21. После этого Евнон выдал Митридата, и тот был доставлен в Рим прокуратором Понта519 Килоном. Рассказывают, что он говорил с Клавдием более высокомерно, чем можно было ожидать в его положении, и повсюду передавали следующие, будто бы произнесенные им, слова: «Я не выдан тебе, а прибыл сам, по своей воле. Если не веришь, отпусти и попробуй сыскать». Лицо Митридата оставалось бесстрастным и тогда, когда его, окруженного стражей, выставили у ростр на обозрение народу. Килон получил консульские знаки отличия, Аквила — преторские.

22. При тех же консулах Агриппина, безудержная в своей ярости, оклеветала Лоллию, которую ненавидела как соперницу, в прошлом оспаривавшую у нее руку принцепса. Подосланный ею человек сообщил, будто Лоллия связана со звездочетами и магами и обращалась к идолу Аполлона Кларского520 с вопросами, касавшимися бракосочетания императора. Не выслушав обвиняемую, Клавдий выступил в сенате с речью, где сначала долго рассуждал о знатности Лоллии, напомнил, что она дочь сестры Луция Волузия, внучатная племянница Котты Мессалина, а в прошлом — жена Меммия Регула521 (о браке ее с Гаем Цезарем он умышленно не сказал ни слова). После этого он заговорил о ее преступных замыслах, о необходимости лишить ее возможности нанести ущерб государству и кончил требованием выслать Лоллию из Италии, а имущество отобрать в казну. Из всех несметных богатств ей оставили только пять миллионов сестерциев. Тогда же едва не погибла и Кальпурния, женщина знатного рода, потому лишь, что Клавдий с похвалой отозвался о ее красоте; поскольку, однако, он упомянул об этом просто к слову и не проявил к ней никакого интереса, ярость Агриппины остыла на полпути, и Кальпурния осталась в живых. К Лоллии был послан трибун, ускоривший ее смерть. Был осужден также и Кадий Руф — на основании закона о вымогательстве, по обвинению, возбужденному жителями Вифинии.

23. За особое почтение к римскому сенату, проявляемое жителями Нарбоннской Галлии, сенаторам этой провинции было разрешено пользоваться правом, которым обладали представители Сицилии, и посещать свои владения, не испрашивая каждый раз разрешения принцепса. Земли итуреев и иудеев, после смерти правивших этими народами царей Сохэма и Агриппы, были включены в состав провинции Сирии. Принято решение восстановить не исполнявшийся в течение семидесяти пяти лет обряд вопрошения о благах мира и впредь отправлять его ежегодно. Цезарь расширил также границы города, следуя старинному установлению, согласно которому тот, кто раздвинул пределы державы, имел право увеличить и площадь Рима. Из римских полководцев, однако, никто, за исключением Луция Суллы и божественного Августа, не пользовался этим правом, хотя среди них и были мужи, подчинившие великие народы.

24. О том, что заставляло царей расширять границы города — пустое тщеславие или жажда подлинной славы — говорят по-разному, однако каждому, я думаю, будет небезынтересно узнать, как строились стены города и какие пределы положил ему Ромул. Так вот, — борозда, очерчивавшая границы поселения, начиналась от Бычьего рынка, с того места, где теперь стоит бронзовое изваяние быка (ибо в плуг запрягают быков), и была проведена с таким расчетом, чтобы захватить большой жертвенник Геркулеса. Отсюда расставленные через определенные промежутки камни шли вдоль основания Палатинского холма к жертвеннику Конса, а оттуда мимо Старой Курии и ограды жертвенника Ларам — к Римскому Форуму. Что касается самого Форума и Капитолия, то их, как принято считать, включил в черту города не Ромул, а Тит Татий. Позже, с ростом могущества Рима, расширялись и его пределы. Границы же, которые провел Клавдий, узнать нетрудно; о них рассказано в надписях, выставленных на всеобщее обозрение.

25. В консульство Гая Антистия и Марка Суиллия522 Паллант, который был близок к Агриппине, благодаря роли, сыгранной им в устройстве ее брака, а теперь еще и вступивший с ней в преступную связь, стал торопить Клавдия с усыновлением Домиция, убеждая его подумать о будущем государства и о необходимости дать защитника малолетнему Британнику. Ссылаясь на пример божественного Августа, который, имея возможность опереться на внуков, тем не менее всячески выдвигал сыновей жены от первого брака, и на Тиберия, усыновившего Германика и оказавшего ему предпочтение перед собственными детьми, Паллант советовал Клавдию приблизить к себе юношу, способного разделить с ним государственные заботы. Соображения эти возымели свое действие, и принцепс выступил в сенате с речью, где повторил доводы, внушенные ему отпущенником; так Домиций оказался вознесенным над Британником, старше которого он был на три года. Сведущие люди отметили по этому поводу, что до той поры среди патрициев Клавдиев не было ни одного случая усыновления, и род этот длился без перерывов, начиная от Атта Клавза.

26. С целью сделать приятное принцепсу, а скорее для того, чтобы польстить новому наследнику, было принято постановление, по которому Домиций вводился в семью Клавдиев и получал имя Нерона.523 Возвеличили также и Агриппину, присвоив ей имя Августы.524 После всего этого ни один, самый жестокосердный, человек не мог не сокрушаться при мысли о судьбе, ожидавшей Британника. Постепенно даже рабы перестали ему прислуживать; мачеха время от времени оказывала ему любезности, но мальчик лишь потешался над этими неуклюжими попытками, неискренность которых была ему очевидна. Многие, действительно, рассказывают, что он отличался неробким нравом — то ли так оно и было на самом деле, а может быть, молва эта и не основана ни на чем, кроме обрушившихся на него несчастий.

27. Дабы показать свое могущество также и союзным народам, Агриппина добилась вывода ветеранов в то поселение в земле убиев, где она родилась, и создания там колонии, которой было присвоено ее имя.525 По случайному стечению обстоятельств, когда это племя еще только перешло Рейн, его принимал в число союзников дед Агриппины Агриппа.

Около того же времени в Верхней Германии начались волнения, вызванные вторжением хаттов, чинивших грабежи и насилия. Легат Публий Помпоний выслал против них вспомогательные войска, состоявшие из вангионов и неметов, присоединив к ним отряд союзнической конницы, и приказал им либо сразиться с врагами в открытую, либо неожиданно напасть на них, когда те разбредутся по округе. Солдаты постарались выполнить все, что велел командующий. Они разделились на две колонны, и та из них, что пошла налево, окружила и уничтожила хаттов, которые только перед этим вернулись с добычей, пропили награбленное и во время нападения крепко спали. Радость победы была тем большей, что солдатам удалось освободить здесь несколько человек, попавших в рабство сорок лет назад при разгроме армии Вара.526

28. Та колонна, которая пошла направо, более коротким и удобным путем, нанесла врагу, решившемуся двинуться ей навстречу и вступить в бой, еще более тяжелое поражение. Нагруженные добычей и покрытые славой, солдаты вернулись к горе Тауну, где стоял Помпоний с легионами; он рассчитывал, что охваченный жаждой мести противник даст ему повод для нового сражения. Опасаясь, однако, что на них с одной стороны могут напасть римляне, а с другой их вечные враги херуски, хатты отправили в Рим послов и выдали заложников. Помпонию были присуждены почести, подобающие триумфатору. Среди потомков, однако, об этом помнят немногие, ибо слава, которую он завоевал своими стихами,527 затмила его известность как полководца.