— Это мы! А мы вас давно тут поджидаем! Здравствуйте! — наперебой затараторили они, подбегая ко мне. Личики их сияли, и сами они были какие-то новенькие, отмытые, с ясными глазами.

— Ну, здравствуйте, девочки, Катя и Надя! — Я сразу вспомнила их имена, потому что звать их Ромулеттами мне никак не хотелось. — Вижу, что у дела ваши наладились и у вас теперь все в порядке. Одна ухватила меня под правую руку, другая под левую, и мы пошли вперед по моей дороге, светлевшей с каждым нашим шагом. Сестры рассказали мне, что произошло с ними за это время. Во время их рассказа я поняла, что и со временем теперь происходит что-то непонятное: в реальности недели две прошло со времени моего посещения агентства «Ромулетта», а Надя и Катя рассказывали о том, как трудно жилось им первый год после закрытия агентства: и работу не сразу нашли, и с рэкетирами не сразу удалось разобраться. По их рассказам выходило, что до нашей встречи на этой пустынной дороге прошло лет пять, не меньше. Девочки за это время выросли и поумнели. Первый год они держались за счет страха, бедные, уж очень я их напугала. Они были уверены, что «тетка из милиции» следит за ними, и даже рассказывали одна другой, что встречали меня то там, то здесь — будто бы я за ними следила. Все у них наладилось: и квартиру сдали удачно, и работа нашлась по душе — пошли в ученицы в большую парикмахерскую. И друзья у них появились приличные, ведь от всяких там «лохотронщиков» они бежали как от огня. Через три года они продали тетину квартиру именно за пятьдесят тысяч долларов — я оказалась пророчицей, и на полученные деньги открыли собственную маленькую парикмахерскую. А потом они обе вышли замуж, да еще как! За братьев-близнецов. А дальше случилось самое чудесное: у них родились у каждой по паре близнецов, у Кати — девочки, у Нади — мальчики. Наследственность! Однажды сестры пошли в районное отделение милиции, чтобы разыскать меня и поблагодарить, и узнали, что никакого ФБМ в природе не существует.

— Это ведь вы сами придумали, да? — спросила, смеясь, Катя.

— Сама. Простите меня, девочки! — Я поклонилась им чуть ли не в ноги, так они меня обрадовали!

— Да что вы! Это вам большое спасибо! Это мы должны были у вас прощенья просить — за то, что обмануть вас хотели. Мы стояли тут и ждали, когда вы появитесь, нам так приказали.

— Кто приказал?

— Да наши Ангелы Хранители!

— Ах, вот как…

Хотелось мне еще с ними поговорить, порадоваться за них, может быть, немного погордиться, что это именно мне удалось направить их на путь истинный, но тут справа появилась дорога в тени больших берез, и сестрички сказали, что им велено теперь идти по ней. — Добрый вам путь, девочки!

— Прощайте и спасибо за все!

Ну вот, история с лохотронщицами, Наташей, Катей и Надей, закончилась. Что теперь? Кто следующий появится на этой пустынной дороге? Бывший муж? Моя мамочка, которая никогда меня не понимала? Мои ученики-озорники? Рыжий певец с Сенной? Кто бы ни появился, с каждым придется разбираться до тех пор, пока не сумеем простить друг друга. Господи, сколько же работы пришлось на мою вечность! Если бы знать все заранее, можно было бы главную ее часть совершить еще при жизни…

И тут я тоже услышала голос своего Ангела Хранителя, и голос этот был почему-то очень знакомый:

— Ирина, проснитесь, пожалуйста! Так я что, сплю, выходит?!

А голос продолжал:

— Придется ее разбудить. — Теперь я узнала голос моего соседа Валеры. — Антибиотик надо принимать по расписанию.

Вслед за тем я услышала голос его жены Леночки:

— Ирина, Ирочка, вы меня слышите? Откройте глаза, пожалуйста! Надо принять лекарство и температуру измерить.

Я открыла глаза и почувствовала себя очень слабой, как будто и впрямь прошла тысячи километров, но при этом абсолютно здоровой, а главное — в прекрасном настроении. За приоткрытым окном шумела Сенная площадь. Господи, ну и сон мне приснился!

