В глубоком кресле его ждала женщина. Она спала, но шум разбудил ее, и оказалось, что она красива настолько, что «интерес министра сразу же сосредоточился на ней самой, а не на цели ее визита. Но как в тот момент был он далек от мысли, что перед ним стоит его будущая жена!»[213]

Женщину звали Катрин Ноэль Гран.

Существуют и другие версии их знакомства. Например, Жак Диссор уверяет, что они впервые встретились «в Нью-Йорке или Филадельфии, а может быть, и в Гамбурге, при возвращении из Америки бывшего епископа»[214].

А вот, скажем, Дэвид Лодей пишет: «Скорее всего, он видел Катрин Гран еще в Лондоне»[215].

Фактом остается лишь одно: в сентябре 1797 года на обеде в министерстве иностранных дел вдруг появилась изящная незнакомка с пышными светлыми волосами и голубыми глазами. Кто же была эта женщина?

Катрин Ноэль Ворле родилась 21 ноября 1761 года в Индии, в Транкебаре, торговом порту, что неподалеку от Пондишери. Ее отец, Жан Пьер Ворле, был там капитаном. Воспитанием и тем более образованием девочки никто особо не занимался, а посему она обладала поистине «энциклопедическим невежеством»[216].

Но, как известно, женская красота никогда не остается незамеченной. В результате, Катрин не исполнилось и пятнадцати лет, а она (в июле 1777 года) уже вышла замуж за Жоржа Франсуа Грана, уроженца Женевы, гугенота, но натурализованного англичанина. Он работал в компании «Indian Civil Service», и пара поселилась в Калькутте. Но, увы, ранние браки редко бывают удачными. Среди поклонников юной Катрин быстро оказался 35-летний ирландский офицер по имени Филипп Фрэнсис. Он был женат, но его жена с шестью детьми на руках оставалась в Англии…

Короче говоря, началось то, что принято называть «любовной связью». И конечно же муж очень скоро узнал об этом и даже вызвал Фрэнсиса на дуэль, но тот уклонился от нее, и в марте 1779 года «дело об ущербе репутации семьи» рассматривалось в суде. Ответчика признали виновным и приговорили к уплате штрафа в размере 50 тысяч рупий. После этого господин Гран заявил, что «полностью удовлетворен, доволен и вознагражден»[217].

А вот Филипп Фрэнсис счел, что заплатил слушком много, и решил «продолжить банкет». Он договорился с Катрин, для которой Индия уже полностью исчерпала себя, и 7 декабря 1780 года парочка отправилась в Лондон, купив себе два места на голландском торговом корабле. Во время долгого морского путешествия Катрин познакомилась с неким Томасом Левиным, красивым и богатым молодым человеком. И до Лондона она уже добиралась вместе с ним…

Но и с ним, как говорится, не сложилось, и весной 1782 года Катрин Ноэль Гран оказалась в Париже, где дела красавицы пошли гораздо лучше. И кончилось все тем, что она начала пользоваться услугами известного ювелира в Пале-Рояле, жила в особняке на улице д’Артуа, и ее портрет даже вызвалась написать модная тогда Элизабет Виже-Лебрён, художница, фаворитка королевы Марии Антуанетты. Он, кстати, был выставлен на Парижском салоне 1783 года и имел огромный успех. Одним словом, «прекрасная индуска» не испытывала недостатка в деньгах. И все это имеет очень простое объяснение: среди ее богатых «покровителей» числился генеральный контролер финансов Франции Антуан Вальдек де Лессар, который потом стал министром иностранных дел, а в сентябре 1792 года закончил свою жизнь на эшафоте.

Как видим, «прекрасная индуска», умственные способности которой столь часто становились объектом насмешек, оказалась гораздо умнее многих из тех, кто над ней смеялся.

Осенью 1792 года, когда обстановка в Париже стала очень опасной, Катрин бросила все и с несколькими золотыми монетами в кармане бежала в Англию.

Лишь в июне 1797 года она смогла вернуться во Францию. На этот раз ее сопровождал посланник Генуэзской республики в Лондоне маркиз Кристофоро де Спинола, до революции представлявший свое правительство в Париже. С ним Катрин впервые оказалась по-настоящему втянутой в политику.

Дело в том, что в это время Наполеон Бонапарт захватил Венецию и возникла угроза аннексии Генуи, но Директория не одобряла планы чрезмерно активного генерала. Так вот маркиз де Спинола должен был еще больше накалить обстановку недовольства во французской столице. А еще он был тесно связан с лордом Малмсбери, британским представителем в Париже, а это привлекало дополнительное внимание к маркизу и его прекрасной спутнице. Полиция была уверена, что они — английские агенты, и Директория приняла решение об их высылке. Маркиз де Спинола тут же покинул Париж, «а мадам Гран по чьей-то протекции осталась. Кто просил за нее, так и осталось неизвестным»[218].

В тот поздний вечер, когда она явилась к Талейрану, с ее стороны последовали мольбы спасти от возможного ареста. Заливаясь слезами, она говорила, что «полиция гонится за ней, обнаружены ее письма в Лондон, и она подозревается в заговоре против Республики»[219].

После того самого визита и началась ее связь с Талейраном. Более того, очень скоро Катрин Ноэль Гран переселилась в его особняк. Но полиция не оставила в покое «шпионку» и вскоре ее арестовали.

Удивительно, но, забыв об осторожности, Талейран 23 марта 1798 года направил письмо председателю Директории Полю Баррасу. Он писал:

Во всей Европе не найти человека, более далекого от политики и не способного на заговоры. Она индуска! очень красивая, но самая ленивая и бездеятельная из всех женщин, какие мне встречались[220].

А в конце письма Талейран разоткровенничался до того, что признался:

Как мужчина мужчине могу сказать, что люблю её[221]

Баррас был поражен и тут же вызвал к себе Талейрана.

— Полицейские отчеты относят ее к числу подозрительных, — сказал он.

— Не стоит особенно верить полицейским отчетам, — ответил ему Талейран. — Мы отлично знаем, ты и я, как они составляются.

— Но Спинола-то был ее любовником?

— Возможно. Но он не в счет. Зато точно был Вальдек де Лессар…

Конечно же Поль Баррас довел содержание письма и разговора до сведения Директории. При этом «вероятность положительного решения была невелика, а все это дело грозило Талейрану тяжелыми последствиями»[222].

Как и следовало ожидать, члены Директории обрушились на неосторожного министра. Филипп Антуан Мерлен начал сравнивать «моральную строгость Робеспьера и Сен-Жюста с циничной распущенностью Талейрана»[223].

Он сказал:

— Во Франции нет недостатка в красивых женщинах. Так почему же господин Талейран, когда они ему нужны, ищет их в Англии? Я уверен, что в этом есть нечто, что выходит за рамки личной жизни и становится политикой.

Напомним, что Англия была главным врагом Франции, и Мерлен завершил свою речь тем, что, по его мнению, Талейран «продался Англии».

Луи Мари де Ля Ревелльер-Лепо увидел причину пороков бывшего епископа в том, что он является «продуктом современного Рима».

Более романтически настроенный Франсуа де Нёфшато заявил:

— Директория, без сомнения, имеет право следить за политическими делами, но частная жизнь министра должна оставаться неприкосновенной.

Поль Баррас совсем не был заинтересован в изгнании Талейрана, поэтому он предложил передать решение «этого дела» министру полиции. А через несколько дней «прекрасная индуска» уже была на свободе. «Чья могущественная рука сумела так быстро открыть двери тюрьмы для “английской шпионки”? Никто не дал убедительного ответа на этот вопрос»[224].