О том, как он тогда шел, Геннадий Андреевич не мог потом вспоминать. Грубые портянки, которыми он неумело обернул ноги, казались ему напильниками.

Наконец Колесник заметил, что он хромает, остановил всех и приказал ему снять сапоги.

Глядя на окровавленные ноги Геннадия Андреевича, он сокрушенно покачал головой и обернулся к партизанам:

– Кому сапоги велики?

– Мне, Антон Мироныч, – отозвался Куликов.

– А ну-ка, обменяйся с товарищем Стремянным да покажи ему, как надо обуваться...

В полдень разведка наконец достигла холма. Цепляясь за деревья, все стали взбираться на крутой подъем. Молодые парни делали это с большей ловкостью, чем их пожилые начальники, но даже Геннадий Андреевич ни разу не сорвался с кручи, цепко хватаясь за стволы деревьев.

На вершине холма они остановились. Даже невооруженным глазом отсюда были видны тяжелые составы поездов с вкрапленными в них желтыми кубиками спрессованного сена на платформах.

Колесник и Геннадий Андреевич по очереди рассматривали составы в бинокль. Да, в странной аккуратности, даже нарядности платформ что-то таилось.

– Зачем им столько сена? – удивленно спросил Колесник. – Его хватит кавалерийскому корпусу на целый год.

– Здесь несомненно кроется какая-то цель, – заметил Геннадий Андреевич.

– Взять бы да и зажечь это сено, вот здорово бы горело! – простодушно сказал Куликов. – Антон Мироныч, давайте подожжем!..

– Ты сначала к нему подойди! – сердито оборвал партизана Колесник.

Действительно, если бы эшелон с сеном вспыхнул, вряд ли можно было бы спасти и соседние эшелоны, груженные минами и снарядами. Для этого хватило бы одной зажженной спички! Но как ее поднести?..

Все напряженно думали. Станция хорошо укреплена – это видно даже при самом беглом осмотре. Ее окружают по крайней мере восемь поставленных в шахматном порядке дотов. Вдоль вагонов ходят часовые, и несомненно много солдат прячется в блиндажах.

К станции ведет единственная дорога. Она круто огибает холм, а затем под прямым углом устремляется к железнодорожному переезду. Дорогу эту могут обстреливать сразу четыре дота, не считая огня из замаскированных пулеметных гнезд.

Взглянув вниз, на подножие холма, Геннадий Андреевич вдруг, пораженный, воскликнул:

– Смотрите!..

Все посмотрели в направлении его протянутой руки. Из-за холма на дорогу вышла тощая белая корова с провалившимися боками. Сначала казалось, что она идет одна. Но затем партизаны увидели двух крестьянских пареньков с хворостинами. Они медленно брели за коровой, о чем-то между собой разговаривая.

– Интересно, – удивился Геннадий Андреевич, – куда они ее гонят?

– Как видно, на станцию, – сказал Колесник.

– На станцию?.. А что им там делать?..

Ему никто не ответил. Действительно, зачем двум паренькам гнать свою корову туда, где ее наверняка отберут, а если их самих отпустят живыми, то это будет чудом?

– Они идут довольно уверенно, – заметил Геннадий Андреевич, – словно ничего не боятся...

– Да, это верно, – согласился Колесник. – Надо бы их задержать.

– А что это нам даст? – спросил Куликов.

– Много! – вдруг горячо сказал Геннадий Андреевич. Его внезапно осенила неожиданная и дерзкая идея: – Ведь корову могут гнать и не они!

– М-да, – проговорил Колесник, раздумывая над предложением, которое ему было не совсем еще понятно. – Ну ладно, – вдруг решил он. – Товарищ Куликов, давай этих парнишек сюда!.. Только осторожнее, не пугай их!..

Куликов и еще один партизан опрометью бросились вниз по склону. Между деревьями замелькали их изодранные ватники.

Вот они достигли дороги и быстро нагнали ребят, которые от страха бросили свои хворостины.

– Опять этот Куликов комедию разыгрывает! – сердито пробасил Колесник. – Ему говорят – не пугать, а он, как зверь на ребят бросается!..

