Б а з и с о в  Геннадий Демьянович.

К а ш и н ц е в  Борис Николаевич.

С н е т к о в  Леонид Сергеевич.

Л у н ц  Савелий Петрович.

Г у р ь е в а  Аделаида Семеновна.

М е ч е т и н  Александр Витальевич.

Д у б ц о в  Поликарп Иванович.

С т е к о л ь н и к о в  Кирилл Федорович.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а.

З и н а.

Э л л а.

В е р о н и к а.

Действие происходит в наши дни.

Архитектурная мастерская одного из проектных институтов. Вполне современное помещение с окном почти во всю стену, за которым сквозь ветки цветущей акации проступает панорама улицы большого города.

Под окном попарно разместились рабочие столы. На них чертежи, эскизы, варианты будущих строений.

В правом углу комнаты установлен большой открытый шкаф, доверху забитый папками, рулонами бумаг. Рядом с ним — застекленная дверь в кабинет руководителя мастерской. Возле двери — стол секретаря, с телефоном и пишущей машинкой.

Слева — тоже застекленная дверь, но меньше. За ней видны полки с книгами. Это библиотека. Здесь же на переднем плане — журнальный столик и кресла.

Надо сказать, что в мастерской заметен некоторый творческий беспорядок, контрасты, настраивающие на восприятие всей пьесы. Здесь можно увидеть: висящие на стенах проекты весьма фантастических сооружений модной архитектуры, и вдруг над одним из столов три маленьких гроба и надпись: «Смерть формалистам!»; макет павильона выставки, осуществленной где-то в Рангуне, — и возвышающийся на постаменте классический мраморный торс.

Первое время после поднятия занавеса в мастерской никого нет. На полу, на столах, на стенах ликуют зайчики утреннего солнца. Появляется запыхавшаяся  В е р о н и к а — яркая девица уже не первой молодости. Она бросает на стол сумку и, поспешно достав из нее зеркальце, снимает с головы большой цыганский платок. Волосы у Вероники в густых завитках бигуди.

Раздается звонок телефона. Не обращая внимания на него, Вероника начинает причесываться. Телефон настойчиво звонит. Не выдержав, она подбегает, берет трубку.

В е р о н и к а. Шестая мастерская… Никого еще нет. Не знаю. Вчера Кашинцева не было. Геннадий Демьянович приходит позже… (Кладет трубку, но телефон звонит снова, вынуждая ее ответить.) Да… Да… Ах, это вы, Александр Витальевич! Здравствуйте! О Кашинцеве ничего не известно. Нет. Пожалуйста. (Кладет трубку, принимается за прическу.)

Входит  Э л л а, весьма привлекательная блондинка. Она примерно того же возраста, что и Вероника.

Э л л а. Здравствуй! (В недоумении останавливается.) Ты что это в таком виде? Совсем рехнулась, красавица.

В е р о н и к а (плаксиво). Ну и пусть, пусть. Сами виноваты. Подумаешь, преступление — на минуту позже прийти… Нигде за это плакатов на двери не вешают. Писанину развели… Интеллигенты.

Э л л а. Глупости. Говорили тебе — почини будильник.

В е р о н и к а (недовольно). Говорили, говорили…

Э л л а (сняв чехол с машинки, подходит к Веронике). Что ж, повеселилась чуток? На танцах или в ресторане была?

В е р о н и к а. В кино.

Э л л а. С этим мальчиком?

В е р о н и к а. Одна. На последний сеанс пошла.

Э л л а. Та-ак. Не пришел. Ну он же совсем молоденький. Что ты для него…

В е р о н и к а. А я и не навязывалась. (Вздохнув.) Которые постарше, тех умные девочки давно уже к рукам прибрали. (Повернулась к Элле.) Зинка видела нас на улице, говорит — он чем-то на Кашинцева похож. Вот ненормальная! Этот Кашинцев ей теперь всюду мерещится.

