кулик»). В 1934 году Кузнецов переехал в Свердловск и устроился на работу статистиком в «Свердлес», а затем чертежником на Верх-Исетский заводи, наконец, расцеховщиком конструкторского бюро «Уралмаша». В Сверловском областном управлении НКВД он проходил под кличкой «Ученый». В характеристике на Кузнецова было отмечено: «Находчив и сообразителен, обладает исключительной способностью завязывать необходимые знакомства и быстро ориентироваться в обстановке. Обладает хорошей памятью». В январе 1939-го Кузнецов познакомился с руководящим сотрудником НКВД Михаилом Журавлевым, который через несколько месяцев порекомендовал его начальнику отделения отдела контрразведки НКВД Леониду Райхману как способного агента, блестяще владеющего немецким языком и вообще полиглота. Так Кузнецов оказался в Москве, где и был привлечен к работе в НКВД — здесь заметим, что, по фильму, Штирлиц все-таки агент ГРУ, а не НКВД, то есть военной, а не политической разведки (иначе зачем ему праздновать 23 февраля — День Красной Армии; у чекистов был свой праздник). Сначала он работал секретным спецагентом контрразведки (с окладом кадрового оперуполномоченного) под кодовым именем «Колонист». Официально же Кузнецов, по оперативной легенде, являлся инженером-испытателем авиационного завода Рудольфом Вильгельмовичем Шмидтом.
Он работал по линии контрразведки, занимаясь освещением сотрудников немецкого посольства в Москве. В сентябре 1941 года Кузнецов писал: «Последние три года я, за коротким исключением, провел за границей, объехал все страны Европы, особенно крепко изучал Германию», — в результате этой подготовки и несомненных способностей к языкам Кузнецов получил настолько хорошие знания немецкого, что вполне мог сойти за коренного немца.
Летом 1942 года после соответствующей подготовки Кузнецов был направлен в отряд особого назначения «Победители» под командованием Дмитрия Медведева — фактически диверсионно-разведывательный отряд НКВД. В отряде Кузнецов проходил под именем Николая Васильевича Грачева (то есть, как и у Штирлица (Максим Исаев), у него даже русское имя было «не родным»). Центром деятельности Кузнецова стал город Ровно, где он появился с документами на имя немецкого обер-лейтенанта Пауля Зиберта (он и Штирлиц — кавалеры Железного креста 1-го и 2-го класса). Важнейшими сведениями, которые были им получены, стала информация о планировавшейся германским командованием операции «Цитадель» — наступлении на Курской дуге. Ему же удалось получить сведения о местонахождении Ставки Гитлера «Вервольф» под Винницей, а также информацию о подготовке покушения на глав стран антигитлеровской коалиции во время их встречи в Тегеране.
Однако в деятельности Кузнецова было довольно много элементов авантюризма и тяги к проведению диверсий. Его самыми известными операциями стало убийство имперского советника Геля и его секретаря Винтера, через месяц он смертельно ранил заместителя рейхскомиссара Украины регирунгспрезидента Пауля Даргеля, а затем убил президента Верховного суда на Украине А. Франка — причем в здании самого суда, — а также вице-губернатора Галиции Отто Бауэра. Всего на счету Кузнецова было восемь убитых чиновников. Кроме того, он организовал похищение из Ровно командующего восточными войсками особого назначения на Украине генерал-майора Макса Ильгена (не «фон Илгена», как пишут обычно) и личного шофера рейхскомиссара.
Кузнецов совершил невозможное: русский человек, гражданский, ни в какой армии ни дня не служивший и даже воинского звания не имевший, в Германии никогда не бывавший, действовал под именем немца 16 месяцев, причем в столице рейхскомиссариата Украина, где было множество настоящих немцев.
В конце декабря 1943 года Кузнецов получил новое задание — развернуть разведывательную работу в городе Львове. В ночь на 9 марта 1944 года Николай Кузнецов попал в село Боратин Львовской области в засаду, устроенную бендеровцами, и погиб. Посмертно Кузнецов 5 ноября 1944 года был удостоен звания Героя Советского Союза.
В одной из публикаций в «Татарских новостях» на роль прототипа Штирлица был выдвинут Игорь Харитонович (Ибрагим Хатямович) Агагин, который во время войны под именами Отто Вебера, Рудольфа Крюгера и Рудольфа Бауера также действовал в немецком тылу и даже какое-то время служил адъютантом у комиссара тайной полевой полиции — армейском аналоге гестапо. Но опять-таки он был зондерфюрером, то есть фактически гражданским специалистом.
Ну и наконец, в самом конце, уже без всяких комментариев процитируем отрывок из интервью с одним из братьев Вайнеров — Георгием: «А тут еще замечательный господин Норман Бородин сказал нам с братом: «Дураки, вместо того чтобы сидеть в компаниях и по пьяному делу травить нескончаемые истории, вы лучше расскажите их друг другу, запишите и печатайте детективные романы». О Нормане я должен рассказать отдельно: он и его семья — потрясающий материал для грандиозного романа о возникновении, укреплении, победе идей и убеждений, их трансформации, крахе и последующем уничтожении всех идеалов. Отец Нормана Бородина, друг Ленина, был одним их первых российских коммунистов-подпольщиков. Его внесли во все анналы ФБР как реального создателя коммунистической партии США. Сыновья, Норман и Фрэд, родились в Нью-Йорке именно тогда, когда Михаил Маркович Грузенберг, взявший себе партийный псевдоним Бородин, создавал там компартию. В 1917 году Бородин вернулся в Россию, где ожесточенно строил коммунизм, пока его в 1947 году не посадили как шпиона и не убили в подвалах Лубянки. Норман Бородин, выполняя заветы папы, стал с молодых ногтей закордонным разведчиком — он знал все европейские языки и говорил на них, как по-русски. Именно он явился одним из прототипов Штирлица: мы с братом познакомили Нормана с Юлианом Семеновым, и это знакомство подвигло Юлиана на написание романа «Семнадцать мгновений весны». Будучи резидентом советской разведки, Бородин провел все четыре года войны в качестве американского гражданина, но члена швейцарской миссии Красного Креста в Берлине. Когда он вернулся победителем, его отблагодарили: отца убили, а сам Норман просидел с 1948-го по 1956-й. Потом его освободили, и он стал журналистом. Человек знал все на свете».