37. Убедившись наконец, что и животные, и люди только понапрасну истощают свои силы, Ганнибал опять велел разбить лагерь на перевале, с трудом расчистив для этого место: столько снегу пришлось срыть и вынести прочь. На следующий день он повел воинов пробивать тропинку в скале — единственном месте, где можно было пройти. А так как для этого нужно было ломать камень, то они валят огромные деревья, которые росли недалеко, и складывают небывалых размеров костер. Обождав затем появления сильного и благоприятного для разведения огня ветра, они зажигают костер, а затем, когда он выгорел, заливают раскаленный камень уксусом, превращая его этим в рыхлую массу. Потом, ломая железными орудиями растрескавшуюся от действия огня скалу, они делают ее проходимой, смягчая плавными поворотами чрезмерную ее крутизну, так что могли спуститься не только вьючные животные, но и слоны. Всего у этой скалы было проведено четыре дня, причем животные едва не издохли от голода; действительно, верхние склоны гор почти везде состоят из голых скал, а если и есть какой корм, то его заносит снегом. В долинах низовья, напротив, есть согреваемые солнцем холмы, и ручьи, окаймляющие рощи, и вообще места, заслуживающие быть жилищем человека. Здесь лошадей пустили пастись, а людям, утомленным сооружением тропы, был дан отдых. Отсюда они через три дня достигли равнины; чем дальше, тем мягче делался и климат страны, и нравы жителей.

38. Таким-то образом Ганнибал совершил путь в Италию, употребив — по мнению некоторых историков — пять месяцев на дорогу от Нового Карфагена до подножия Альп и 15 дней на переход через Альпы. Сколько было войска у Ганнибала после его прихода в Италию, относительно этого пункта источники совершенно не согласны друг с другом:424 самая высокая цифра — 100 000 пехоты и 20 000 конницы, и самая низкая — 20 000 пехоты и 6000 конницы. Более всех поверил бы я Луцию Цинцию Алименту, который, по его собственному признанию, был взят в плен Ганнибалом; но он не дает определенной численности пунического войска, а прибавляет галлов и лигурийцев и говорит, что, вместе с ними, Ганнибал привел (я думаю скорее, что эти силы соединились с Ганнибалом уже в Италии, как то и сообщают некоторые источники) 80 000 пехоты и 10 000 конницы; сверх того, он сообщает, что Ганнибал, по его собственным словам, со времени своего перехода через Родан, потерял 36 000 человек и несметное число лошадей и других вьючных животных. Первым народом, в пределы которого Ганнибал вступил, спустившись в Италию, было полугалльское племя тавринов.425 В этом все согласны; тем более я нахожу странным, что относительно дороги, которой он перешел через Альпы, может существовать разногласие;426 а между тем наиболее распространено мнение, по которому Ганнибал перешел Пенинские Альпы, и отсюда этот хребет получил свое имя;427 Целий же утверждает, что он избрал для перехода Кремонский перевал. Но и тот, и другой путь привел бы его не к тавринам, а к горному племени салассов и отсюда к либуйским галлам;428 к тому же невероятно, чтобы эти два прохода в Галлию уже тогда были доступны, и, во всяком случае, долины, ведущие к Пенинским Альпам, были заняты полугерманскими народами. Если же кого убеждает название, то пусть он знает, что ни седунам, ни вераграм, жителям этой области, ничего не известно о том, будто их горы получили свое имя от какого бы то ни было перехода пунийцев; а получили они это имя, по их словам, от бога, которого горцы называют Пенином и почитают в капище, выстроенном на главной вершине.

