– И что? Снежинки… Вон, их сколько вокруг!

– Да нет же! – Рассердился внук. – Внимательно посмотри! Видишь, там черные точечки!

– А кое-где палочки видны! – Поддержала его сестра. – И даже одна буква!

– Буква? – Удивилась старушка, сильнее прищуривая близорукие глаза, стараясь рассмотреть странный снег. – Да как же на снегу может быть буква?

Дети молча пожали плечами.

«Не понимаю, для чего пишу это снова. Вообще никогда не думала, что буду писать чернилами по бумаге, совсем как люди… Но здесь настолько не с кем поговорить, что сажусь и пишу, раз за разом. Ты можешь сказать, что это глупо, я не обижусь. Мне кажется, что я вообще больше не способна обижаться. Что-то изменилось во мне, что-то сломалось… Я не узнаю себя. Нет, дело не в зеркалах. Там, как раз, совсем ничего не изменилось. Знаешь, я думаю, что зеркала – это единственное, что никогда не меняется. Они могут разбиться, потемнеть, покрыться пылью, сменить раму или хозяина, наконец. Но суть остается прежней: жестокие слепые стекла. Не видят, только отражают тебя. Твой страх, твою боль, твое одиночество, твое, твое… У них нет ничего своего, поэтому кажется, что они медленно пожирают твою душу. И, в результате, когда-нибудь с той стороны на тебя посмотрит уже другое существо. Ты, но совсем не ты. Наверное, я пишу глупости. Пусть… Я стала бояться зеркал. Я боюсь, что подойду к зеркалу, а ты, проходя мимо какого-то заледеневшего окна, увидишь не меня, а ее. Другую. Когда я мельком замечаю ее, мне кажется, что она меня ненавидит. Ты будешь прав, если скажешь, что я схожу с ума.

По- моему, я стала чем-то лишним в этом мире. Даже здесь, в моем королевстве, я не могу найти себе места. Ты будешь смеяться, но мне холодно. Правда, холодно. Абсолютно не понимаю, как это можно объяснить. Хотя я все же пыталась разработать теорию. Наверное, ты что-то сделал со мной. Нет, я вовсе не пытаюсь свалить вину на тебя! Просто у меня нет других объяснений. Может быть, как я когда-то превратила твое сердце в льдинку, ты смог оживить мое? Словно у меня внутри тлеет искорка от каминных угольев… Почему именно ты? Мне становится чуть-чуть теплее, когда я вспоминаю о тебе. Никогда бы не подумала, что могу писать такие сентиментальные глупости…

Я совсем не знаю, чем себя занять. Раньше я могла кататься в санях… Нет, нет! Я и сейчас могу! Так просто: нестись на волнах ветра под звон ледяных бубенцов, смотреть на ваш, людской, мир… Вы кажетесь мошками с высоты, поэтому я всегда спускаюсь ниже, сквозь серые снежные тучи. Они так приятно щекочут, если касаются кожи… Хотя, это ты, наверное, помнишь. Опять отвлеклась! Ах, да. Люди. Они перестали меня видеть. Даже дети. Это так странно. Раньше звук моего приближения вызывал ужас в людских сердцах. А сейчас, даже если я остановлюсь в метре от человека, он меня не заметит. Кажется, мир намекает мне, что я стала посторонней для него. Печально, да?

Поэтому сейчас мои сани стоят без дела. И чудесные ледяные бубенцы звякают только тогда, когда скучающий ветер заденет их своим дыханием.

Иногда я выхожу прогуляться, когда в замке становится слишком холодно. Может, тебе покажется странным, что я ищу спасения от холода не за стенами дома, но поверь, иногда снаружи все же бывает теплее. Наверное, это потому, что я все еще надеюсь, что ты когда-нибудь заглянешь ко мне. Это дико, я знаю. После того, что я сделала… Но все равно почему-то жду.

Мне кажется, что тебе понравится мой лес. Здесь каждая веточка укутана инеем. Я старалась, правда. Было бы здорово прогуляться тут с тобой, среди застывших во сне деревьев. Ты ведь вряд ли поймешь, что все соки в них замерзли давным-давно. Что это уже скорее памятники, чем живые существа. Но со стороны это выглядит потрясающе!

