...Вызвали "скорую". Любовников уложили на носилки, прикрыли простыней. В больнице им, конечно, помогли. Карьера Юрия Николаевича в Актюбинске была закончена.

В автомобиль "Волга" посадили другого собкора, ему же достались и шикарная квартира и аквариум с кабинетом.

После такого жуткого скандала жена бросила Юрия Николаевича. Хорошо ещё, что у них не было детей. Но партия не жена, и она не отказалась от своего члена, который оступился, правда, поскользнулся, но не продал ни Родину, ни Советскую власть. Остался, так сказать, верен коммунистическим идеалам.

Юрий Николаевич женился на Аллочке и уехал с ней собкором "Правды" на Индигирку. Там снова у него появились все удобства, и пострадал блудодей чисто географически. Да и вместо "Волги" - оленья упряжка. Вместо кондиционера - дополнительная импортная печка со склада местного обкома.

А Аллочка приезжала как-то в Актюбинск. Стильно одета. При деньгах. Встретилась со своей закадычной подругой Нинкой Васильевой. Даже сводила её отобедать в элитное кафе "Шалкыма", где, видимо, и посейчас, владельцем, вечно бедный миллионер, Юрик Шипикин. Там, за чашечкой чёрной икры и поделилась Аллочка с Нинкой секретами своего женского счастья.

Раньше, в Актюбинске, она гуляла с Мариком Зельднером. Марик уезжал в Израиль, но записать в паспорте, что он с Аллочкой вместе спит, и, главное - собирается спать и дальше – не хотел категорически. Случайно на тернистом девическом Аллочкином пути попался Юрий Николаевич. Подвёз как-то, на свою голову, к дому на чёрной "Волге". Вёл себя сдержанно, но от намётанного глаза Аллочки не ускользнуло, что её смуглые ножки (не очень, впрочем, тщательно скрытые разлетающейся короткой юбчонкой) заметно нарушили внутреннее равновесие, спокойствие солидного товарища в галстуке и при костюме. Срывался всё его взгляд к ней туда, на заднее сиденье, под юбку, пока оборачивался товарищ, да разговаривал с Аллочкой о всяких серьёзных, никому не нужных, вещах.

А Марик, в своём КБ, на заводе "Актюбрентген", изобрёл удивительный клей. Абсолютно безвредный для человеческого организма, схватывается намертво с живой тканью при соединении со спермой. Действие проходит, если принять специальную таблетку. Марик назвал свой клей "Узы Гименея". Но в Союзе ему на такой срам никто патента не выдал. Сказали, что негде его применять в народном хозяйстве.

Марик уехал в Израиль, патент получил там. Купил виллу, женился на девушке по имени Рахиль. Перед отъездом в Израиль, тюбик своего клея, вместе с таблетками, он подарил Аллочке.

***

Я знаю, что пару недель спустя, после встречи с Аллочкой, Нинка Васильева вышла замуж. Говорит - по любви. Кто бы её уже такую полюбил: старую, рыжую, со скверным характером. Наверняка тут не обошлось без помощи давней её подруги Аллы, которая замуж вышла уже в пятый раз. И опять удачно.

Посвящается Джулии

ПРИНЦЕССА, ДОЧЬ КОРОЛЯ

История эта кошмарная, и, не приведи Господи, кому из вас такое пережить. У меня и сейчас в руке дрожит перо...

А вышло всё оттого, что вздумал я, старый пень и дурак, в 35 лет жениться. Говорят, что рожать в этом возрасте уже будто бы трудновато, а вот жениться - в самый раз. Созрел, мол, нагулялся. Остепенился. Не знаю. Если в жизни всего наделался, то, скорее, помирать пора, а не жениться.

Красавица моя временно проживала в Москве и училась на журналистку. А я готовился получить диплом культурного человека в специальном институте, где пять лет учат играть на балалайке, а первые три года - читать и писать. Институт, само собой, тоже находился в Москве, общежитие наше поставили на ремонт, а меня, за хорошую учёбу, поселили в ДАСе - общежитии Московского университета. Первую неделю я ходил овцой по ихнему общежитию и пялил глаза на росписи, выполненные пещерным человеком, на курящих девочек и чёрных негров, которые рассаживались вокруг кадки с пальмой и чем-то напоминали Африку.