Валера стоял надо мной, держа в одной руке десертную ложку, а в другой — бутылку микстуры от кашля.

— Валера! Леночка! Как я рада вас видеть!

— Воистину давно не виделись! — засмеялся Валера. — Вы знаете, Ира, сколько вы проспали? Почти сутки! Мы пытались несколько раз вас будить, но вы спали как мертвая.

— А я и была мертвая, — улыбнулась я.

— Не надо так шутить! — сказала Леночка и погрозила мне градусником.

Наталья и Ульяна были знакомы, но знакомство было не очень чтобы тесным: когда о нем спросили, Наталья назвала его «просто шапочным», а Ульяна — «чисто светским». Но знакомство все-таки состоялось, иначе не было бы и нашей истории.

Начнем с Ульяны. Она была русской эмигранткой в третьем поколении: дед Ульяны был полковым священником и ушел с молодой попадьей от большевиков через Крым, отец родился в Берлине, вырос и стал священником РПЦЗ, ну а мать была соответственно матушкой и происходила из дворянского сословия. Ульяну воспитывали в Православии и любви к родине с младенчества, вот и выросла посреди Германии настоящая русская девушка, культурная, образованная, православная и, конечно, российская патриотка. Вот только по-русски говорила с изрядным акцентом: когда она первый раз приехала в Россию, ее часто принимали за девушку из Прибалтики, тем более что и внешне она на эту роль вполне подходила — высокая блондинка с голубыми глазами, полноватая, медлительная и с западной повадкой. Училась Ульяна на искусствоведа и еще до поездки в Россию интересовалась «русским художественным андеграундом», а потому, приехав в Петербург (тогда еще Ленинград), принялась носиться по выставкам авангардистов, по мастерским неофициальных художников, купила у них несколько картин, пила с ними водку, спорила о политике, об искусстве и имела в их среде бешеный успех. Художники наперебой писали портреты «поповны», дарили их ей безвозмездно, но не забывали при этом заказать в следующий приезд привести кисти, краски и джинсы. И начались ее регулярные ежегодные поездки в Россию (тогда СССР): Ульяна побывала в Троице-Сергиевой Лавре и в нескольких действующих храмах Москвы, в Ленинграде походила по превращенным в музеи Казанскому и Исаакиевскому соборам, съездила в Псково-Печорский монастырь, ну и по «Золотому кольцу» проехалась. В основном она крутилась в Ленинграде: очень полюбился ей город, в котором родились ее бабушка и дед; она звала его «своей исторической родиной» и даже отыскала дом, в котором они жили. А круг ее знакомств составляли неофициальные художники, литераторы и даже какие-то диссиденты. Вот тогда-то она и познакомилась с Натальей, кажется, на какой-то полуподпольной квартирной выставке. Сидели они рядом за столом, понравились друг дружке, разговорились, поговорили да и разошлись.

Вскоре Ульяна вышла замуж, через год родила двойню сыновей, и на этом ее путешествия на родину временно прекратились. А затем наступила «перестройка», и Ульяна стала с жадностью ловить вести, доходящие с родины, хотя ездить туда из-за детей пока не могла. Зато она занялась «гуманитарной помощью», причем не одна, а со всем своим приходом. Они отправляли машинами помощь — продукты, медикаменты и одежду — то в Спитак, переживший землетрясение, то в районы с выселенными чернобыльцами, то в Москву и Питер. И вот тут-то выяснилась мерзейшая особенность того времени: «гуманитарка» не доходила до адресатов даже когда машины шли с сопровождающими — все начинали разворовывать еще на таможне, грабили по дороге и окончательно растаскивали уже на местах. Это было отвратительно и почему-то очень-очень стыдно. Многие из былых энтузиастов просто бросили заниматься этой благотворительностью: «Все равно все украдут и продадут, люди из этого бизнес устроили!» К этому времени, кстати сказать, уже провалился августовский путч 1991 года, СССР благополучно (пока благополучно, то есть без крови) распался и даже Ленинград стал снова Санкт-Петербургом. Демократии было — большими ложками хлебай, только вот люди бедствовали еще больше.