Э л л а. Ничего удивительного. Случись с тобой такая история, небось тоже дала бы реву. Свадьбу-то чуть на гражданскую панихиду не поменяли. (Возвращается к своему столу, разбирает почту.)

В е р о н и к а. Как ты думаешь, она его любит?

Э л л а. Досидеть до таких лет в девках, да еще любви спрашивать! Весело жила милочка.

В е р о н и к а. Смешно. Вдруг познакомились, вдруг уже и свадьба.

Э л л а. Завидуешь? Жених стоящий.

В е р о н и к а. Подумаешь… Будь у меня такой отец, я, может, еще и получше нашла бы. Работать тоже не обязательно. Для вида на курсы английского поступила, и все… А в копировщицах можно до самой пенсии проторчать, никто на тебя внимания не обратит. Только и славы, что архитекторы.

Э л л а. Ой-ой… сейчас ты начнешь о своем Вите вздыхать, зачем ты за ним в Сибирь не поехала. Хватит. И потом, что ты сидишь? Разберись наконец со своими патлами.

В е р о н и к а (озорно поет). «Ой вы косы, косы русые. Жигули вы, Жигули».

Звонит телефон.

Э л л а (берет трубку). Слушаю! Да, Геннадий Демьянович. (Веронике.) Тссс… (В телефон.) Нет, почты из главка не было. Что? Ой, ну как же он… в самом деле! Хорошо. Нет, нет, не беспокойтесь. (Кладет трубку, оборачивается к Веронике.) Слушай, Кашинцев приехал!

В е р о н и к а. Что с ним?

Э л л а. Не знаю. Шеф говорит — в порядке.

В е р о н и к а. А вдруг он на костылях?

Э л л а. Да нет, не может быть.

В е р о н и к а. Надо Зинаиде позвонить. (Хочет взять трубку.)

Э л л а. Зачем? Уж ей-то отец наверняка первой сообщил.

В е р о н и к а. Думаешь?

Э л л а. Господи. Да занимайся ты своим делом.

За сценой раздается звонок. Это начало рабочего дня. Слышно, как в кабинете руководителя мастерской бьют часы. Вероника заметалась, хватаясь то за сумку, то за свою непричесанную голову.

В е р о н и к а. Мамочка!

Э л л а. Вот видишь, видишь… Давай скорей сюда…

Они скрываются в кабинете. И тогда, словно под музыку циркового марша, в мастерскую входят архитекторы: Л у н ц,  Г у р ь е в а  и  С н е т к о в. Внешний облик каждого можно охарактеризовать в нескольких словах.

Савелий Лунц — представительный мужчина лет пятидесяти, брюнет, с большой черной бородой. Леонид Снетков — подвижный, щуплый, одет в кожаную куртку на «молниях». Ему лет тридцать пять. Что касается Аделаиды Гурьевой, то это дама в летах, претендующая на особые заслуги и изысканность в обращении.

В руках у вошедших футляры с музыкальными инструментами. У Лунца — контрабас. У Снеткова и Гурьевой — скрипки. Положив инструменты на столы, троица никуда уже не торопится. Лунц закуривает трубку, Снетков начинает просматривать какую-то книгу, а Гурьева садится в кресло и выкладывает на стол содержимое своей сумочки.

Л у н ц. Целую неделю я слушаю какие-то сплетни: «Кашинцеву оторвало голову», «Кашинцева не нашли». Может кто-нибудь толком объяснить, что там случилось?

Г у р ь е в а. Шеф позвонил, когда я уже была в пальто. Он сказал, что Борис Николаевич вернулся, он здоров и что надо немедленно готовить документацию на камчатский проект.

Л у н ц. Ну а авария? Кашинцев ему сообщил что-нибудь?

Г у р ь е в а. Откуда я знаю. Представляете, как я люблю эти начальственные звонки по утрам. У меня сразу начинается гиперестезия. Бо́льшую половину того, что он говорит, я все равно уже не слышу.