39. Очень выгодным обстоятельством для открытия военных действий со стороны Ганнибала оказалась война между тавринами — первым народом, в область которого он вошел, — и инсубрами. Все же он не мог сразу дать своему войску оружие в руки, чтобы подать помощь этим последним, так как именно теперь, во время отдыха, воины наиболее страдали от последствий испытанных раньше невзгод. Внезапный переход от труда к покою, от недостатка к изобилию, от грязи и вони к опрятности различным образом действовал на этих уже свыкшихся с нечистотой и почти одичалых людей. По этой-то причине консул Публий Корнелий и счел нужным, придя на судах в Пизу и затем приняв от Манлия и Атилия войско, состоявшее частью из новобранцев, частью же из людей, оробевших после недавних позорных поражений, поспешить к реке Паду, чтобы вступить в бой с неприятелем, не дав ему времени оправиться. Но пока консул дошел до Плацентии, Ганнибал успел уже покинуть лагерь и взять силой один город тавринов,429 именно их столицу, так как на его предложение добровольно заключить с ним союз жители ответили отказом. И ему удалось бы привлечь на свою сторону живших в равнине Пада галлов, притом не одним только страхом, но и по доброй воле, если бы внезапное прибытие консула не застигло их еще тогда, когда они выжидали удобного для отпадения времени. Но и Ганнибал двинулся далее из области тавринов, полагая, что те из галлов, которые еще не знали, к которой стороне им присоединиться, последуют за тем, кто явится к ним лично. И вот уже оба войска стояли почти в виду друг друга, и небольшое пространство отделяло обоих предводителей, которые, не зная еще хорошенько один другого, все-таки уже успели проникнуться взаимным уважением. Имя Ганнибала и до разгрома Сагунта пользовалось громадной известностью у римлян, Сципиона же Ганнибал считал замечательным человеком уже по тому одному, что он был назначен полководцем именно против него. К тому же каждый из них еще умножил высокое мнение о себе противника: Сципион — тем, что он, будучи оставлен Ганнибалом в Галлии, успел преградить ему путь, когда он перешел в Италию, Ганнибал же — столь смело задуманным и успешно совершенным переходом через Альпы.

Все же Сципион первым переправился через Пад и расположился лагерем на берегу Тицина.430 Но прежде чем вывести воинов на поле брани, он счел нужным произнести пред ними ободряющее слово. Речь его была такова:

40. «Если бы, воины, вы, кого я теперь вывожу в поле, были тем самым войском, над которым я начальствовал в Галлии, то я счел бы за лишнее обращаться к вам с речью. В самом деле, какой смысл имели бы ободрительные слова, обращенные к тем всадникам, которые одержали блистательную победу над неприятельской конницей на берегу Родана, или к тем легионам, с которыми я преследовал вот этого самого врага, когда он бежал передо мною, и именно тем, что отступал и уклонялся от битвы, доставил мне если не победу, то равносильное ей признание в своей слабости? По то войско было набрано для провинции Испании; под началом моего брата Гнея Сципиона431 и под моими ауспициями432 оно воюет там, где ему велел воевать римский сенат и народ; я же, чтобы предводителем против Ганнибала и пунийцев вы имели консула, по собственной воле взял на себя эту борьбу. А новому главнокомандующему прилично сказать несколько слов своим новым воинам.

Прежде всего вы не должны оставаться в неведении относительно рода предстоящей войны и качеств противника. Ваши враги — те самые, кого вы одолели на суше и на море в первую войну, кого в продолжение двадцати лет заставляли платить дань, у кого вы отняли Сицилию и Сардинию, как награду за успешно оконченную войну. Поэтому вы будете драться с подобающим победителям воодушевлением, а они — со свойственной побежденным робостью. Да и ныне они решились дать битву не от избытка мужества, а потому, что иначе нельзя; или вы, быть может, думаете, что те самые, кто уклонялся от боя тогда, когда войско было еще невредимо, теперь, после того как две трети их пехоты и конницы погибло при переходе через Альпы, воодушевлены большей надеждой? Но, возразите вы, их, правда, мало, зато они бодры телом и душой, и нет такой силы, которая могла бы противостоять их мощному напору. Совершенно напротив! Это — призраки, едва сохранившие внешнее подобие людей, изнуренные голодом и холодом, грязью и вонью, изувеченные и обессиленные лазаньем по скалам и утесам, с отмороженными конечностями, онемевшими в снегах мышцами, окоченевшим от стужи телом, притуплённым и поломанным оружием, хромыми и еле живыми лошадьми. С такой-то конницей, с такой-то пехотой вам придется иметь дело; это жалкие остатки врага, а не враг. И более всего меня заботит мысль, что сражаться придется вам, а люди подумают, будто Ганнибала победили Альпы. Но, быть может, так и следует: справедливо, чтобы с нарушившими договоры полководцем и народом начали и решили войну сами боги, не прибегая к помощи человека, а мы, будучи оскорблены первыми после богов, только довершили начатую и решенную ими войну.