Я чуть было не окунулся во всю интересную атмосферу дискуссий и жарких прений, каковые разводили здесь люди исключительного мозгового размаха. Но тут эта женщина злополучная попалась. Вроде, как шлагбаумом, она отсекла мне путь к живому общению с талантливой молодёжью ДАСа.

Да, да, она была красавицей. Иначе я не пролил бы суп на её ночную рубашку. В той самой, знаменитой "дасовской" столовой, тихонько я двигал свой поднос к кассе и случайно оглянулся. Ну и негритянка... Ну и негритяночка! 35 лет жил, не знал, что такие негры на свете бывают. По телевизору их, что ли, выборочно всегда показывали? Да и здесь, в ДАСе, сплошь синие, губастые, с плоскими лбами - страшно смотреть. А тут - вполне европейская будто бы женщина, только губы сочно-красивые, чувственные, каких в Европе не делают, да кожа... Что кожа - у нас в Актюбинске, в Мугоджарском районе, и почерней девочку можно отыскать.

Наверное, я, как все мужчины, сволочь, потому что хочется рассказать и про стройность её, и про большие глаза голубые, и про волосы, что длинные, вьющиеся, до самого пояса. Ну, что она, скотина какая, что я о ней всё - с ног до головы, как о лошади. Ещё бы про зубы похвалился. Да, и зубки у неё были, хотя и несколько крупноваты, но хороши поразительно.

И вот на эту улыбку я натолкнулся со своим подносом, ожёгся об эти глаза. И был бы я последний чурбан невоспитанный, если бы не уронил весь обед, не облил ей супом ночную рубашку, и - не опрокинул себе на голову стакан сметаны потом, когда увидел, каких дел натворил, и как трудно будет теперь всё исправить.

Джулия (она - Джулия!)рассмеялась так, что миллион жующего в зале народу вздрогнул. Ей, конечно, было жаль заграничного своего платья, которое я, деревня, принял за ночную рубашку. Жаль, потому что от нашего советского супа "харчи" бессильны пятновыводители, нужны ножницы, но вид меня в сметане, по-видимому, с запасом покрыл издержки несчастного случая. Сразу стало видно, что я - человек необычайно острого ума, но, что более важно (как сказала мне потом сама Джулия), что я влюблён в неё без памяти.

Вечером я пошёл к Джулии извиняться. В голове был сумбур, как будто часть супа попала ещё и туда. Как зайду? Что скажу?

Дверь. Звонок. Джулия. Мы разговариваем. Джулия не сердится, совсем не сердится и много смеётся. Русский она знает плохо. Знает английский, французский, итальянский, несколько каких-то своих. Я со словарём знаю все языки. Но жадно вслушиваюсь в обрывки русских слов. В Африке есть маленькое государство Калликсо и Джулия - обыкновенная принцесса, дочь короля. Их страна отказалась культивировать у себя язвы капитализма. Сейчас Калликсо очень нужны свои адвокаты, журналисты, философы. Лучших своих людей правительство посылает на учёбу к нам, в Советский Союз. Я смотрю на Джулию восторженными глазами: она - лучшая. Она - самая лучшая. Прихожу к ней пять, десять раз - пропадаю. Что у них ещё за порядки - ходить почти нагишом. Ну, этот её "нагиш", правда, не совсем "нагиш". Карден бы заплакал, а то и вовсе слёг. Древний художник росчерком в несколько линий сделал ей наряд: так одевали богинь. Я хотел посмотреть, как их раздевают. Я взрослый человек, мне скоро сорок. Вечер. Мягкий розовый свет в комнатке Джулии. Мы одни. Я протянул руку, и тут послышалось тихое противное шипение. Бог с ней, с любознательностью. - Что это у тебя шипит. Джулия? Чайник, что ли? И тут, рядом с девушкой, появляется голова кобры... Так, ничего особенного: сплюснутая голова пружинисто покачивается на изогнутой струне туловища. Ещё этот... язычок, туда - сюда. Я, конечно, сразу за девушку испугался, встать не могу, белый весь. А она смеётся. Это, говорит, Кесси. Кесси живёт вместе с ней в общежитии и, по поручению богов, охраняет Джулию. У них в стране очень серьёзно относятся к браку. До свадьбы возле каждой девушки живёт такая кобра, и ещё не бывало случая, чтобы под венец попала не девственница.