Меня окружают мертвецы, как не прискорбно это сознавать… Иллюзия жизни, ледяные куклы. Когда я брожу среди них одна, то чувствую себя чудовищем. Порой это становится невыносимым…

Ах, да! Еще я завела себе маленький садик. Там цветы совсем такие, какие я видела у тебя на балконе. Мне не вспомнить, как они назывались, но они были просто прекрасны. Жаль, что мне не чем раскрасить их лепестки… Мои цветы такие же мертвые, как и все здесь. У них только одно сходство с настоящими: шипы такие же острые. А в остальном, это обман, фальшивка… Когда настроение совсем портится, я в бешенстве разбиваю их. Но они каждое утро вырастают снова. Кто-то скажет, что это чудо. А я знаю, что живые цветы никогда бы так не смогли, и мне становится еще тоскливее. Как не печально, но я не могу ничего создать. Ты такой счастливый! Ты можешь вырастить цветок, можешь завести щенка и радоваться, глядя, как он растет… Я как-то принесла из вашего мира маленькую собачку. Я так хотела, чтобы она скрасила мое одиночество! А ей было невыносимо холодно тут. И как бы я не прижимала ее к себе, все равно не могла согреть!..

Больше я никого не пыталась завести. Это было очень больно. Если бы ты только знал…

Где ты сейчас, Кай? Чем занимаешься? Мне даже страшно представить… Столько лет прошло. В вашем мире время летит со скоростью молнии. Мои же часы, похоже, заморожены так же, как и все остальное в этом царстве. Знаешь, я иногда мечтаю о той печке, которой ты мне угрожал, кажется, уже целую вечность назад. Или о тепле камина, возле которого ты, вероятно, тысячу раз грел озябшие руки. Я готова отказаться от этого ледяного бессмертия за толику тепла. Смешно, да? Я знаю, что, скорее всего, оно меня убьет, но это не так страшно, как мысль о том, что когда-нибудь та живая искорка, что ты мне подарил, замерзнет и умрет в моем сердце, совсем как принесенный когда-то несчастный щенок…

Проклятье! Какой бред… Я действительно схожу с ума. А ты живи, Кай. Только не забывай обо мне, ладно? Я понимаю, что это слишком эгоистичная просьба, но все же. А письмо… письмо не подлежит отправке. Я тебя не побеспокою, мальчик…»

Женщина тряхнула белоснежными кудрями, словно отгоняя назойливые мысли. Потом резко поднялась из-за низкого столика, нервно комкая в бледных пальцах лист бумаги, исписанный твердым мелким почерком. Уверенно покинув ледяную залу, она направилась через анфиладу комнат к выходу. Стены, богато убранные ледяной резьбой и инеем, вопреки ожиданиям не радовали ее глаз и не привлекали внимания.

«Устала… – думала она, слегка морщась от слишком громкого стука каблуков по полу, – как же я устала… Эти бессмысленные письма только бередят душу. Не буду больше писать! Точно не буду!»

Потом она печально улыбнулась, вспомнив, что то же самое говорила в прошлый раз.

Выйдя на крыльцо, она небрежно махнула рукой. Через мгновение ветер котом ткнулся ей в щеку, а потом, играя, запутался в кудрях.

«Ты тоже неживой, не притворяйся…»

После непродолжительного раздумья, женщина разжала пальцы, выпуская письмо. Ветер тут же подхватил игрушку. Мелкие льдинки, подобранные им по дороге, принялись полосовать несчастную бумагу. Через несколько мгновений от письма ничего не осталось, кроме едва отличимых от снега клочков. Позволив себе еще одну улыбку, Королева скрылась в замке, а ветер, поняв, что больше не нужен, понесся прочь, не выпуская из импровизированных когтей новую игрушку.

– Наверное, вам показалось, – сказала старушка застывшей в ожидании малышне. – Кто же может писать на снегу?

– Снежная Королева! – Воскликнул мальчик и обиженно надул щеки. Ему очень хотелось чуда, поэтому глупые взрослые отговорки только расстраивали.

На лицо старушки набежала тень, но дети этого не заметили.

«Только ее то нам и не хватало, – от воспоминаний даже в пот бросило. – Не поминай это чудовище, внучок, не надо. Дедушка твой договорился однажды. Только вот я вряд ли смогу и тебя вытащить из ее ледяной берлоги. Не может мне два раза так повезти. Так что давай не будем о ней говорить…»