Он нагнулся над обрывом, чтобы получше разглядеть крестьянских парнишек, которые торопливо взбирались наверх впереди партизан. Было им лет по тринадцать-четырнадцать. Одетые в лохмотья, они чем-то неуловимо походили друг на друга, – может быть, их равняло общее несчастье, которое уничтожило их детство.

Довольные тем, что они успешно выполнили приказ, молодые партизаны привели мальчиков на полянку.

– Вот они, орлы, Антон Мироныч, – сказал Куликов. – А это их документы!..

– Документы? – удивился Колесник. – Давай-ка их сюда!..

– Как тебя зовут, мальчик? – обратился Геннадий Андреевич к тому, что стоял поближе.

Это был высокий, худощавый паренек с тем сосредоточенно-пытливым выражением светлых глаз, которое выдавало в нем природную сметку.

– Сема, – ответил он и при этом как-то покровительственно взглянул на другого мальчика, поменьше ростом, черноволосого, с темными глазами, на которых еще не высохли слезы.

– А куда же вы шли, Сема? – вступил в разговор Колесник. – Ты не бойся, мы тебе ничего не сделаем...

– Я знаю, что вы нам ничего не сделаете, – ответил Сема, – только корову отберете.

– А почему мы ее отберем?

– Вы партизаны... Вам есть нечего!..

– Вот ты и ошибся, – засмеялся Колесник. – Хочешь, я тебя салом угощу?

Он вынул из одного кармана кусок сала, весь в желтых табачных крошках, из другого – толстый ломоть хлеба, разрезал все это ножом, который протянул ему Куликов, на две равные части и протянул ребятам:

– Ешьте! У партизан добра много!..

Ребята смутились. Первым протянул руку Сема, а за ним и меньший.

– Вы что – братья? – спросил Геннадий Андреевич.

– Нет, они не братья, – Колесник тряхнул двумя бумажками. – Интересное дело получается, товарищи. Посмотрите-ка, что здесь написано!..

Он протянул Стремянному бумажки, изрядно потрепанные. Видно, они уже побывали во многих руках.

Геннадий Андреевич взял документы и несколько раз перечитал каждый. Один из них – накладная, подписанная старостой деревни Стрижевцы. В накладной значилось: «Одна корова, отпущенная на убой для нужд коменданта станции Синельничи»; другой – пропуск с печатью немецкой комендатуры; чьим-то корявым почерком в него были вписаны имена и фамилии обоих пареньков – Семена Бушуева и Василия Ломакина.

Смелый замысел, который возник у Геннадия Андреевича, как только он увидел на дороге корову и обоих маленьких пастухов, теперь приобрел реальные очертания.

Он отозвал Колесника в сторону, за кусты, так, чтобы никто не слышал, и рассказал, как думает осуществить операцию.

– Вот что, – выслушав его, предложил Колесник, – давайте-ка еще раз допросим ребят. Выясним, знают ли они, куда идут, и есть ли у них знакомые на станции.

Они вернулись на полянку, сдерживая охватившее их волнение. Ребята еще расправлялись с салом, а молодые партизаны, посмеиваясь, смотрели вниз, на дорогу.

– Что смеетесь? – спросил Колесник и вдруг заметил, что их всего двое. – А где Куликов?

Партизаны громко засмеялись.

– Он там за коровой гоняется! – сказал один из них. – Она норовит его на рога поддеть!

Колесник рассердился:

– Чем пустосмешничать, пошли бы лучше помогли.

– Он и сам справится!

Колесник подошел к пастушкам, которые смотрели на него без всякой боязни. Только у Семы как-то посерьезнели глаза.

– Если корову берете, дядя, – сказал он, – то дайте расписку, а то наш староста задерет он нас до смерти.

Колесник улыбнулся:

– Расписку вы, ребята, получите. Да не только расписку, мы вашему старосте даже письмо напишем. Как его фамилия?

– Гордеев. А мы его зовем Костыль.

– Почему так?

– Он колченогий. На левую ногу хромает.

– Придет время, мы ему и другую перебьем. А чья это корова?

– Колхозная!

– Куда вы ее ведете, знаете?

– На станцию.

– А зачем?

– Солдат кормить! – вдруг тоненько сказал Вася.

И все рассмеялись, так неожиданно прозвучал его голос.

– А им что, есть нечего? – спросил Колесник.

– Не знаем, – сказал Сема. – Костылю какой-то офицер приказал.